Теперь, когда собаки нет, мы пытаемся подобрать Леху. Но Леха брыкается, пинается, орет, не дается. Представляете, с чем приходится каждый день работать? Очень нам нужен, можно подумать, этот алкаш. Его жизни ничего не угрожает. Но все видят скорую, которая якобы бездействует. Не может скорая бросить человека на улице. Леха опять за свое: «Дай сигарету». На что я ему отвечаю: «Больше нет для тебя сигарет, я знаю, что ты обманешь». Он пререкается. Проходит еще несколько минут. Мимо идут два колдыря, едва на своих копытцах держатся: «О! Это же Леха». Мы им: «Вы знаете его?» – «Конечно, знаем». – «Где он живет?» – «Через два дома». – «Давайте его до дома доведем!» – просим мы. Взяли они его под локотки, потащили. И в этот момент полиция заворачивает во двор. Вы бы видели, как все трое газу дали к нужному подъезду! Полиции объясняем: «Эти трое самоликвидируются». Полицейские, оказывается, тоже Леху знают. Признались, что ничего с этим Лехой никто сделать не может. – «Потому что этот Леха, – поясняют, – моральный паразит».

Но возимся и с такими…

Вспомнила еще один случай из того времени, когда только пошла учиться в медицинский колледж. Это было не первое мое образование, и я уже не девчонка сопливая была. По идее моя практика должна была быть на тот момент санитарской. Мытье горшков, то-се. Но так как тяга к медицине у меня была огромная, я в обучении бежала впереди планеты всей. Уже многое умела, хотя поначалу очень боялась делать инъекции.

Однажды прихожу в травматологическое отделение. Дежурная медсестра оказалась младше меня. При этом она меня спрашивает: «Ты умеешь внутримышечные колоть? Лекарство в шприц умеешь набирать? А внутривенные умеешь делать?» – «Нет, внутривенные не умею». – «Давай я тебя научу». Мне в принципе хочется научиться, но понимаю, что рано, мы еще этого не проходили. Та отвечает: «Да ладно, пошли».

Пошли. Мне же любопытно. Мне же очень хочется все уметь. При этом я максимально трепетно всегда относилась и отношусь к людям, всегда страшно сделать им больно или некомфортно. Сама очень переживаю, если вдруг у меня не получается облегчить человеку страдания. Медсестра мне говорит: «Вот, я тебе нашла пациента, которому ты будешь колоть внутривенные». – «Кто это?» – «Бомж». А я про себя думаю: «Да какая разница, кому…»

Подводит она меня к дедку, видно, бродяжка. Лежит с переломом ноги. Его лечат. Где-то скорая подобрала его, сюда пристроила. Лежать ему еще долго, инъекции внутривенные требуются ежедневно. Я к нему подхожу, здороваюсь, улыбаюсь. Он мне улыбается в ответ, говорит, какая я красивая, хорошая. Знакомимся.

– Меня зовут Женя, – представляюсь я.

– А меня Петр Семенович, – слышу в ответ.

– Петр Семенович, я учусь в медицинском колледже на фельдшера. Мне нужно научиться делать внутривенные инъекции. Мне все подробно объяснили, я очень ответственный человек. Можно вы будете моим первым пациентом? – сразу решила предупредить его.

– Да, дочка, конечно, ради Бога, – с улыбкой согласился он.

– Постараюсь сразу попасть в вену и сделать все безболезненно, – пообещала я.

– Да ладно, даже если не попадешь, ничего страшного, я переживу, и не такое переживал, – улыбнулся Петр Семенович.

Но надо сказать, у деда были хорошие вены. Хотя я до сих пор помню свои трясущиеся руки. Трясущимися руками я все делала очень медленно, зато правильно. Попала деду в вену, сделала инъекцию. Он меня поблагодарил. Я его тоже поблагодарила. Не каждый так спокойно согласится на роль первого пациента. В общем, мы взаимно раскланялись.

