Если на тополя стало можно смотреть только летом, то на траву стало можно смотреть только ранней весной. Но как только весенняя трава чуть-чуть отрастала, косильщики УК тут же делали из нее желтую щетку, и выйти ей из состояния желтой щетки больше не позволяли. Таким образом, рядом с 4-м и 5-м подъездом образовалась «ухоженная и презентабельная» (как, видимо, казалось УК) «лужайка». «Лужайка» эта состояла не только из желтой щетины, но еще и из проплешин голой земли и вышеупомянутой крышки люка, и выглядела чудовищно, но зато бытового мусора на ней больше не валялось! УК проблему с мусором успешно решила!

Глеб попытался покосам УК хоть как-то воспрепятствовать, но добился только того, что УК перестала уничтожать мальвы (которые, несмотря на ее усилия, со временем все-таки отросли).

Так что вы видите- Глеб старался делать все, что мог, чтобы МКД хоть как-то украсить, но никто из соседей его усилий продолжал не замечать. О том, чтобы Глебу хоть кто-то из соседей начал помогать- и речи быть не могло.

Но неужели же жители МКД не понимали, что Глеб действовал в их интересах?

Ну некоторые действительно не понимали, а некоторые просто не хотели понимать, потому что им просто нравилось относиться к Глебу плохо. Глебу, как и Герде, отводилась в МКД роль «козла отпущения», и ничего с этим было не поделать! А немалую роль в том, что Глеб попал «в козлы», сыграла одна особенность, которая была присуща только этому МКД, и никакому другому: Глеб считался в МКД жителем «не той категории», и, как человек «не той категории», «ничего путного», по мнению «категорийных» жителей, он сделать не мог!.

Про все эти категории будет подробно рассказано в главе «Приведение массы к общему знаменателю». Здесь же можно заметить, что категория того или иного жителя МКД сильно зависела от его принадлежности к медицине. Поскольку Глеб отношения к медицине не имел, то он, с одной стороны, относился к низшей категории. Но, поскольку мать Глеба была медиком и входила в число приближенных к Марии Жановне (бывшему медику) лиц, то Глеб, с другой стороны, относился не совсем к низшей категории… В общем, точнее, чем то, что «он был не той категории», тут не скажешь!

Как человеку «не той категории» Глебу постоянно ото всех в доме доставалось. Глеб был незлобивым и добродушным человеком, и никогда в таких случаях сдачи не давал. А большинство жителей МКД, как вы поняли, были далеко не незлобивыми, и сами всегда «давали сдачи»,– причем, не только «за дело» но и «без дела»! Даже если «дело» заключалось в том, что человек ничего плохого им не делал, а им только казалось, что он хочет им что-то плохое сделать, то они тут же, без предупреждения, «давали ему сдачи», и все проблемы с этим человеком «решали» «превентивно»!

Глеб же не был таким. Даже впоследствии, когда Марта Карловна объявила на него облаву и начала натравливать на него жителей МКД, – он и тогда никому не стал давать сдачи, а просто начал людей избегать.

«Ох, люди, люди»,– говорила Мария Жановна. Никто из людей даже не задумывался о том, что Глеб, при желании, мог дать бы им такой сдачи, что мало бы им не показалось! Ведь Глеб был крупным мужчиной и даже посмотреть мог так, что душа в пятки уходила,– не говоря о том, что он мог так же и прикрикнуть.…но Глеб считал такое поведение для себя недопустимым, а потому люди бессовестно этим пользовались…

…А я так скажу: нарвались бы эти люди на Семена- узнали бы они, почем фунт лиха! Но обстоятельства сложились так, что на Семена они не нарывались, а потому продолжали думать, что ничего страшного в том, что они обращаются с Глебом таким образом,– нет…

У Глеба оставался только один друг: Мария Жановна, которая по-прежнему его поддерживала и по-прежнему его защищала. Конечно, одной Марии Жановны для того, чтобы изменить отношение к Глебу в доме, было мало (учитывая то, что Глеб был еще и «не той категории»), но, все-таки, кроме Марии Жановны, в доме были и другие люди, которые относились к Глебу дружелюбно, а были даже и такие люди, которые Глеба уважали,– Герда, например…

