Глава 38. Съезжая изба

Молодая чета проснулась в полночь и бодрствовала до зари. Варвара с мужем не могли уснуть сначала от волнения, а затем, когда стала наваливаться на них дрёма, принялись толкать друг друга. Оба боялись, что Денис проспит рассвет и тем навлечёт на себя гнев воеводы.

Когда восточная сторона неба чуть просветлела, и над чёрными зубьями острога засверкала Волчья звезда, Денис помолился, похлебал щи, надел свой линялый кафтан и обнял жену.

– Бог весть, Толганя, что меня ждёт. Молись за меня своим богам.

– Не трясись! – принялась успокаивать его Варвара. – Ежели воевода решил бы тебя наказать, не позвал бы он тебя на разговор.

Денис поцеловал её, вышел в предутреннюю морозную мглу и зашагал в сторону башни Московских ворот. Когда он вошёл в тамбовский детинец, уже занялась заря и в слободе хрипло закричали петухи. Ждать Боборыкина не пришлось: он с рассвета работал в своей канцелярии.

В съезжей избе было жарко натоплено, и Роман Фёдорович одет был легко, почти по-домашнему. Шёлковую рубаху, расшитую языческими обережными знаками, стягивал парчовый кушак. На прямых плечах висел распахнутый польский кунтуш, подбитый соболиным мехом. Справа от воеводы сидел подьячий, а слева стоял верзила в холщовом фартуке. «Кат», – понял Денис, и сердце у него мелко забилось.

Бывший кузнец приложил правую руку к груди и отвесил Боборыкину земной поклон.

– Кто ж ты на самом деле? – спросил воевода.

– Денис Марков сын. Кузнец, родом из Рясска. Я всё уже рассказал пятидесятнику.

– Нет, не всё. Простой кузнец ты, значит? – ухмыльнулся Боборыкин.

Денис опасливо взглянул на заплечных дел мастера, который недвижно стоял в углу, и решил не говорить как на духу.

– Оружейник я, – ответил он. – Меня ценили и в Рясске, и в Пронске, и в Козлове. Умею даже булат ковать, но из готовых слитков.

– Пошто ж ты Василию всё это не сказал? Зачем утаил?

– Боялся, меня в служилые не запишут…

– Как Быков тебя не записывал, да?

– Отказал он мне, вот и бежал я из Козлова. Сюда, в Тонбов.

– Отчего же он тебя не записал?

– Не хотел оружейника на войне потерять. Говорил, я Козлову зело нужен.

– В Тонбове всё так же, Дениска. Хороший оружейник ценнее стрельца, даже десятника.

«Неужто прогонит со службы?» – испугался Денис. Боборыкин заметил страх на его лице и задушевно промолвил:

– Не бойся. Раз уж тебя записали в служилые, выгонять не станем. Торгуй пока мёдом, ходи в дозоры… но ежели потребуешься как кузнец, поработаешь.

– Благодарю, батюшка воевода, – поклонился ему Денис.

– А пошто ты людей Быкова убил? – вдруг спросил Роман Фёдорович.

Вопрос подкосил Дениса, как удар кувалдой по ногам. У него закружилась голова, он побледнел и застыл в оторопи.

– Это они на нас напали, – чуть оправившись, с мольбой в голосе ответил он. – Мы, вольные люди, ремесленники, ехали из Козлова в Тонбов. Люди Быкова догнали нас и стали угрожать расправой. Хотели насилие учинить над моей супругой Варварой, а меня избить до полусмерти.

– Это они умеют! – с усмешкой покачал головой Боборыкин. – Вы, значит, дрались против четырёх служилых и всех убили? Сколько ж вас было?

Денис молчал, боясь даже произнести междометие.

– Мои стрельцы наткнулись на шесть мертвецов, – продолжил Роман Фёдорович. – Четырёх служилых и двух слобожан. Вас, значит, было трое?

– И ещё супруга моя.

– Вы с ней убежали в лес? Так?

– Всё так, батюшка-воевода, – кивнул Денис.

– Как же два ремесленника смогли с четырьмя служилыми справиться?

– Не ведаю, батюшка-воевода.

– А кто со второй погоней разделался? Их ведь так и не нашли. Никого!

Душа у Дениса ушла в пятки. Он, трепеща как осиновый лист, глядел то на Боборыкина, то на заплечных дел мастера.

– Куда ж они делись? – повторил вопрос Роман Фёдорович.

– Не ведаю, – пробормотал Денис. – Я с ними не дрался.

