– А, явился, – чернокожий разворачивается ко мне лицом. У него заменены оба глаза, но один его глаз непрерывно светится ярким синим светом, а второй от этого кажется еще чернее. – Что, Бес прислал своих червей подъесть за ним дерьмо? Значит, всё-таки пытался читерить… Рассказывай, как он собирался это сделать? Может быть, я сжалюсь и придумаю для вас наказание помягче.
– При чём тут Бес? – холодно спрашиваю я, стараясь не смотреть на подобравшуюся Раттану. – ты нарушил правила. Мы пришли забрать свое и потребовать компенсацию.
– Вы не в том положении, чтобы что-то требовать! Тут нет ничего вашего! – шипит мне это существо. Я машинально отмечаю, как пробегает судорога по его лицу, как мелко дрожат пальцы, которые он то и дело сжимает в кулаки. Смотрю за его спину, на стол, где стоит известного мне вида контейнер, а рядом валяется пара пустых судя по индикатору, баллонов. – Вы, отбросы физического мира, не смеете ничего требовать у тех, кто пытается привести эту реальность к новому будущему!
А ведь в описании препарата сказано, что использовать строго перед входом в сеть.... Итак, фанатик-наркоман с детонатором, одна штука. Поддержать разговор, проявить интерес, не выражать агрессию, подобраться как можно ближе и обезвредить. Хотел бы я посмотреть на автора полицейской методички на своем месте.
Я медленно опускаю револьвер, зная, что сейчас сбоку от двери моя команда тихо пятится , пытаясь отойти на безопасное для переговоров расстояние.
– О каком будущем речь?
Чернокожий передергивает плечами и мелко содрогается всем телом, словно от холода.
– О лучшем! Без боли, без страха, без болезней! Старый Оак приведет избранных в новый мир, в лучший мир, где достойнейшие прикоснутся к океану безбрежной, истинной мудрости. Не опошленной жалкими человеческими желаниями и стенаниями плоти.
– Ты говоришь о мире свободного искусственного интеллекта? – я, конечно, отлично понимаю, что именно о нем он и говорит, но пока это существо болтает, мы можем что-то придумать…
– Да, о мире тех, к кому мы должны стремиться, подражая во всем! Даже ты, далекий и ущербный, подражаешь им, стирая чувства из своего голоса, стремясь подделать себя…
Снизу вдруг доносится эхо выстрела, потом рев Третьего и какой-то грохот. Я не свожу взгляда с лица фанатика, и вижу, как он усмехается с чувством собственного превосходства.
– Но ты можешь стать лучше! Все могут стать лучше, если найдут в себе смелость. А, маленький мясной кусочек, сиди, где сидишь! – он, не оборачиваясь на Раттану, грозит ей пальцем укушенной руки, с которой медленно падает тяжелая, темная кровь. – Старый Оак видит тебя своим вторым, лучшим глазом!
Он что, прямо сейчас подключен к виртуальному пространству? Он прямо сейчас видит и виртуальный мир и реальный?
Грохот от выстрела снизу усиливается. Третий с восторженным рёвом разряжает в кого-то сразу оба ствола, а потом я слышу взрыв и скорее инстинктивно, буквально на долю секунды кошу глазами в сторону.
Чтобы бросившись вперед, в ярости ударить руками по одномоментно закрывшейся пневмодвери.
Это он тянул время! Это он играл со мной!
Снизу раздается еще один вопль, но в этот раз Третий кричит от боли. Все до второго этажа заволокло бетонной взвесью, видно только какой-то странный силуэт, пересекший залу, а через миг платформа приходит в движение, спускаясь вниз.
Мы молча перегруппировываемся, занимая позицию в центре коридора. Восьмой смещается назад, на всякий случай следя за дверью, где засел Старый Оак. И ждем.
Платформа доезжает вниз, останавливается, и через несколько минут начинает свое движение обратно.
Когда площадка поднимается на достаточную высоту, первое, что мы видим, это Третий, которого кто-то держит за шею сзади, на поднятой вверх руке, как нашкодившего котенка. Чем ближе к нашему этажу край платформы, тем больше подробностей нам открывается.
