– Что ты вчера делала на керемети? Опять молилась чертям? – поинтересовался он, когда доел завтрак.

– Оз-мору пела!

Денис вспомнил, что это такое.

– Оз-мору? – переспросил он. – Ты разве волховка? А как же Инжаня?

– Хрипит.

– Ты служила богам вместо неё?

– Угу.

Денис опешил. Могло ли такое случиться в христианской церкви? Ну, допустим, охрип поп – и вдруг литургию доверили даже не дьякону, а девице, которую никто из прихожан раньше и в глаза не видел. Чушь какая-то!

– Ах, ты же у меня ворожея! – улыбнулся он жене. – Неужто всю деревню околдовала?

– Я не хотела. Они сами.

– Всё понятно, – грустно сказал Денис. – Быть тебе волховкой, когда Инжани не станет. Значит, ты решила навсегда здесь остаться, а не до лета. Чем же ты их всех приворожила? Неужели голосом?

– Брось! Я не гожусь. Оз-авы – это ёнц-авы. Мудрые женщины! Так их иначе зовут. Мудрые они… а я молодая. Совсем молодая. Мне… кемгафксува… ммм… десять и восемь…

– Тебе восемнадцать?

– Ага. Ну, какая же я ёнц-ава?!

– У тебя личико юное, а глаза мудрые. Смерть родных видела и гибель односельчан. В браке с Паксяем была несчастной. На семью ненавистного мужа упаривалась в поле. У Путилы прислуживала, унижалась. Столько всего пережила! Взрослая ты уже. А говоришь «какая я ёнц-ава»? Вдруг подойдёшь? Иначе с чего бы Инжаня вздумала тебя учить?

– Брось! – отмахнулась Варвара и пошла к столу, чтобы испечь пачат – толстые блины из пшённой муки…

Ближе к полудню в дом Офтая нагрянула нежданная гостья. Стройная и рослая, со смугловатым остроскулым лицом и локонами цвета морёного дуба, которые выбивались из-под мягкого красного чепца, украшенного речным жемчугом. Прорезь на её панаре скрепляла застёжка-сюльгам с бронзовыми утиными лапками. К поясу были привязаны со сверкающие, тонко звенящие бубенчики. В руке она держала кожаный мешок.

Инжаня обвела горенку колким взглядом, остановила его на Варваре и громко произнесла чистым низким голосом:

– Толганя! Вчера вся деревня слушала тебя, открыв рот. Даже боги отвлеклись от своих дел, когда услышали твоё пение. А сегодня ты, значит, скромненько печёшь пачат?

«Так быстро не выздоравливают. Она вчера притворялась больной, чтобы поручить мне Оз-мору, – поняла Варвара. – Но почему Инжаня так спешит?»

Она взглянула в глаза ёнц-аве, пытаясь найти там ответ, но они были какими-то ускользающими, у них даже не было определённого цвета: вблизи зрачка радужная оболочка была светло-карей, у края серо-голубой, а посреди – зелёной.

Странные глаза, неуловимые…

Инжаня отвела взгляд от Варвары, улыбнулась лежащему Денису и ткнула пальцем в своё солнечное сплетение.

– Здравствуй. Я Инжаня, – сказала она по-русски.

Тому стало не по себе. От гостьи исходила давящая нездешняя сила. «Ведьма! Истинная ведьма! – со страхом подумал он. – И не хрипит вовсе…»

– Оз-ава хочет с тобой познакомиться, – шепнула ему на ухо жена.

– Денис, – борясь с дрожью в голосе, ответил он.

– Толганя, как ты его лечишь? – поинтересовалась Инжаня, перейдя на мокшанский.

– Как мама учила, – ответила Варвара. – Смешиваю мочу с соком полыни и дёгтем, пропитываю тряпки и прикладываю к его щиколотке. Пить даю настой зверобоя и душицы. Меняю войлок каждый день…

– Этого мало, – хмыкнула Инжаня. – Учить тебя да учить! Сначала нужно изгнать из дома алганжеев, а потом уже лечить ногу. Вот, смотри!

Инжаня развязала горло мешка, вынула полотенце, варёное яйцо, свежее мясо, курильницу и закрученные спиралью побеги вирь-авань руця («платка Вирь-авы» – разновидности папоротника, дымом которого мокшане окуривали больных).

– Угли в печи ещё тлеют? – спросила она Варвару.

