Михаил поплёлся к ближайшей бортевой сосне. Вернулся он на поляну покусанным, зато с сотами в руках.

– Зажиляли всего, – он укоризненно посмотрел на Ведь-аву.

– Ну-ка садись на мураву! – приказала она. – Сейчас помогу твоему горю.

Михаил присел на покров из птичьего горца, поставил Деве воды лицо и руки, и она начала выдёргивать из его кожи пчелиные жала, ловко ухватывая их ногтями… «Баба-то какая красивая! – размышлял он. – И как ловко пальцами орудует… а желание не пробуждает. Руки у неё словно холодянки. Взапрок чудо болотное!»

Денис тем временем приготовил сбитень. Михаил влил в него хлебного вина, и все стали отогреваться горячим душистым напитком.

– Теперь к озеру Боровно! – сказала Ведь-ава, когда опустел котелок.

– Мы едва не увязли, – ответил ей подьячий. – А ежели ещё с двумя девками поедем, так и совсем потонем в трясине.

– Мы с Толгой здесь останемся, – успокоила его Дева воды. – А вы поезжайте, и да будет ваш путь сухим.

– Сухим? Как это? – недоумённо посмотрел на неё подьячий.

– Поезжайте, сами увидите.

– Вот девка оглашенная! – он сплюнул на траву. – Утопить в полое нас хочешь?

– Поверь ей, – сказал Денис.– Коль она говорит «проедем», значит, проедем.

– Ежели они взапрок ведьмы болотные, то помогут, – шепнул Михаил на ухо подьячему. – Денис-то – муж одной из них. Разве допустит она, чтоб её супруг утонул?

– Вдруг болотницы хотят нас в затоп заманить, а там и сожрать? Денис-то, может, заодно с ними? – ответил подьячий, тоже шёпотом.

– Они бы давно нас сожрали, ежели б захотели, – возразил дворовый Боборыкина. – Мы же, считай, в ловушке.

Услышав его, Ведь-ава произнесла своим журчащим голосом:

– Правду баешь. Я б вас всех мигом проглотила, коли б зародилось у меня такое желание. И проглочу, ежели не поедете. Езжайте сейчас же! Не мешкая! Мы с Толгой вас тут подождём.

Говорила она, однако, так благодушно, что мужчины не испугались, заулыбались с облегчением и пошли к кибитке.

– Поехали скореича! – сказал подьячий.

Как только повозка скрылась за деревьями, Ведь-ава и Варвара обернулись зимородками, догнали её и сели на крышу. Дева воды смотрела вперёд и, как только замечала лужу, сразу же осушала её силой мысли.

– Вот диво-то! – попеременно ахали то возница, то подьячий, то Михаил. – Правда ведь, проезжаем.

Кибитка долго ползла мимо лесов, подлесков и болот, пока за молодым ельником не показались соломенные крыши изб. Возле первой же их Денис спрыгнул на траву и крикнул работающему в поле мужику:

– Где здесь деревня Вороново?

– Эхто вблизях, – ответил крестьянин. – Вон за той веретеей[3], – он махнул рукой в сторону редколесья. – Как вы туда проедете? Бог весть.

– Проедем с божьей помощью, – усмехнулся Денис. – А Купчины и Колотково далече?

– Эхти деревни тож вблизях. Где и Вороново.

– Там люди-то хоть живут?

– Как же не живут?

Денис решил больше не мешать мужику и вернулся в кибитку. Скоро она доехала до Воронова. Подьячий там нашёл сельского старосту, расспросил, сколько людей там сейчас живёт и за счёт чего они кормятся, всё старательно записал и дал знать Григорию, что пора ехать к следующей деревне.

Мужчины решили заночевать в Колоткове у одинокой старушки. Как только они покинули кибитку, внутрь её влетели две птички, чтоб не спать под открытым небом.

– Нас тут змея не найдёт, не съест? – опасливо спросила Варвара.

– Пусть попробует! – рассмеялась Ведь-ава. – Это я съем змею, как только она подползёт.

Утром зимородки перепорхнули назад, на крышу кибитки – и скоро она тронулась в направлении Чудинского болота.

----

[1]Иоанн Неронов – нижегородский священник. Вначале ярый сторонник, а затем непримиримый противник реформ Никона (как и его младший соратник протопоп Аввакум).

[2] Челобитная, поданная в 1636 году патриарху Иоасафу девятью нижегородскими священниками, в том числе Нероновым. Считается провозвестницей реформ Никона и церковного раскола.

[3]Веретея – сухое, поросшее редкими деревьями место на болоте.

