Конечно, если бы, скажем, нас звали на температуру, мы бы подождали оставшиеся полторы минуты, пока подогреется шаурма, забрали бы ее и спокойно поехали на вызов. Но именно этот вызов не терпит ни секунды промедления. Мы, конечно же, не дожидаемся шаурму, сразу запрыгиваем в машину, ехать около 500 метров до места назначения. Пробки во дворе, нас не пропускают. Машина останавливается. Мы с напарником решаем, что лучше пробежим эти 150 метров, но не потеряем время. Берем по два чемодана, реанимационный набор, набор с лекарствами, набор педиатрический, дефибриллятор. Тащим все на себе, а это килограммов по 30, честное слово, поднимаемся на 15-й этаж.
Нас встречает женщина в истерике. Мы забегаем в квартиру и видим, что ребенок, слава Богу, дышит. Бросаем чемоданы на пол и выдыхаем с напарником. Страшнее детской смерти ничего не может быть. И мы, медики, очень переживаем в тех случаях, если вдруг не удалось спасти ребенка. Не всех можно спасти, но терять никогда не хочется. И не дай Бог такое испытать. Ведь с этим дальше жить. Мы спрашиваем у мамы, что случилось. Ее потряхивает, видно, что женщина в шоке. Она говорит: «Ребенок перестал дышать». Пытаемся восстановить цепочку событий.
– Я, как всегда, купала его в ванной, – старается последовательно рассказать мама ребенка. – Все было хорошо, потом малыш играл с шампунем. И у меня есть ощущение, что он его хлебнул. Потом посинел и перестал дышать.
Задаем наводящие вопросы: «Может, ребенок поперхнулся?» Отвечает, что нет. Мама испугалась, что ребенок отравился шампунем.
Как позже выяснилось, ребенок посинел и перестал дышать не тогда, когда в ванной хлебнул воды. Мама сначала очень волновалась и описывала ход событий сбивчиво, впопыхах. Мы никак не могли восстановить картину произошедшего. Кое-как склеили разные части целого. В общем, на самом деле ребенок перестал дышать и посинел не в ванной, а уже после купания, когда мама его одела и посадила в стульчик для кормления. Она протянула ему пол-ложечки пюре. Ребенок пищу принял, но потом как будто бы в себя сильно вдохнул, внезапно перестал дышать и посинел. Но сейчас вроде страшное позади, все обошлось. Ребенок дышит и жив. Мама уже немного успокоилась, повеселела, толковее рассказывает. А мы смотрим на ребенка, и он нам не нравится. То есть, конечно, не сам карапуз не нравится, а его состояние. Малыш хоть и дышит, но крайне вялый. Мы замерили у него все, что смогли замерить – сатурацию, пульс, температуру – все в норме. Но человечек очень вялый для своих одиннадцати месяцев. Беру его на руки, и он не противится совершенно, дается спокойно, а по возрасту уже не должен так легко идти к чужим. И пока я его осматриваю, он у меня на руках обмякает и засыпает. Жизненные показатели в норме. Тем не менее я сообщаю маме: «Нужно ехать в больницу под наблюдение врачей». Поясню для читателей: существует такая практика – если была вызвана скорая помощь к ребенку до года, мы всегда всем детям предлагаем госпитализацию. А здесь и вовсе такое отягчающее обстоятельство, как отсутствие дыхания без видимых причин. Женщина нехотя собирается и бурчит: «Снова больница, опять больница, как я не хочу в больницу, как устала от этих больниц». Разумеется, мы интересуемся, почему они были в больнице раньше.
И тут мама рассказала, что три месяца назад они попали в инфекционное отделение с кишечной инфекцией, а кроме того, в больничных стенах ребенок получил перелом теменной кости. Каким-то образом он умудрился выпасть из кроватки и травмировал голову. Я сопоставляю сегодняшнее происшествие и поведение ребенка с тем, что произошло 6 месяцев назад, и делаю предположение, что у ребенка случился приступ эпилепсии. В доказательство этой мысли мирно спавший до этого ребенок, не проспав и 10 минут, резко просыпается и начинает кричать. Смотрит ошарашенно, будто никого не узнает. Мама мне не верит. А я абсолютно уверена в диагнозе.
Взрослые крайне редко засыпают после приступа. Просто вялые и про приступ не помнят. А наш ребенок после приступа уснул, спал коротко, потом проснулся и явно испугался, поэтому поначалу долго кричал. У него произошел обрыв в памяти, как бывает у эпилептиков. Вердикт однозначный: надо ехать в больницу для наблюдения и подтверждения диагноза.
Потом я звонила в больницу и узнала, что ребенку действительно поставили диагноз «эпилепсия». И это был первый ее эпизод. Поэтому мама не знала, как себя вести и что делать.
