– Всего ночь. Просто врачевал тебя лучший в мире содай. Неужто забыл?

– Ведь-ава… – напряг память Денис. – Да, она. Взапрок ведь врачевала. Какая ж она красовитая! Без одёжи-то… Или мне это приснилось?

– Не приснилось, – немного обиженно сказала Варвара. – Но я тоже тебя лечила.

– Помню, помню… Да, и ты тоже… Тоже шибко красовитая… Лучше, чем была прежде. Встань, покажись.

Варвара поднялась и игриво прошлась перед ним.

– Ишь ты ить! – восхищённо покачал головой Денис. – Другая ты теперь, Толганя! И раньше пригожей была, а ныне сделалась ещё краше. Стать у тебя, что у богини твоей языческей. И кожа стала глаже, нежнее, слюбнее на ощупь. Что ж Ведь-ава с тобой сотворила? Поди, заколдовала? Да, заколдовала! Разве теперь я ровня тебе? Не бросишь меня?

– Крепко тебя вчерась ушибло, раз такое говоришь, – надула губы Варвара. – Не я ли тебя нашла в лесу и спасла?

– С того дня уж год прошёл. Поменялась ты. В птичку можешь обращаться, в одно касание врачуешь… Многому тебя научила Ведь-ава. Что ты ей взамен дала или посулила?

– Пообещала письмецо нижегородским попам передать. Ты ж слышал… – робко ответила Варвара.

– Только ли это? – начал настаивать Денис. – Ой, не только! Сознайся, Толганя!

– Чиста я перед тобой, – стала отнекиваться она. – Чиста, Денясь! Ничего от тебя не утаиваю.

Чтобы побыстрее увести разговор с опасной стремнины, Варвара мечтательно вздохнула.

– Мы кряду в свой дом переселимся, правда ведь?

– Да, последние дни здесь живём, – согласился Денис. – К древоделам надо сходить. Сказать, чтоб двери и окна прорубили. И печник пусть печь кладёт.

– А чем платить будешь? Три месяца ведь серебро не получал! Жалованье твоё где? – поинтересовалась Варвара.

– У Бестужева, у кого ж ещё… Надо Ваське сказать. Пусть ему напомнит… Ах да, Васька! Он же сказал мне к Боборыкину идти, – вспомнил Денис.

– Не нынче же! Не ходи к воеводе без зова. Он сам тебя залучит. Ваське скажет сходить да позвать. Погоди денёк-другой. Побудь со мной.

Она села рядом с ним и начала его ласкать – осторожно, чтобы не разбередить только что зажившие раны.

– Стосковалась я по тебе, – шептала она. – Стосковалась, Денясь!

– И я стосковался. Ведь две недели кряду в кибитке ночевали! Натешиться негде было… а потом ещё эта битва…

– Забудь о ней, Денясь! Неужто нам больше думать не о чем? Дай-ка я на тебя взберусь.

– Осторожненько токмо.

– Ежели и царапну какую рану, то враз и зачиню. Не робей! – прошептала Варвара.

Денис любовался плавностью линий её тела, тонкой талией, мягким наклоном плеч плечами и ядрёной, буйно пляшущей грудью. «Какой же красивой стала моя Толганя! Преобразила её Ведь-ава, будто заново вылепила… но что потребовала взамен? Ведь говорила же Дева вода, что даром ничего не делает», – с беспокойством подумал Денис.

Однако тревога быстро прошла, ведь такого наслаждения, как сейчас, Денис не испытывал никогда. Ни с Варварой, ни с другими женщинами.

– Как же хорошо с тобой было! – восторженно прошептал он. – Будто мёд пил. Ведь-ава и впрямь тебя богиней сделала.

– Брось! – отмахнулась Варвара. – Просто мы давно не тешились друг с другом. Вот тебе и показалось, что я стала другой.

– Нет, Толганя! Что-то Ведь-ава с тобой сотворила.

– Теперь я вновь могу зачать.

– Откуда знаешь? – изумился Денис.

– Она сказала, – решила всё-таки сознаться Варвара. – Ведь-ава взапрок подарила мне новое тело. Старое не годилось: порок в нём был. Потому и не могла я выносить дитя.

– Мне бы так! – вздохнул Денис. – Проснулся, а ран и рубцов нет.

– И не мечтай! – со смехом отрезала жена. – Что дьякам-то показывать будешь? Раны красят служилого человека. Красят и возвышают. Скоро ведь Васька примчит, к Боборыкину позовёт. Чует моё сердце, что не токмо о Новгороде да о деревских болотах тебя рассказать попросят? Награждать будут. Серебра дадут… а у меня ни кокошника нет, ни сороки[4].