Глава 47. Лихие дезертиры

47. Лихие дезертиры

Повозка встала, и лихие люди неспешно подошли к ней.

– Выкрятывайте! – крикнул по-русски один из дезертиров, с саблей и в шапели.

Подьячий и Михаил выскочили из кибитки на дорогу. Спустился и Григорий, только Денис остался в повозке.

– Серебро имеется? – гаркнул русский дезертир. – Хлебушек тож гоните.

Те дрожали в остолбенении и с места не сдвинулись.

– Самим, что ль, туда лезть? Эй, Петька!

Другой русский разбойник, в холщовой рубахе и с топором, вразвалку подошёл к кибитке и увидел в её глубине Дениса.

– А ты чего, особого залучья ждёшь? – крикнул на него разбойник.

Денис непроизвольно схватил саблю и выскочил из кибитки.

– Ишь, какой прыткий! – засмеялся Петька. – Ну-ка, бросай наземь!

Денис не знал, как ему поступить дальше. Григорий не спешил ему на помощь, Михаил и подьячий – тем более. Биться в одиночку было бы самоубийством, и он застыл на месте с саблей наголо.

– Сказал: саблю наземь! – повторил дезертир. – Не балуй, ежели жизнь не огазла.

Денис окончательно понял, что ему не поможет никто из спутников, и бросил саблю на дорогу. Петька подобрал её.

– Так-то лучше! – засмеялся он.

Другой разбойник крикнул:

– Свяжите его!

«Что они со мной хотят сделать? Опозорить, изнасиловать? Избить до полусмерти? Изувечить? Или под страхом смерти включить в свою банду?» – лихорадочно бежали мысли Дениса.

Он вытянул руки вперёд, и Петька вытащил из котомки верёвку… Но тут с крыши кибитки взлетел зимородок и нырнул в болото неподалёку. Прошло мгновение – и из-под ковра сфагнового мха пошли крупные пузыри. Затем в нём образовалась брешь, и из воды вынырнула молодая женщина. Лихие люди обернулись на всплеск и открыли рты.

– Глянь-ка, девка! – загоготали они. – Красовитая! Надо же, в болоте купается.

Она же поднялась и пошла к берегу по трясине, как по сухой земле.

Разнёсся разноязычный гомон. Денис расслышал в нём русские слова:

– Гожая девка! У меня уже год баб не было. Лови её, Петька! Вмистях натешимся.

– Эхто не девка никакая, а кикимора болотная! – закричал в ответ Пётр. – Порсь отседова!

Однако ни он, ни его собратья не смогли не то что убежать, но и даже сдвинуться с места. Мышцы их одеревенели, даже глаза не моргали. Девушка оглядела лихих людей ледяными синими глазами, подняла руку, и из её пальцев вырвались струи кипятка. Ослепшие разбойники схватились за обожжённые лица и стали беспорядочно ходить по дороге, крича от боли. Трое по-русски, двое по-шведски, а остальные – на языках северных финнов. Варвара, сидящая птичкой на крыше кибитке, вслушалась в их визг, но смогла разобрать всего одно слово.

«Куолема… Это ж кулома! Они смерти испугались!» – злорадно подумала она.

Вскоре они затихли, повалились на придорожную траву и уткнулись в неё лицами.

Может быть, год назад Варвара и посочувствовала бы им, но сейчас в ней не проснулось ни пылинки жалости. Они ведь только что собирались учинить что-то недоброе с Денисом – единственным близким и дорогим ей человеком. Ей даже захотелось опуститься на дорогу, обернуться женщиной и топтать ошпаренных Ведь-авой людей, выдавливать им глаза. Она удержалась, но через силу.

Варвара чувствовала, как очерствела и ожесточилась её вайме за последние полгода. Обещанное Ведь-авой исцеление не сделало её более благодушной. Убила б она Нуянзу, если бы вдруг её встретила? Без колебаний!

Дева воды тем временем подошла к Денису и насмешливо прожурчала:

– Тебе что, подвиги не нужны? Поднимай своё оружие! Вон оно валяется на земле. И ещё бери в кибитке мешок для ушей.

Денис не поспешил выполнить её приказ. Он вспомнил окончание битвы у стен Тамбова. Тогда он с отвращением и негодованием смотрел на стрельцов и казаков, добивающих раненых степняков. Теперь ему самому предстояло расправиться с несчастными людьми, беспомощно лежащими на земле. Он в растерянности стоял перед своей саблей и пытался перебороть себя, чтобы наклониться за ней. Презрительно посмотрев на него, Ведь-ава перевела взгляд на зимородка, сидящего на крыше повозки, и подмигнула ему.