К сказанному хочу добавить, что эти приступы выглядят страшно. И те, кто их видит в первый раз, обычно шокированы, потому что человека скрючивает, он кричит, синеет, у него происходит остановка дыхания. Состояние во время приступа не считается опасным, если это не серия непрекращающихся приступов. Если мы сталкиваемся с эпилептическим припадком, задача сделать так, чтобы голова человека не травмировалась. Это значит, что нужно подложить под нее подушку или хотя бы руки. Ни в коем случае не нужно пытаться открыть больному рот и засунуть туда что-нибудь. Это делают якобы чтобы не запал язык, чтобы во время приступа человек его не проглотил. Такое вряд ли произойдет. А вот «спасителю» пальцы стопроцентно откусят. А если вы в порыве милосердия попытаетесь засунуть в рот ложку, то человек останется без зубов. Так что долой эти очень распространенные, но невероятно вредные рекомендации. Нужно запомнить главное – если вы вдруг оказались свидетелем приступа, постарайтесь сохранить голову человека, подложив под нее что-нибудь мягкое. А чтобы больной не подавился, достаточно повернуть голову набок и удерживать ее в таком положении какое-то время.
Инфаркт у мужчины
Предыдущий вызов был долгий. Отвезли мы ребенка в больницу и около шести вечера вернулись на подстанцию, а затем и к ларьку с шаурмой. Надо отдать должное продавцам: наша шаурма нас ждала. Возвращаемся на «базу» с мыслью заскочить, простите, в туалет. Но не успеваем и глазом моргнуть, как дают следующий экстренный вызов – кому-то стало плохо в общественном месте. Кстати, именно у того самого ларька, от которого мы только что отъехали. Рядом с ним остановка общественного транспорта. Конечно, мы снова летим туда.
Подъезжаем и видим мужчину 42 лет, бледного, обливающегося холодным липким потом. Рядом с ним мальчик-подросток в панике. Спрашиваем, что случилось. Мужчина из себя выдавливает: «Я не знаю, что это. Но мне очень плохо». Измеряем давление, а оно по нулям. Мы его быстро на носилки, закатываем в автомобиль, снимаем кардиограмму. Обширный инфаркт. Начинаем делать все по стандартам. У пациента кардиогенный шок. Он максимально нестабильный. Другими словами, мужчина умирает. В таком состоянии нам нужно по возможности удерживать его сознание, чтобы человек не загрузился. Мужчина с нами разговаривал, рассказывал, как все получилось. Да я вот ехал, – говорит, – что-то поплохело за рулем. Сын вызвал скорую. Он буквально 200 метров не доехал до больницы. С другой стороны, хорошо, что он до нее не доехал, потому что ему нужна была не эта больница, а сосудистый центр в соседнем городе, в который мы его, собственно, и повезли. А пока мужчина рассказывал свою историю, мы делали все, что нужно, с бешеной скоростью. Добрались мгновенно, минут за 12, на каталке завозим его сразу в кардиореанимацию, откуда его везут в кардиологическую операционную, ставят стенд и тем самым спасают жизнь. Теперь, когда все хорошо закончилось, можно честно сказать – он был настолько плох, гемодинамически максимально нестабилен, что мог умереть в любую секунду.
Позже, через неделю, я узнала, что операция тоже прошла успешно, и мужчину выписали. Мы успели сделать все вовремя и правильно. Правда, и перетрухнули с напарником здорово, потому что был огромный риск потерять этого мужчину.
Падение с высоты
В тот день мы спасли и еще одного мужчину. Кто-то наверху, наверное, Царь Небесный, не давал нам расслабиться. Было ощущение, что мы участники какого-то сумасшедшего марафона, все бежим и бежим сломя голову. Теперь мы несемся на падение с высоты. Едем. Паркуемся у железнодорожного моста. Мост очень высокий, высотой с 3-4-этажное здание. Подходим. Лежит мужчина. На голове рваная ушибленная рана. Перелом лучевой кисти в типичном месте со смещением виден невооруженным взглядом. Перелом ноги. Ссадины, царапины по всему телу. Мужчина находится в состоянии сильного алкогольного опьянения. Как произошла травма? Он сначала поднялся на ж/д мост, потом хотел спуститься на платформу, но как только начал спускаться, вдруг кубарем покатился вниз. Как он не убился – вопрос интересный. Но не убился. Видимо, действительно, пьяному море по колено. Мы его водрузили на себя, нашли помощников, которые помогли его дотащить до машины. А с пьяного какой спрос? Мы оказали ему первую помощь, отвезли в травматологию для того, чтобы ему зашили голову, собрали руку, собрали ногу. В благодарность и в завершение «операции мост» он нас обложил матом по полной. Но нам не привыкать к такому отношению. Мы пропустили брань мимо ушей, сдали пациента и поехали работать дальше. День все длился и не хотел заканчиваться.