Позавчера Сивуха зарядил Файдзу в лоб вместо приветствия, потому что, как выяснилось, Дробина только на следующий день после ухода Файдза смог объяснить окончательно протрезвевшему товарищу, что их фронтмен из группы-то ушел вообще. Навсегда. Эти объяснения наложились на то, что Сивуха после этого целый день смотрел в новостях, как красиво Файдз падает на того уёбка из клуба. Злость и обида на старого друга, так некрасиво поступившего со своими корешами, копилась, и в итоге к вечеру, увидев заваливающегося в гараж как ни в чем не бывало Файдза, соло-гитарист встретил его мощным ударом кулака.

Ошибка была осознана только тогда, когда Сивуха вместо ругани услышал сначала полный тоски стон «Пи-и-во-о!», а следом звук взрывающихся от удара об пол банок, пластиковую сетку с которыми Файдз выпустил из рук. В нос ударил густой, сладковато-горький запах безвозвратно уничтоженного напитка богов, и драться как-то расхотелось.

После короткого, но ёмкого диалога, было решено объявить перемирие и отправиться за новой партией, тем более, что Дробина задерживался на работе, и к его приходу они бы как раз успели всё убрать.

В магазине, из которого Файдз только что унес двенадцать банок темного, их встретили как родных, даже дали скидку, особенно когда два музыканта, подумав, решили взять еще и две бутылки виски. Скидка расширила финансовые возможности товарищей, и обратно пришлось ехать на такси – в руках унести все покупки было уже просто невозможно.

Они успели не только вернуться в гараж до прихода Дробины, но и устранить все следы пивопадения, а еще – послать на хуй какого-то плюгавого мужичка в деловом костюме, сжимавшего в руках толстую папку и искавшего «мистера Джастина Дейвиса-младшего».

Явившийся почти к полуночи Дробина вполуха слушая, что его кто-то там искал, выпил подряд две банки, махнул рукой и отрубился на том самом диване, где сейчас лежал Файдз. Посмотрев на спящего, два товарища перевели взгляд на внушительную батарею пакетов с алкоголем, вздохнули, вытащили из шкафа видавшие всякое матрасы и, кинув их на пол, тоже завалились.

Зато утром очнувшийся раньше всех Дробина взял организацию их попойки в свои руки, и просыпался Файдз от запаха еды и под звуки их первого альбома, рвущиеся из динамиков. И понеслась…

Файдз рассказывал им все, кроме, пожалуй, своих личных мыслей касательно Беса, потому как сам с ними не до конца разобрался. Но и смену хозяина у «Санто-Доминго» и спасение жопы владельца «Экзидиса» – всё это рокер живописал в таких красках, что аж у самого дух захватывало. Мужики слушали, восхищались и завидовали.

– Вот это приключение, вот это я понимаю – отдохнул!

– Ваще-то я работал, – поправил Дробину Файдз и едва успел уклониться от просвистевшей рядом смятой банки из-под пива.

– Это я вчера работал, а ты, сука, отдыхал, – наставительно покачав пальцем у него перед лицом, припечатал музыкант.

– Ты тока это, чё нас не звал? – Сивуха, привалившись спиной к столу и положив на ноги неподключенную гитару, с какой-то дикой скоростью перебирал по грифу пальцами, то ли вспоминая, то ли импровизируя, и через шланг от капельницы, второй конец которой был опущен в галлонного объёма кастрюлю, всасывал «котельщика» [1].

– Да мужики, ну оно вот… Ну первый клуб, он такой, был. Типа пристрелочное задание, ну вы понимаете. Ты вообще в говно был, когда я уходил, ну и не то чтобы планировалась там перестрелка.

– Да-а. Именно поэтому ты взял туда здоровенного мекса с железной рукой и шестиствольным пулеметом. Потому что не планировал перестрелку, ага-ага.

– Да оно само, честное слово! Мария там был нужен для морального устрашения, я когда рядом с ним стою – сам устрашаюсь, а Попадос должен был вообще от одного его вида обгадиться… Эх, да че уж. Ну, постреляли и постреляли. Но в «Экзидисе» вот вообще ничего не предвещало, клянусь, это все коп, – Файдз развел руками, Дробина тут же сунул ему в одну открытую банку пива, которую рокер приложил к все еще побаливающей шишке на лбу.

