– Как ни страшна угроза, я все-таки скажу. Ты сидишь на моем ремне безопасности.

– Ой. – Стараясь скрыть смущение, она кашлянула и приподнялась. – Извини.

– Не беда. – Слоун выдернул ремень и защелкнул его на себе. При взгляде на его большие смуглые руки Кейт вдруг представила, как они будут гладить ее нагое тело, и ее охватила слабость.

Нет! Это надо прекратить. Нельзя постоянно мечтать о человеке, который с ней так ужасно обращается.

У нее есть дело. Люди на нее рассчитывают. Так много людей, что и не сосчитать. Главное, ей надо все время иметь ясную голову, она не допустит, чтобы какая-нибудь ни в чем не повинная женщина оказалась жертвой насилия и была убита.

Слоун наблюдал смену чувств на ее лице: непрошеное желание, раздражение, решимость. Вчера он позвонил Блайт; чувствуя себя смешным, как школьник, неуклюже извинившись, попросил уточнить время их встречи, поговорил о том о сем – только для того, чтобы невзначай задать невинный вопрос о Кейт. Так он узнал о поездке в Мэн.

Он сразу же позвонил в аэропорт; судьба ему явно благоволила: в первом классе оставались два свободных места, он немедленно заказал оба – одно для себя, а на второе переписал из второго класса Кейт. Он, конечно, не думал, что она встретит его с распростертыми объятиями, но после их поцелуев не ожидал, что она воспримет его как Джека Потрошителя.

Кейт опять отвернулась. Волосы у нее были уложены в пучок, но сзади одна прядь сбегала на шею.

Он не удержался и намотал ее на палец.

Она напряглась. Он поскорее убрал палец.

– Вы специально стараетесь меня разозлить, мистер Уиндхем?

– Мне и стараться не надо. – Слоуну ужасно нравился контраст между холодным тоном и горящими глазами. Женщины ему быстро надоедали; только сложная натура могла удержать его интерес. – Это получается само собой. Хочешь жвачку? – Он улыбнулся всепонимающей улыбкой, чем еще больше разозлил Кейт.

– Нет, спасибо. – Она отстранила красную пачку величественным жестом герцогини.

Слоун готов был аплодировать: он решил не упускать удачу.

– Может, передумаешь? Некоторым помогает.

– Я сказала, не нужна мне твоя чертова жвачка! – Герцогиня исчезла, уступив место мегере.

Слоун усмехнулся: он любил преодолевать препятствия.

– Твое дело. – Он развернул обертку, закинул в рот жвачку и стал жевать, не переставая улыбаться.

Кейт невольно тоже улыбнулась и быстро отвернулась к окну. Здание аэровокзала уменьшалось по мере того, как самолет выруливал на взлетную полосу.

До взлета оба молчали. И потом еще несколько минут. Стюардесса принесла напитки: Кейт белое вино, Слоуну виски. Ее улыбка Мисс Америки стала еще ярче, когда она обратилась к Слоуну, и Кейт почувствовала укол ревности, как тогда, когда мать взяла Слоуна под руку.

– Ваше здоровье. – Он приподнял бокал. Кейт отказалась поддержать тост.

– Что ты здесь делаешь?

Он глотнул виски.

– Боюсь, ты не поверишь, если я скажу, что вдруг захандрил и потянуло в отпуск.

Она покачала головой:

– Не поверю.

– Может, я ищу сюжет.

Она обдумала этот ответ, глядя на него поверх края стакана.

– Уже лучше. Но все равно не пройдет. Ты сейчас работаешь над сценарием для Блайт. – Вдруг ее осенило. – Так вот откуда ты узнал о моей поездке? От Блайт?

– Не вини ее. Она обмолвилась, а все остальное – моя идея. – Он сделал жест, объединивший все: самолет, их соседние места, незапланированное путешествие.

– Дурацкая идея.

– А я-то считал, что это одна из моих самых блестящих идей.

– Так вот, ты ошибся.

– Нам надо поговорить, – сказал Слоун. – У меня было опасение, что ты просто сбежишь от меня, а на высоте десять тысяч метров это будет трудновато.

– Плохо рассчитал. Я не могу уйти, но ничто не заставит меня слушать, что бы ты там ни говорил.

В подтверждение своих слов Кейт сняла со спинки переднего кресла наушники, надела их и настроилась на канал с легкой музыкой в надежде остудить свое раздражение.