Помню, именно тогда я преодолела первый барьер, первый страх, что чего-то не смогу, что у меня может что-то не получиться. Тогда я поняла очень важное: если стараешься, если готовишься, все должно получиться. Следующую свою практику я проходила уже в гнойной хирургии. Как правило, там лежат пациенты с ВИЧ-инфекцией. Очень много таких. У них, бедолаг, больше, чем у кого-либо, развивается воспалительных процессов. Как правило, они или бывшие, или нынешние наркоманы. Есть, конечно, исключения. Но они лишь подтверждают общее правило. И у них у всех почти нет вен. Это страшно. Больно на такое смотреть, и лечить с такими венами – мука-мученическая. Вены сожженные, исколотые, изрезанные, изрисованные…

И вот я пришла сюда к ним на практику. Так получилось, что процедурная медсестра как раз ушла в отпуск. Она была мастером своего дела. Очень хорошо колола в вены. И другие медсестры взяли меня в оборот. Говорят, мы не колем, а у тебя практика, иди коли. Вот где я руку набила в таких инъекциях! Очень хорошо я натренировалась искать и попадать в вены, которых нет.

Еще одна история со времен моей учебы. Я была одной из самых старших в нашей группе, причем самая опытная. Плюс у меня уже было высшее образование, правда, не в области медицины. И мне говорят: «Ты все умеешь и, чтобы на практике вату не катала, давай учи своих одногруппников!» Пристроили ко мне Лизу. Лиза – девчонка ответственная, отличница, староста группы. Кажется, она была самой молодой из нас, только после школы. Я согласилась ее обучать всему, что умею сама. Первым нашим пациентом стал парень лет 28, после аппендицита. Ему по стандарту внутримышечно показаны антибиотики. Заходим в палату.

– Здравствуйте, мы студенты, и сейчас Лиза сделает вам внутримышечную инъекцию. Я буду полностью контролировать процесс. Вы не против? – я начала диалог.

– Нет, делайте, что нужно, – парень не стал возражать.

– Вы, главное, не бойтесь, – подбадриваю его я.

– Я ничего не боюсь, – ответил он. А самого заметно трясет, видно невооруженным глазом. В вопросах медицины и лечения мужчины все-таки часто очень нежный пол.

С Лизой мы все проговорили: «Вот сейчас ягодицу мысленно на четыре части разделишь, Если это правая ягодица относительно тебя, то будешь колоть в правый верхний угол. Если левая относительно тебя, то колем в левый угол». Она: «Да-да, я все поняла, я все помню». И медленно-медленно натирает пятую точку парню спиртовой салфеткой. Тот напрягся до невозможности. Я на нее смотрю, а она все трет и трет. Я говорю: «Лиза, ну?» А ей страшно. И вот она с размаху как засандалит в него шприц! Он ойкает. Она с испугу вытаскивает шприц. Видя мои квадратные глаза, как со всего размаху еще раз иглу ему в ягодицу воткнет! Парень в шоке, наверное, чуть Богу душу не отдал от неожиданности. Но на этот раз препарат был в мышцу введен. И манипуляция была завершена.

Поразительная у нас все же профессия. Колоссальная ответственность. Зато сколько радости, счастья от преодоления себя, от того, что спас или облегчил чью-то жизнь. Спасибо парню, что вытерпел не очень умелую инъекцию. Но учиться-то нужно…

Кажется, это был третий или четвертый курс. Мы проходили хирургическую практику и периодически присутствовали на различных операциях. Видели, как удаляют аппендициты и камни в желчном пузыре.

И вот поступает парень 16 лет, привозят его по скорой. Ножевое ранение в живот. Причем парень сам стоит на ногах. Разрез на животе как будто небольшой – около 3 см. И нельзя сказать, что сильно кровоточит. Так, кровь слегка подтекает, но ужасного ничего нет. Рассказал, как травму эту получил. Оказалось, у него заклинило молнию на куртке, и он не придумал ничего лучшего, чем взять нож, чтобы расковырять застежку. А нож взял и соскользнул. Парнишка в прямом смысле сделал себе харакири. Испугался, вызвал скорую, и скорая его быстренько доставила. У парня планы на жизнь наполеоновские – хочет в военный институт или в военную академию поступать.

Начали его готовить к несложной операции, рассчитывали просто зашить и спустя короткое время отпустить с Богом. На деле оказалось, что история с «харакири» и молнией на куртке мутная. Нам, конечно, с самого начала нужно было убедиться, что ранение действительно поверхностное. Для этого хирург эндоскопом зашел через маленький прокол в животе. И все обалдели от неожиданности: рана проходит насквозь. «Ну, все, – говорит хирург, – даем полный наркоз и переходим к ревизии брюшной полости».