– Купим тебе сороку, ежели взапрок меня наградят, – пообещал Денис.

Она хотела что-то сказать в ответ, но промолчала: раздался вкрадчивый стук в дверь.

– Это Васька, – прошептала Варвара. – Вот лёгок на помине!

Супруги спешно оделись, и Денис пошёл встретить гостя.

– Знаешь, зачем я пожаловал? – едва войдя в сени, сказал Поротая Ноздря. – Боборыкин просит тебя быть изутра в съезжей избе. Мы думали отнести тебя, а ты… А ты, я погляжу… – Василий изумлённо покачал головой. – Вчерась встать с земли не мог, а ныне чуть ли не бегаешь. Как это так?

– Супружница вылечила.

– Не было у тебя, стало быть, перелома. Но всё равно повезло тебе с супружницей. Не жена, а кудесница! А я-то ведь тоже раненый. Может, и меня твоя Толганя полечит?

– Добро, – согласилась Варвара.

– Полечит, но не задарма, – сказал Денис. – Наколи, Васька, дров. Помоги баню истопить. Не хочу грязным к воеводе идти.

– Пособлю, – пообещал Поротая Ноздря. – Потом все попаримся вмистях, веником друг друга похлещем.

– Как это вмистях? – удивилась Варвара.

– Так, – засмеялся Василий. – То-то я тебя в бане не видел, Толганя,

На следующее утро Денис, надев купленный в Новгороде кафтан, отправился в съезжую избу.

– Молва о твоих подвигах бежала впереди кибитки! – восторженно засмеялся Боборыкин. – Когда из Новгорода привезли столбец с твоими подвигами, я поначалу не поверил. Однако к бумаге вражьи уши прилагались, золой пересыпанные, да и Михалка подтвердил, что ты зарубил шестерых свеев! Так ведь?

– Беглых свейских ратников, батюшка-воевода, – скромно ответил Денис. – Тягунов. Там не только свеи были, но и чухонцы, и даже русские…

– Ну, и что? Выходит, три татарина ты угомонил при обороне Тонбова. Потом двух ногайцев в мордовской деревне и шестерых свеев под Новгородом. Наконец, в Бельском городке двух степняков. Тринадцать врагов угомонил! Да ещё с моим поручением справился! Не краснеть мне теперь перед княгиней Хованской: все три деревни вы с Михалкой отыскали. Обещал я тебе награду, и вот получай. Мне весной мордва из низовьев Челновой пожаловалась на грабёж и разбой. Мёд там казаки воруют. Начальник твой, Василий Ильин сын, говорит, что тебе ведомы те места.

– Ведомы, – кивнул Денис. – Я там почти что полгода прожил.

– Мы разобрались, кто разграбил борти близ Вирь-ати, – продолжил Роман Фёдорович. – Изловили тех казаков и наказали примерно. Государь велел их нещадно бить батогами, а потом снял шацкие казачьи сторожи к северу от Челновой. Приказал он мне построить там острожек. Ваську пошлю туда начальствовать. Тебя же испомещу Вирь-атей.

– Вирь-атя будет моей? – поразился Денис.

– Да. Следи там за порядком. Смотри, чтоб крестьяне тягло тянули, защищай их от грабителей и от татар. Найди там двух мужиков покрепче, научи их саблей махать и стрелять из пищали. Доспехи поскорее справь и себе, и им. С Васькой связь не теряй: ежели что случится, проси у него подмогу. Живи в своём поместье, но как свистну идти в поход – немедля садись на коня и гони к съезжей избе с двумя ратниками. И вот ещё чего царь требует. Все мужики и бабы в той деревне должны быть крещены. Как можно скорее. Храм воздвигнешь силами крестьян. Попа где-нибудь найди. Справишься? – с усмешкой спросил Боборыкин.

– Справлюсь, батюшка воевода!

– Тогда пиши в Разрядный приказ челобитную о поверстании в сыны боярские[5]. Проси двести четей поместного оклада[6] и десять рублей денежного жалования. Дадут тебе, ясно, меньше… но тут скромничать не надо. За спрос не бьют в нос.

– Благодарю, батюшка-воевода!

– Подожди радоваться. Надел вроде и хороший, но пашни там мало. Лес да болотина! Доход будет крохотным… а спросят с тебя в полном размере. Выкручивайся!

«Доспехи дорого стоят, но я могу их не покупать. Сам ведь ковать умею, да и Валгая подпрягу… а руды болотной в тех краях сколько хошь. Потяну!» – решил Денис.

– Выкручусь, батюшка-воевода! – веско ответил он.