– Попробуешь, Гена?

Он дружелюбно тянет руку в сторону хозяина. Генка, однако, упрямо набычившись, мотает головой: «Не курю… и не буду».

Грива весело реагирует:

– Молоток, Бобер! Нам больше достанется.

Музыканты курят по очереди, игнорируя Иветту… Девушка жалобно хнычет: «Моя же очередь». Ударник что-то негромко говорит ей на ухо. Девушка, чуть поколебавшись, кивает и сразу получает Мефистофеля. После нескольких затяжек, она подсаживается к Генке.

– Ну, что пристали к Бобрику… Он такой хороший… не понимает пока кайфа… я тебя научу, малыш. Сначала я… теперь ты… немножко, не бойся, чуть-чуть… вот так… снова я… теперь ты… Тебе приятно? Отдыхай.

Она кладет голову разомлевшего Генки себе на грудь, поглаживает его волосы свободной рукой.

– Сейчас у тебя закружится голова… Сладкое такое головокружение.

Грива подходит к парочке, забирает трубку, возвращается к столу. Троица курит по кругу… Иветта что-то шепчет на ухо Генке, гладит его рукой по щеке, потом жадно целует в губы.

– Ох и вмазал бы я Бобру сейчас, – мечтательно басит Пробкин.

– По разочку надо. Для профилактики, – поддержал Дятел.

– Охренели оба. Зима на носу. Где нас еще примут? На Бобра молиться надо, пылинки сдувать, – гасит их агрессивность Жуков.

Грива меняет тон и начинает комментировать поведение Иветты.

– Глянь, Санек! Она его скоро всего оближет. Да и Бобер уже в полной боевой, Козочка. Проверь, выросла морковка? Вино! Травка! Женщина! У Бобра сегодня полный кайф, сексуальная революция!

Генка услышал, отстраняет Иветту, с трудом поднимается, подходит к столу.

– Жуков… Серега!.. Ты скажи… ты мне скажи… тебе я верю. Что вы тут курите? Какой-то странный запах, и в голове туман, цветной такой      туман…

– Завтра, Гена. Завтра поговорим, – серьезно отвечает Жуков.

– Мы уйдем через десять минут, Бобер. Засекай, – произносит Дятел

Генка громко протестует и достает телефон.

– Не успеешь, Бобер, – зловеще предупреждает Дятел.

– Пока биографию расскажешь… мы зе ис тепя котлету сделаем, – поясничает Грива.

Ситуация выходит из-под контроля. В последний момент Жуков опять щелкнул руководящим бичом.

– Харе! Застыли!.. Уходим. Сразу. Спасибо за гостеприимство, Гена. Все на выход. Грива!.. Дятел!.. Ветка, покажи пример.

Иветта хватает куртку, выскакивает на площадку. Гномы молча выходят следом. Жуков подошел к Генке, положил руку на плечо.

– Не переживай, Гена. Завтра в шестнадцать репетиция. Без опозданий.

Спортивной, пружинистой походкой он идет к выходу. Надевая замшевую куртку с множеством карманов, молний, кнопок, слышит громкий оклик:

– Жуков!

– Да, Гена, – мягко отозвался маэстро.

– Скажи мне, Иветта… Давно она курит… это?

– С прошлого года, – охотно пояснил главный гном. – Как видишь, цветущая крошка… Не робей, Гена… Ты мечтаешь об Иветте? Могу прислать девочку.

– Почему ты распоряжаешься? У тебя с ней уже было?

– Не только у меня. В этом Грива прав: ее на всех хватает.

– Врешь! – снова взвился Генка. – Она хорошая, а вы все дерьмо.

Жуков несколько раз сжал пальцы в кулак.

– Кому грубишь, детка… Ладно. Сегодня прощаю… Отдыхай. Проветри, как следует. И молчок. Маму волновать не надо. Ты понял?

Вместо ответа Генка вдруг заплакал. Дрожащим голосом он с трудом произнес: «Про Иветту… я все равно… не поверю».

Жуков засмеялся и вышел. Генка добрался до дивана, улегся, не раздеваясь, и почти сразу заснул тяжелым, глубоким сном.

На следующий день, уйдя без разрешения маэстро с репетиции, Иветта отправилась, куда глаза глядят. Внутри у нее все клокотало, внешний мир она почти не замечала. Дорогу девушка переходила, вовсе не заботясь о подходящем сигнале светофора. К счастью, машин в этот час в их тихом районе бегало мало.

