– Вправду ли Вирь-ава его спасла? Не выдумка ли это Толги? – вновь прокричала Нуянза. Несколько мужчин встали её сторону.

– Толга не видела Вирь-аву. Она всё выдумала! – зашумели они. – Она лгунья. Её надо прогнать из деревни, а мужа утопить в жертвенном омуте.

Варвара в оторопи слушала этот спор. «Что меня ждёт, если Дениса вправду решат принести в жертву? – судорожно говорила она себе. – Унылая жизнь вдовы, которая к восемнадцати годам похоронила второго мужа? Ни один мужчина не подойдёт ко мне. Все решат, что я проклята. Да и оставят ли меня в деревне? Не выгонят ли в лес на съедение кабанам и волкам? Инжаня за меня, и её голос очень весом, но она не всесильна…»

Варвара растерянно скользила глазами по собравшимся на лугу людям – от одного к другому, от другого к третьему… Ей казалось, что все смотрят на неё с недоверием и неприязнью. Наконец, она остановила взгляд на Пулукше. Несчастного уже нарядили в свадебный панар, связали ему руки и приготовились отвести к омуту.

Варваре стало совсем не по себе! В деревне, где она родилась и прожила семнадцать лет, иногда тоже случались озказнет. Однако папа и мама не рассказывали дочери об этих жертвоприношениях. Лишь однажды, когда девочка замучила отца расспросами, он пробурчал о радости на лицах жертв: «Толга, их ведь не просто наряжают, как перед свадьбой. Их готовят к встрече с богами. Это счастье, неописуемое счастье!»

Варвара и тогда сомневалась в честности отца, а сейчас полностью убедилась в лживости его слов. Лицо Пулукша не было радостным. Оно одеревенело от ужаса, а в его зрачках зияла чёрная, бездонная пустота, как в дупле священного дуба.

«Никакая встреча с Ведь-авой не сделает его душу счастливой, – поняла Варвара. – Видно же, что он был бы рад остаться в нашем мире. Однако ничто уже не изменит его судьбу. Инжаня приговорила его к смерти, и скоро он окажется в Тона ши. Отсрочить этот миг может лишь гибель Дениса. Если пуромкс решит принести в жертву и его, то за ним отправят подводу. Пулукш тогда поживёт ещё немногоо – ровно столько, сколько будет ехать телега… Оцю Шкай, вярде Шкай! Спаси моего супруга!»

Тем временем слово взяла Инжаня.

– Толга не солгала, – сказала она. – Она очень точно описала мне Вирь-аву. Она упомянула такие подробности, о которых знают только оз-авы.

Тут же напористо зазвучали возражения:

– Но ведь Толга – дочь оз-авы.

– Нам запрещено рассказывать о богах даже сыновьям и дочерям, – парировала Инжаня. – За это Мастор-атя приговаривает наши души к тысячелетним мукам. Толга вправду видела Вирь-аву, не сомневаюсь в этом. Неужели богиня леса спасла Дениса для того, чтобы мы принесли его в жертву богине воды? Если мы упустим случай и откажемся от её дара, у нас не будет кузнеца-оружейника. Мало того, Вирь-ава обидится на нас, разгневается и лишит нас грибов, ягод, дичи… Она не станет выводить из леса заблудившихся. Она натравит волков на наш скот. Неужели вы этого хотите?

Люди ещё долго шептались, но, в конце концов, вняли доводам жрицы. Раздались крики:

– Не откажемся от дара Вирь-авы!

Тут же раздался зычный и властный голос Офтая:

– Ну, а теперь пора вознести хвалу богине воды! Толга, ты готова?

Варвара всё ещё не верила своему везению. Как же хорошо у неё всё сложилось! Пуромкс решил принять в общину и её, и Дениса. Она теперь станет жить среди людей своего народа и своей веры. В собственном доме, с желанным мужем. Ведь-ава услышит её пение и вознаградит здоровыми детьми. Однако у этого счастья всегда будет горький привкус. Привкус гибели Пулукша.

Она ещё раз посмотрела на него, и её охватил ужас. Ей захотелось убежать с луга, лишь бы не видеть этих людей, эту мельницу, этот омут…

«Если я сейчас откажусь петь, что это изменит? Парня всё равно уже не спасти. Его так или иначе принесут в жертву», – начала успокаивать себя Варвара… но гадкое чувство не уходило. Её знобило, мутило, поташнивало…

– Толга не просто чужачка! – вдруг раздался чей-то возглас. – Она жена христианина. Разве можно ей доверить пение шкай морот?

