Чудовище погрузилось в воду. Варвара не переставала петь и смотрела на поверхность Словенского моря. Это помогало хоть немного перебарывать страх. В какой-то миг она всё же не выдержала и бросила короткий взгляд на жеребца. Он был словно бы разрезан надвое.

Вскоре существо вновь подняло голову и долго присматривалось к перекушенному коню, выбирая, какую его половину сожрать. Наконец, оно схватило и проглотило переднюю часть жеребца.

Ладья зашаталась от удара чудовищной головы о дно. Казалось, судно вот-вот захлестнёт вода, и оно утонет. Однако Варвара по-прежнему пела, заикаясь от страха.

Существо тем временем сожрало ещё и круп коня, и голова его зависла над Варварой. Ту охватила оторопь, и она замолчала.

Она стояла по щиколотку в крови, в мокрой окровавленной одежде, со спутавшимися волосами – и боялась вздохнуть. Чудище же рассматривало её немигающими холодными глазами.

Вдруг раздалось шипение, в котором Варваре послышалось слово «Толганя». Ящер быстро уменьшился, заполз в лодку, вылизал всю кровь с её дна, а затем фыркнул и сказал по-человечески:

– Долго же ты меня искала, Толганя! Теперь восхвали Ящера Коркодела.

– Не знаю гимн ему, – ответила Варвара.

– Неудивительно. Эту песнь и новгородцы давно уже забыли. Повторяй за мной.

Зазвучала музыка. Бисерный перебор гуслей, пение сопелей и гудков[7], дребезжание варганов, дробь накр слились в напористый и упругий рокот. Затем раздался хор низких мужских голосов, а следом вдруг запел и сам Ящер. У него был женский голос, очень тонкий и искристый. Он мог бы показаться приятным, если б не был таким холодным. Варвара подхватила мелодию, но пела ниже, как эчке вайгяль[8], благо диапазона хватило.

Она узнавала лишь некоторые слова песни. Язык, на котором он был сложен, напоминал русский, но отдалённо.

– О чём мы пели? – спросила Варвара, когда смолкла музыка.

– Да, ты ведь не понимаешь речь древних новгородских словен, – ответило чудище. – Мы пели о том, что и боги, и миры рождаются и гибнут, а вечен только присносущий Ящер. Он и дитя, и отец воды. Он пребудет до тех пор, пока в мире цела хотя бы одна её капля. Но это ещё не всё, о чём ты пела. Ты обращалась ко мне, просила защитить от козней как людей, так и богов. Не напрасно обращалась! Помни: я всегда и во всём готова тебе помочь.

– «Готова помочь»? – задумчиво произнесла вслед за ним Варвара. – Ты женщина, Ящер Коркодел? Как тебя на самом деле зовут?

– Вритра, Веретра, Лотан, Темтум, Ядор-государь… Выбирай любое имя.

– А Мокошь?

Ящер не сразу ответил. Варвара поняла, что он думает, сознаться или нет. Наконец, он нехотя произнёс:

– Мокошь – тоже я. И Ардви – тоже я…

– Так стань ею! Не хочу говорить с чудищем.

Ящер тряхнул гривой ветвистых щупалец – и они превратились в копну белокурых, с пепельным оттенком волос. Вместо свирепой морды с немигающими змеиными глазами возникло суровое человеческое лицо с красивыми чертами. Червеобразное блестящее тело обернулось женским, стройным и соразмерным. Оно было ослепительно-белым и, казалось, светилось изнутри…

– Ведь-ава! – облегчённо засмеялась Варвара. – Сколько раз я взывала к тебе. Жертвы тебе приносила…

– Я смотрела, отступишься ты или нет. Проси у меня то, зачем приплыла.

– Денясь сейчас в Деревской пятине, близ Чудинского болота. Вызволи мужа, осуши его путь.

– Осушу, – ответила Дева воды. – Проси теперь о главном.

– У меня был выкидыш, и с тех пор я не могу зачать.

– Знаю.

– Так помоги мне, владычица воды!

– Готовься к смерти!

– Как?! – с ужасом воскликнула Варвара. – Ты решила меня убить? За что? Зачем?

– Как зачем? – рассмеялась Ведь-ава. – Ты просишь исцеление, и я тебе его дарю. Выкидыш у тебя случился не только из-за Нуянзы. Есть женщины, которым зачать очень трудно, а выносить ребёнка и вовсе не удаётся. Ты – одна из них. Тебе придётся умереть и возродиться в новом теле. Не бойся: твоя память сохранятся, а твоя вайме и подавно. Она мне нужна.