– Ладно, – вскрыв себе банку, бас-гитарист принялся смешивать в кружке пиво с виски, наплевав на все законы коктейльного дела и соединяя их в соотношении один к одному. – Но, в следующий раз нас зови! Мы двадцать один год назад, вот в этом самом гараже друг другу слово дали, что если помирать, так с музыкой и вместе! На первый раз мы тебя прощаем, но чтоб больше никогда, понял?

– Да понял я, понял, – махнул рукой Файдз. – Ток черт знает, когда там этот следующий раз будет. Грека спасли, бабла получили, детектив там че-то делает свое, ему, наверное, начальство жопу так навазелинило, что он…

Коммуникатор разразился противным верещанием, пробивающимся даже через забористые риффы их третьего – лучшего! – альбома, что играл по кругу последние четыре часа.

Файдз, сгребя адское устройство в ладонь, прищурился, в уютном гаражном полумраке фокусируясь на ярком пятне, и, удивленно хмыкнув, наконец принял вызов, заодно рукой показав, чтоб Сивуха сделал музыку потише.

– А-а-ал-ле?

– Готов пострелять в людей за пару баллонов экспериментальной наркоты?

Файдз на миг убрал коммуникатор от уха, еще раз на всякий случай глянув в экран. Это точно был детектив. Это точно был его голос, хоть и звучал заёбанным, в плохом смысле слова, до смерти. Но вот его вопрос…

« Да не, он наверняка просто сократил информацию до необходимого минимума. Лимит на буковки, любовь к циферкам, мать его…»

– Файдз? – привлек его внимание коммуникатор, и музыкант поспешно приложил его к уху, глядя на две пылающие энтузиазмом морды напротив.

– Конечно, да, но… Юр’ис, а ты точно коп?

Из коммуникатора раздался хохот Лары, почти заглушивший тяжелый вздох детектива.

– Точно. Никаких предварительных данных нет. Завтра с шести утра будь готов в любое время сорваться и поехать туда, куда я скажу. Всё свое бери с собой, на месте разберемся, что пригодится.

– А я мужиков своих возьму, нормально? – Сивуха и Дробина синхронно закивали головами, показывая большие пальцы рук. Юрис по ту сторону связи затих на долю секунды, потом коротко ответил – «Нормально» – и отключился.

– ЕЕЕЕ! Как в старые добрые времена! – Сивуха потряс гитарой в воздухе, и агрессивно всосал в себя еще порцию.

– А что это за чарующая голосом барышня там хихикала? – Дробина, расставшийся около недели назад со своей последней пассией, заинтересованно покосился на коммуникатор, что их фронтмен все еще сжимал в руках. Файдз, хмыкнув, бросил его на диван рядом с собой.

– Это Лара. Глазищи – во! Фигура – во! Жопа… Братан, её жопа это ну просто шедевр матушки-природы! И сбалансировала матушка-природа весь этот шедевр просто отвратительнейшим характером, – закончив экспрессивно жестикулировать, расплескивая пиво из банки, Файдз присосался к краю емкости, опорожняя её в два глотка сразу на половину.

– Пджи, – Сивуха отодвинул гитару, пожевывая край силиконовой трубки. – Лра, эт та, ктрая снайпрша? Ктрая во-о-о-от, – он подхватил в воздухе выпавший изо рта шланг и сунул его обратно, – чрез ткусечную щель двух угндошила? За скунду. Да?

– Да. А Раттана, это вот такусечная мелочь, – полулежащий Файдз вытянул руку на уровне своего плеча. – Вряд ли она завтра там будет, но вы их не перепутаете. Она дитё такое, с розовыми патлами и шилом в жопе больше, чем она сама.

– Жпа?

– Шило! Ты чем слушаешь, ёба, – Дробина легонько подопнул под коленку Сивуху, и тот недовольно замычал. – Так, раз у нас завтра дело, то надо часа через четыре завязывать с бухлом. Чтоб в пять утра уже собраться и быть готовыми в шесть стартовать.

– Он сказал, что с шести, – напомнил Файдз, но басист махнул рукой.

– Один черт нам после попойки будет херово, так что пока соберемся, пока похмелимся… У меня где-то пара баллончиков антипохмела валялась.