Ноги сами собой привели солистку к дому Генки. Иветта вошла в подъезд, быстро поднялась пешком на четвертый этаж. Вот и знакомая, обитая дешевеньким дерматином дверь. Она протянула руку к звонку, но… чуткий слух уловил голоса. Генкин звучал односложно. В основном звучали монологи матери. Иветта медленно сошла по лестнице вниз. Села в скверике напротив дома, глядя на дверь подъезда. В лицо Полину Викторовну девушка не видела ни разу, но почему-то сразу узнала мать Генки… Крепкие, далеко не новые туфли на толстом каблуке, поношенное пальто, смешной берет, модный лет двадцать назад… Проводив женщину взглядом, Иветта вновь поднялась к той же двери и, не колеблясь, нажала кнопку. Раз, другой… за дверью стояла полная тишина.

– Гена… Бобрик… не бойся, я одна… Гена! Я знаю, что ты дома…

Иветта быстро впорхнула в открывшуюся дверь и обняла хозяина. Генка стоял неподвижно, не отвечая на объятья, но и не отталкивая девушку.

– Прости меня, Геночка, – прошептала, наконец, Иветта. – Ты меня не ждал?

– Нет, – честно ответил Генка.

– Меня совсем совесть замучила. Никак не ожидала, что так получится.

– Ладно, переживем, – окреп голос молодого гнома.

– Ночь почти не спала, весь день хожу не в своей тарелке, – продолжала исповедоваться Иветта. – С репетиции сбежала… Нагорело тебе от мамы, да?

– Проснулся на третьем уроке, – почти весело сообщил хозяин. – Мать, понятное дело, высказалась.

– Ты хоть помнишь вчерашнее?

– Смутно, – сознался Генка.

– Идем, посиди со мной… ну их всех к черту… давай забудем обо всем… ты такой замечательный, Бобрик…

Девушка ведет робкого хозяина в комнату к дивану, гладит свободной рукой по щеке, ждет поцелуй… Но из уст окаменевшего паренька вылетает стопудовый вопрос:

– Ты правда – целый год куришь травку?

Иветта замерла на миг, отодвинулась немного, вздохнула:

– Если бы только курила… Не рада теперь, Бобрик, да никуда не денешься. Я на игле давно. Смотри…

Девушка быстро снимает через голову плотную водолазку, вытягивает вперед левую руку ладонью вверх, и Генка с ужасом видит множество разноцветных синяков-кровоподтеков от кисти до локтя.

– Знаешь, какая это отрава, волю парализует начисто… не поддавайся, Гена. Никаких трубок, никаких колес, а уколы вообще не вздумай! Привыкнуть проще «чижика-пыжика». Ты мне обещаешь?

– Я уже себе обещал. И тебе обещаю, – серьезно ответил Генка.

– Ну и чудненько. Молодчина, Бобрик… Мне бы еще за себя взяться. Как думаешь, смогу?

– Обязательно сможешь, Иветта.

– Спасибо, конечно. Почем ты так уверен?

– Потому что люблю тебя! – спонтанно вылетело у Генки. – Уже два года.

Иветта посмотрела на дебютанта «Гномов» каким-то новым, испытующим, серьезным взглядом.

– Даже так, Гена. Два года это срок… Я попытаюсь. С чего вот только начать?..

– Я тебе пообещал. А ты пообещай мне.

Иветта надела водолазку.

– Хорошо, Гена, я попробую. Может быть ты, правда, мое спасение. Ты мне тоже нравишься, хотя еще совсем еще мальчишка.

– Не совсем. Я все лето работал – курьером, почту разносил, продукты доставлял.

– Какой молодец!.. Я же обещала тебе настоящий поцелуй…

Они встали с дивана, обнялись. И поцелуев, нежных и страстных – первых в жизни юного гитариста – состоялось немало.

Когда они прощались в прихожей, Генка, глядя на упакованную в брюки и куртку красивую девушку, с трудом верил в произошедшее. Может, ничего и не было?

Иветта аккуратно прикоснулась губами к его губам:

– Когда теперь мама дежурит?

– В четверг, кажется… ты придешь? – засиял хозяин.

– Прилечу, Геночка, – улыбнулась девушка, и тут же вздохнула: – Дожить бы только.

Последнюю фразу счастливый гитарист не очень понял, но переспросить не успел: Иветта уже выскользнула за дверь…

Математику в аудитории, где Глеб Рябов сдавал устный экзамен, поступая в Московский университет, принимали две миловидные дамы среднего возраста. Кажется, высокий, белокурый и слегка кудрявый красавчик-забайкалец произвел на женщин впечатление не только знаниями. На билет Глеб ответил достаточно уверенно, а дополнительные вопросы дамы задавали ему на уровне теоремы Пифагора. В итоге с улыбкой поставили пять баллов и пожелали счастливого студенчества. На следующий день Рябов увидел свою фамилию в списке поступивших на экономический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. Новорожденный студент тут же отбил две коротких телеграммы: «Поступил!» – домой в Нерчинск и Пашке в Таллин, куда после «учебки» младший сержант Павел Рябов с месяц назад прибыл с Дальнего Востока для прохождения дальнейшей службы.