– Мордва, значит, всех их перебила. Или лихие люди. Вы же с супругой вовремя улизнули? – хмыкнул воевода. – Так выходит?

– Так, батюшка-воевода.

– Ныне ты служилый, и по закону допросить тебя должен я.

Боборыкин махнул стоявшим у входа стрельцам, и те потащили побелевшего от страха Дениса в подвал съезжей избы.

На стенах затхлой и сырой пыточной блестели капли воды, как испарина на лбу истязаемого. Пол был хорошо подметён, но не отмыт от пятен крови. Стрельцы бросили на него Дениса. Один сел ему на ноги, а другой крепко ухватился за шею.

Заплечных неспешно подошёл к жертве, заголил ему спину и поднял батоги. Денис зажмурился и приготовился к кровавой пытке… но почти не почувствовал удар.

– Десять батогов, да покрепче! – гаркнул Боборыкин, и палач принялся бить Дениса… но тоже едва ощутимо.

Роман Фёдорович с ухмылкой посмотрел на Дениса.

– Признавайся! Ты ли убил людей Быкова и своих попутчиков – или лихие люди?

– Не я, батюшка-воевода!– с трепетом в голосе выпалил Денис. – Как бы один я смог с ними справиться? Мы с Варварой убежали, и драка продолжалась без нас. Кто убил служилых, не ведаю.

– Правду ли ты говоришь? – строго спросил Роман Фёдорович и повернулся к кату: – Ещё десять батогов!

Последовали удары, но тоже несильные.

– Сознавайся! – вновь сказал воевода.

– Не я убивал! Не я! – запричитал Денис.

– Крест целуй!

Денис припал губами к серебряному распятию, и Боборыкин сурово посмотрел на подьячего:

– Пиши: «Побожился под пыткою, что дрался, обороняя себя и супругу свою Варвару. Убежал с нею в лес. Никого не убил, а служилых из Козлова перебили лихие люди».

Стрельцы потащили Дениса наверх и усадили на лавку. Вскоре к нему поднялись Боборыкин и подьячий.

– Этот розыск закончился, – усмехнулся Роман Фёдорович. – Но скоро начнётся другой, и ты мне там потребуешься. Месяц назад я челобитную в Разрядный приказ отправил.

«Что за суд? К чему клонит воевода?» – судорожно думал Денис.

– Челобитную царю? – робко спросил он.

– Да, – кивнул Боборыкин. – Ответ уже пришёл. Вот грамота из приказа! За царёвой подписью. Читай! Ты же грамотный.

Денис, пошатываясь, подошёл к столу подьячего. Тот протянул ему столбец.

«Иван де Биркин да зять его Михайло де Спешнев тех людей с дороги емлют к себе в Козлов и осаживают их у себя сильно; а которые де люди в Козлове жить не похотят, и они тех людей бьют же, и в тюрьму сажают, а в новый де Тонбов город пропускать не велят; а которые де люди из Козлова уйдут и пойдут в новый Тонбов город степью, и козловские де ратные люди, голова Путила Быков с товарищами на засеке тех людей имали и били, и грабили же, и жён их позорили, а бив и ограбля, отсылали назад в Козлов город».

– Уразумел, Дениска? – спросил Боборыкин. – Царь на мою сторону встал! А теперь смотри, что он велел.

Денис вновь впился глазами в столбец. «Писал к государю царю и великому князю Михаилу Фёдоровичу всея Русии из Тонбова стольник и воевода Роман Боборыкин: по государеву царёву и великого князя Михаила Фёдоровича всея Русии указу велено ему в новый Тонбов город называть в служилые и во всякие жилецкие люди вольных и охочих людей, от отцов детей, и от братьи братью, и от дядей племянников, и подсоседников, и захребетников, а в городах на Воронеже, на Ельце, на Лебедяни, в Донкове, в Ряском, на Михайлове велено кликать бирючем, чтоб в Тонбов город шли на житье всякие вольные и охочие люди».

– Это ещё не всё! – продолжил воевода. – Начался розыск славных дел Быкова. Долго я о нём хлопотал, и вот добился.

– Будет суд над Быковым? – перепугался Денис.

– Да, – кивнул воевода. – Пора ему в Данков возвращаться, к своим поместьям. По закону вершить суд будет Биркин. Однако не решится он выгораживать Путилу Борисовича. Не пойдёт он против меня, царёва родича. Это и станет его концом: ежели Быков слетит с коня, то и старик в седле не удержится. Ищу жалобщиков и свидетелей. У тебя, Дениска, выбор небогатый. Либо в стремя ногой, либо в пень головой. Подавай на Быкова челобитную.