Мария Жановна до пенсии работала завотделением крайбольницы, и пользовалась в ней большим авторитетом. Многих людей, с которыми она работала, она и сейчас встречала каждый день, потому что они были ее соседями, и продолжала пользоваться у них авторитетом и сейчас. Мария Жановна старалась и дома сохранять тот дух товарищества, который царил у нее на работе, и держала свои двери открытыми для всех. Соседи ходили к ней день и ночь, и она всех их принимала, и со всеми разговаривала, и выслушивала все их жалобы, и гладила их, если они были расстроены (образно говоря), по головкам, и поила их чаем, и угощала их пирожками.

Среди тех людей, которые ходили к Марии Жановне, были люди, которые действительно нуждались в ее поддержке и которым, кроме нее, действительно не к кому было пойти, но были и совершенно другие люди- так называемые энергетические паразиты, которые притворялись больными и несчастными для того, чтобы получить от Марии Жановны свою долю внимания.

Одним из таких «энергетических паразитов» была Жоржетта Алексеевна, и Мария Жановна сама это почти что понимала. Стоило им пообщаться, как у Марии Жановны сразу же что-нибудь случалось: то поднималось давление, то отказывали ноги, то нестерпимо начинала болеть голова…Но такие случаи Мария Жановна приписывала естественным причинам, и с Жоржеттой Алексеевной,– милой интеллигентной женщиной, – старалась их никак не связывать. Ведь Жоржетта Алексеевна была так одинока, и так нуждалась в ее поддержке…

… дело здесь было не только в природной доброте Марии Жановны, но еще и в том….еще и в том… что Мария Жановна немного «подсела» на роль Мать-Терезы… и… и она на нее даже так подсела, что выйти из нее больше не могла. К тому же… к тому же, болезни были Марии Жановне, в каком-то смысле, даже приятны, и приносили ей, в каком-то смысле, немалые… дивиденты…как только Мария Жановна поправлялась после очередной болезни, она садилась на лавочку рядом со своим подъездом, и тогда каждый проходящий мимо,– не только в ее подъезд, но и в другие,– останавливался рядом с ней, и сочувственно спрашивал ее о здоровье, и заботливо интересовался ее делами… каждый… каждый… каждый…

В периоды хорошего самочувствия Мария Жановна тоже часто садилась на лавочку, и возле ее лавочки снова останавливался каждый проходящий, и каждый проходящий рассказывал ей о своих делах, и расспрашивал о ее делах, и Мария Жановна чувствовала таким образом связь со всеми людьми, и ее жизнь становилась насыщенной и интересной…

В каком-то смысле Мария Жановна была духовным центром дома, и она это понимала, и ей это нравилось. Но лучшим качеством Марии Жановны было то, что она понимала: быть духовным центром – это не только собирать похвалы и приятные пожелания от соседей, но еще и активно соседям помогать. Она считала, что несет ответственность за всех тех соседей, кто ей доверяет, и старалась помогать им по мере сил.

У Марии Жановны было двое детей. Они жили отдельно от нее своими семьями. Сын жил в нашем городе и забегал к Марии Жановне почти каждый день, а дочь жила в Москве, и с ней Мария Жановна виделась редко. Муж Марии Жановны был хорошим человеком и хорошим семьянином. Он помогал ей во всех домашних делах.

У Марии Жановны, как почти у всех жителей МКД, была дача, но она на ней не работала: не могла из-за больных ног. Муж вывозил ее иногда на дачу, но больше для того, чтобы развеяться, а не для того, чтобы поработать. Работал на даче муж сам, а Мария Жановна делала то, что нужно было делать по дому: варила, стирала, убирала, и тому подобное.

Благодаря всему этому, у Марии Жановны, несмотря на болезни, все в жизни было хорошо. Но все хорошо было в ее жизни только до того момента, когда в доме воцарилась Марта Карловна. После того многое хорошее потеряло для нее значение, – да и не только для нее, но и для многих других жителей дома. Тем более, что многое хорошее с этого времени из МКД вообще исчезло…