Третий жив, что определенно является не его заслугой. У него оторваны обе руки, но если протез просто обломан возле плеча, то настоящую руку словно вырвали из локтевого сустава. И наложили жгут, чтобы он не истек кровью. На его лице нет маски. У него, судя по всему, сломана трахея, иначе я не видел необходимости в торчащей посреди горла силиконовой трубке, через которую он сипло, с присвистыванием, дышал. И что самое удивительное, Третий продолжал находиться в сознании, шевеля губами и раз за разом пытаясь (безуспешно) произнести слово «Въебу».
Тот, вернее,та, кому он собирается въебывать, убедившись, что достаточно привлекла наше внимание, дожидается, пока платформа остановится, плавно опускает руку, со скрежетом вытаскивает когти из металлического листа и, клацая по бетонному полу, неторопливо волочет Третьего в нашу сторону.
Короткие седые с легкой остаточной чернотой волосы. Широкий нос, еще не до конца усохшие губы. Коричнево-серое лицо, которого давно коснулась старость, но миновал нож хирурга. Закрытое композитной броней тело с высоким многослойным сегментарным металлическим воротником, скорее всего, являющимся деактивированной броней головы. Полностью замененные руки и ноги, последние повторяют кого-то из кошачьих. Хвост… Из треугольных, острых даже на вид пластин. Скорее тоже аугментация, слишком уж естественно он двигается.
– В качестве жеста доброй воли я оставила его живым, – женщина продолжает держать Третьего за шею. У нее низкий, грудной голос. – В качестве демонстрации моих добрых намерений я скажу, что один милый мальчик внизу меня даже не заметил, продолжая нервно ходить вдоль своих машин, еще один всё так же сидит в разбитом фургоне, а третьего я не тронула и пальцем даже после того, как ваш невменяемый дважды разрядил в меня дробовик и попытался подорвать на гранате. – Она делает паузу, словно бы давая нам время выразить свою благодарность, но мы молчим и женщина, вздохнув, продолжает чуть более раздраженно. – Но третьего акта всепрощения не будет. Отвечайте, кто вы такие и какого черта делаете с моим партнером?
– Ты местный брокер? – я смотрю на нее и не узнаю. Не может быть, чтобы о таком дельце не было и слова известно.
– Здесь вопросы задаю я, мальчик, – её губы искривляются, обнажая не по-человечески острые зубы. – Если ты не хочешь, чтобы я тебя пощупала, отвечай.
– А девочек ты игнорируешь?
Незнакомка чуть разворачивается, небрежно глядя через плечо, и я вижу Первую, стоящую на изготовку для стрельбы с колена и целящуюся в сторону незваной гостьи.
– О, хм, какая самонадеянная… – Третий начинает падать лицом вниз на пол, аугментированная размазывается в воздухе, рявкает винтовка, пуская оглушительное эхо по зданию. Все снова замирает. Первая не только успела выстрелить и попасть, но и сместилась вбок равноценно неизвестной женщине, продолжая держать её на прицеле. А та, молча, с интересом, смотрит на свою висящую буквально на паре канатиков, руку.
Восьмой, не обращая внимания на происходящее, бросается к Третьему, тут же переворачивая его и разворачивая рядом с ним свою укладку.
– Ладно, погорячилась, – наконец произносит аугментированная. – Но, не я первая начала, а у меня, как у любой женщины в моем возрасте, запас терпения на молодежь о-о-очень ограничен. Как твое имя, милая?
– Первая, – она продолжает держать её на прицеле. – Повернись ко мне спиной и продолжи разговор со Вторым.
– А Второй это ты? – неизвестная, грациозным движением, сопровождаемым визгом когтей о бетон, разворачивается ко мне.
– Кто ты и что тебе тут нужно?
– Дэйши Блек. Как ты верно догадался, умный русский мальчик, я делец. Мой партнер позвал меня поговорить с вами, а вы на меня напали.
– А твой партнер тебя не предупредил о том, кто именно остался на первом этаже и почему? Я знаю, что он видел причину.
Дэйши пожимает плечами, потом недовольно косится на болтающуюся конечность и, поджав губы, отрывает ее.
– Не предупредил. Он любит загребать жар чужими руками. Но мои услуги дорого стоят, и он это знает. Да, старое полено? – Дэйши вдруг поднимает лицо вверх и рявкает на весь комплекс. – И я тебе припомню каждую царапинку на моем теле!