Варвара готова была расцеловать того, кто это прокричал. Может, теперь петь гимны поручат кому-то другому? Тогда она убежит с луга, забьётся под прибрежный куст, свернётся калачиком и пролежит там в покое до конца дня. Ей так этого хотелось!

Но нет! Зазвучал властный голос инь-ати:

– Решать вам, но учтите: Ведь-ава хочет, чтобы хвалу и ей, и другим богам вознесла Толга. Она не христианка. Она не верит в Святую Тройцю и не носит креста. И не забывайте, что никто из нас не вечен. Когда-нибудь Инжаня уплывёт в Тона ши по Чёрной реке. Кто тогда её сменит? Лучше Толги нам никого не найти.

– Инжаня, у тебя уже есть ученица, – опять загудела толпа. – Чем плоха Нуянза?

Офтай поднял руку, и заговорила Инжаня:

– Позавчера Толга уже пела на керемети. Слышали её не только вы, но и боги. Им понравилось её пение. Разве можно Нуянзу сравнить с нею? Пусть каждый из вас честно ответит себе на этот вопрос.

– Да, у Толги мощный голос. Она всех заглушила. Даже тебя, Инжаня! – закричали одни. – Но ты пела лучше.

– Нет, Толгу было слышно хуже,– возражали им другие. – Но наша оз-ава вправду поёт лучше.

– Я, но не Нуянза, – властно произнесла Инжаня. – С ней и сравнивайте Толгу.

– Нуянза родилась среди нас, а Толга – чужачка! – зашумели люди.

Инжаня дождалась, когда выкрики закончатся, и сурово просипела:

– Разве дело в этом? Толга – дочь оз-авы. Она поёт не бездумно. Она знает все наши гимны и понимает их смысл. Она рослая, стройная, миловидная… Во время озксов боги станут любоваться на неё. У неё тонкий слух, она чувствует красоту наших священных песен. Со временем она станет петь лучше, чем я. Кто не расслышал её позавчера, пусть убедится в этом сегодня. Петь ВСЕ шкай морот сегодня будет Толга!

– Даже Оз-мору? – послышались недоумённые голоса.

– Даже Оз-мору, – кивнула Инжаня.

Люди ещё долго решали, кто станет возносить хвалу богам. Когда шум затихал, Инжаня хрипло, но веско говорила о вышней воле:

– Так повелела Ведь-ава! Неужели пойдёте против неё?

В конце концов, все вняли словам оз-авы и в один голос закричали: «Толга, пой!»

Волынщики затянули вязкий, как смола, мотив, и Варвара запела Оз-мору, забыв о своих недавних муках совести. Шесть звонких девушек начали вторить ей согласным хором. Закрутилась в гипнотическом танце Инжаня, сверкая воспалёнными глазами.

Варвара пела взахлёб, как глухарь на току. Она не видела, не чувствовала и не слышала ничего, кроме звуков своего голоса. Он стелился по траве. Он взлетал к небесной тверди, к хрустальному обиталищу Вярде Шкая. Он проползал в дремучий мшистый бурелом, во владения Вирь-авы. Он зарывался в подземное царство живого мертвеца Мастор-ати, закованного в железные латы. Он, как повилика, обвивал Древо жизни и Древо смерти. Он нырял в бессолнечные глубины омута, где пряталась прекрасная и кровожадная владычица воды.

Когда певунья закончила петь Оз-мору, толпа восторженно загудела. Подождав немного, инь-атя поднял руку, и люди затихли. Варвара вновь зазвенела. Теперь она пела уже гимн Ведь-аве.

Она не вдумывалась в смысл слов. Каждым звуком голоса, каждым вдохом и выдохом она умоляла Деву воды дать Денису здоровье и доброе семя. И богиня услышала певунью Толгу.

Жители деревни были поражены пением молодой женщины, которая сменила охрипшую оз-аву. Они не отрывали глаз от Варвары. Никто не увидел, как за их спинами на бревенчатый жертвенник положили онемевшего от страха Пулукша, как Инжаня каменным ножом перерезала ему горло, как погрузили в лодку ещё трепещущее его тело, отвезли на середину омута и выбросили в воду.

Никто не услышал даже громоподобный всплеск огромного жереха, за которым последовало бормотание волховки: «О, Ведь-азорава! Ты приняла нашу жертву. Дай нам полные лавки детей и прости нас за нашу скупость! По древнему обычаю мы должны были зарезать двух девок, а принесли тебе в дар лишь одного парня».