Та кивнула, и Инжаня кочергой подгребла в курильницу немного углей, бросила туда папоротник… Когда из чаши пошёл густой пахучий дым, она громко сказала:

– Повторяй за мной, Толганя! Только выше бери, как мы условились, и постарайся не соврать. Впрочем, у тебя верный слух…

Возле чашки она постелила полотенце, положила на него яйцо, кусочек мяса, испечённый Варварой блин – и запела:

Кшу! Кшу!

Аде ярхцама, алганжейхть нолдафт.

Вага тинь ярхцам бяльне.

В ага тинь кшине-салне .

В ага тинь вайне-алне.

Ярхцада, симода, анелятядязь .

Коста састь, ся кигеть ильхне тядя зь.

Ильхнетядязь тов, косо тинь учихть, учихть ярхцамаста.

Тосо эряфонц пара, тосо киштихть, тосо морыхть.

Варьда орта алга, сиянь киге, зирнянь седь ланга!

Арда оцю эрьхке потмаксу… »

(Кшу! Кшу!

Айда кушать, напущенные алганжеи!

Вот вам ваша еда.

Вот вам ваши хлеб-соль

Вот вам ваши масло и яйца.

Ешьте, пейте, угощаем вас!

По какой дороге пришли, по той и проводим.

Проводим туда, где вас ждут, ждут с яствами.

Там жизнь хороша, там пляшут, там поют.

Уйдите под воротами, по серебряной дороге, по золотому мосту!

Идите на дно большого озера…)

Пропев заклятье, Инжаня похвалила Варвару:

– Складно у нас вышло. Мы созданы Шкаем, чтобы петь вместе. Уяснила суть заклятья?

– Ты обманываешь алганжеев. Зовёшь их на дно огромного озера. Мол, идите по серебряной дороге и золотому мосту туда, где вас угостят…

– Вот именно! – довольно улыбнулась Инжаня. – Они уйдут под воду, в хрустальный дворец Ведь-авы. Великая лекарша знает, как с ними поступить…

Инжаня завернула яйцо и блин в полотенце, вышла из дома, добежала Челновой и выбросила в неё свёрток.

Вернулась она быстро. Не отдохнув, сняла войлок с ноги Дениса, покачала головой и с раздражением произнесла несколько мокшанских слов, из которых ему знакомым показалось лишь одно, да и то срамное.

– Что вы лечить собрались? – он вопросительно посмотрел на жену. – У меня её нет и быть не может.

– «Манда» – это щиколотка по-нашему, – немного смутившись, объяснила Варвара. – Я плохо лечила твою ногу. Так сказала оз-ава.

Инжаня тем временем вытащила из кожаного мешка небольшую склянку, открыла его и налила себе на ладонь вязкую чёрную жидкость с незнакомым запахом. Не резким, не противным, просто чуждым. Так не пахло ни одно растение, ни одно животное, ни одно известное Варваре вещество.

– Это средство привозят издалека. Оттуда, где всегда жарко, где пески и солёные озёра. Когда начнёшь учиться у меня, передам тебе все свои секреты. Заниматься будем подолгу, каждый день, – ёнц-ава вздохнула. – Мне, Толга, надо успеть тебя подготовить.

Варвара удивилась: «Ещё не старуха, а будто умирать собралась. Чем же она больна?» – но говорить об этом не стала.

– Кто же меня изберёт ёнц-авой в мои годы? – спросила она. – Разве обычай это позволяет?

– Обычай можно нарушить.

– Только вчера за это казнили Пулукша… – возразила Варвара.

– Что нельзя ему, то можно нам с тобой, – улыбнулась ей Инжаня. – Боги в силах менять наши обычаи, а воля богов – это моя воля. Ты ведь поняла: я вчера хрипела нарочно.Нужно было показать людям, что ты станешь достойной мне заменой. Раньше я обучала другую женщину, Нуянзу, но её с тобой не сравнить. От тебя глаз не оторвёшь, и твой голос слышат боги. Я научу тебя им владеть.

Варвара в полной растерянности плюхнулась на скамью рядом со столом и долго сидела, обдумывая сказанное ёнц-авой. Инжаня направилась к эзему и начала выверенными движениями пальцев массировать ногу Дениса, втирая в неё чёрную мазь и напевая неизвестное Варваре заклинание.

– Хватит прохлаждаться! – сказала она, закончив петь мормацяму. – Пой вслед за мной, Толганя!