– Требуешь душу мою?

– Само собой, – улыбнулась ей Ведь-ава. – Разве ты ничего ещё не решила?

– Давно всё решила, – ответила Варвара. – Когда схватила веник в Инжаниной бане.

– Сейчас ты умрёшь, но не попадёшь ни в Тона ши, ни Рай, ни в Ад. Воскреснешь здесь. Не веришь, что это возможно?

Варвара напрягла память.

– Инжаня мне говорила… – сказала она. – Да-да, говорила… Так делают боги, но я ведь не богиня…

– Ну, и что? Доверься мне и ничего не бойся, Толганя! Мы сейчас вместе умрём и вместе же возродимся. В виде птиц.

– Как птиц? – вновь испугалась Варвара. – Я уже никогда не стану человеком?

– Поговорим потом… – произнесла владычица воды таким тоном, будто беседовала с непонятливым ребёнком.

Варвара хотела что-то сказать в ответ, но не смогла. Она превратилась в хаос невидимых частиц, настолько малых, что блоха по сравнению с ними выглядела бы галактикой. Затем она появилась вновь, но теперь вместо рта у неё был клюв, а вместо рук – блестящие сине-зелёные крылья. Ведь-ава тоже обернулась зимородком.

– За мной! – пропищала богиня и устремилась на восток.

– Куда мы летим? – спросила Варвара.

– В Деревскую пятину. Чтобы умереть там ещё раз…

Они полетели над Словенским морем, затем над капищем, где ещё молились Ящеру новгородцы, не догадываясь, что порхающая над ними маленькая яркая птичка – это и есть предмет их поклонения. Ведь-ава описала пять или шесть кругов, щёлкая клювиком, и Варваре показалось, что она смеётся.

----

[1]Троица в 1637 году – 28 мая по старому стилю и 7 июня по новому.

[2]День летнего солнцестояния в 1637 году – 11 июня по старому стилю, 21 июня по новому.

[3] Река Волхов, на берегах которой стоит Новгород, меняет течение в зависимости от погоды и уровня воды в двух озёрах – Ладожском и Ильмень.

[4]Повель – по течению.

[5]Повное – странное, диковинное.

[6] Русские ратные литавры. Делались из меди, глины и кожи.

[7]Гудок – древнерусская трёхструнная скрипка. Сопель – флейта.

[8] Пела как эчке вайгяль – пела альтом.

Глава 46. Полёт зимородков

Михаил стоял на поросшей птичьим горцем кочке и беспомощно смотрел на повозку, колёса которой до половины погрузились в жирную грязь.

– Нам не выбраться, – вздохнул он. – Откель взялся этот чёртов дождь?

– С неба, откуль же ещё, – задумчиво, растягивая слова, ответил подьячий. – Нам ещё повезло. Почертили бы чуть далее, вобче бы утонули в жирнице… но Бог уберёг… Михайло Василич, у тебя хлебное вино не осталось?

– А то нешто! – ответил тот и налил по корчику себе, подьячему и Григорию. – Вот, согревайтесь.

Потом Михаил наполнил ещё один ковшик и сказал подьячему.

– Ты здесь самый молодой. Отнеси Денису, будь добр! Посмотри заодно, удалось ли ему костёр разжечь.

Тот в это время сидел на корточках на поляне поодаль. Положив перед собой горку сена из повозки и тонкие веточки, он чиркал кресалом по кремню. Наконец, трут зажёгся, и Денис попытался развести костёр. Однако из-за дождя и ветра былинки, не успев толком загореться, гасли и слепили глаза дымом.

Денис, однако, заметил, как над ним вдруг закружили две блестящие птички.

– Чего это они под дождём разлетались? – недоумевал он.

Птицы вскоре улетели на край полянки и опустились там на траву. Вскоре там появились две молодые женщины, светловолосые и белокожие. Денис посмотрел на них слезящимися глазами. «Как из ларца, даже роста одинакового. Откуда они здесь взялись?»

Девицы подошли поближе, и он присмотрелся к ним. Отличались они только физиономиями. У одной лицо было овальным, с прямым носом и ледяными, насыщенно-голубыми, почти синими глазами. Вторая была круглолицей и сероглазой, со вздёрнутым носиком, и Денис узнал в ней жену.