Полет предстоял долгий; Слоун напомнил себе, что терпение – это добродетель, пожал плечами и, достав портативный компьютер, принялся писать первую сцену.

Он просмотрел микрофильмы с газетой «Таймс» того времени и знал, что в ночь убийства Александра и Патрик поссорились. С этого он и решил начать фильм.

Рядом с ним Кейт откинулась в кресле и закрыла глаза, как будто его тут нет.

Принесли обед, они его съели; стюардесса убрала подносы и стала разносить кофе, и тут Кейт наконец сдалась.

Они пролетали над Миссисипи, когда Кейт сняла наушники – Слоун уже начал их тихо ненавидеть – и повернулась к нему.

– Что еще Блайт сказала?

– Про Александру Романову?

– Нет, про меня.

– А-а.

Он откинулся в кресле, вытянул ноги и глотнул кофе. Если он ее не волнует, почему же ее волнует, что он о ней знает? Слоун решил, что пора кончать с играми там, где дело касается Кейт Карриген.

– Теперь, когда ты спросила, я смутно припоминаю: кажется, ты опять рискуешь своей красивой шейкой.

Как и следовало ожидать, Кейт вспылила.

– Она не имела права рассказывать!

– Она волнуется за тебя. Значит, и я тоже.

– Почему?

– Она твоя лучшая подруга…

– Я не про Блайт. Я знаю, что она беспокоится. Вопрос о тебе.

– О, промашка вышла. – Он почесал затылок. – Пожалуй, правильнее будет сказать, что я, как нормальный человек, беспокоюсь о каждом, кто может оказаться мишенью психопата-насильника.

– В этом есть смысл, – кивнула Кейт.

– Глубокий смысл, – подчеркнул Слоун. Он посмотрел в иллюминатор: небо стало чернильно-синим; в салоне самолета свет был притушен. – Беда в том, что это неправда. Во всяком случае, не полная правда.

Он допил остывший кофе и отдал чашку проходившей мимо стюардессе.

– Правда в том, – его светло-карие глаза против воли завладели ею, – что ты во мне включила какой-то механизм, Кейт. С того самого момента, как я увидел тебя с высоты забора. Ты была одета как женщина из мужской эротической фантазии; надо сказать, это составляло дьявольский контраст с наставленным на меня пистолетом девятого калибра.

– Я думала, что ты грабитель.

– Это отчасти правда. – Он придвинулся и улыбнулся медленной, чувственной улыбкой, отчего у нее сразу участился пульс. Слоун придвинулся еще ближе. Он видел, как ее глаза затопляет тревога, и понимал, что, будь у нее возможность, она бы убежала.

Похвалив себя за находчивость, он наклонился и чуть коснулся губами ее рта. Она вздрогнула, и он накрыл ее щеку ладонью.

– Ты такая сладкая, – еле слышно сказал он. – У меня буквально дух захватывает.

Он чувствовал себя угловатым шестнадцатилетним подростком, но благоразумно решил умолчать о таком странном превращении.

Кейт оказалась во власти этого легкого поцелуя, но все же попыталась протестовать.

– Не говори так со мной. – Тихий голос, почти шепот, был еле слышен на фоне шума моторов. – Я не хочу.

– Знаю. – Слоун чувствовал слабость в ногах. Он шепнул: – То, чего мы хотим, и то, что получаем, – совсем разные вещи.

Ну вот, опять! У Кейт кружилась голова, сердце стучало как молоток. Надо остановить Слоуна, слабея, говорила она себе. Нельзя подвергать себя такому риску. Этот человек опаснее проклятого насильника.

Но Господи помилуй, я хочу его.

Затуманенное сознание еще делало попытки удержать руки, которые потянулись к сидящему рядом мужчине, но тщетно. Она отбросила все доводы, почему нельзя совершать эту роковую ошибку, и отчаянно отдалась дивному поцелую.

Когда податливые губы Кейт приоткрылись и легкий стон подхлестнул Слоуна укрепить завоеванные позиции, он сдернул ажурное кольцо, державшее пучок волос, и они рассыпались по плечам. Их пряный запах подействовал на Слоуна как наркотик.

Ее глаза оставались открытыми, в них светилось безотчетное желание, которое она не могла больше удерживать, его – горели ровным светом.

– Я не понимаю… – Она дрожащей рукой провела по волосам и уронила руку. Голос был слабый и прерывистый. Она дрожала.