– А это правда? – спросила я Луку, и голос мой прозвучал слишком резко. – Что твой отец ушел от вас в тундру?

– Да, – коротко ответил он, не поднимая головы.

– Сочувствую. Скучаешь по нему?

– Да, – повторил он.

– Тебе обязательно быть таким вредным?

– Я не вредный, – возразил Лука.

– Тогда почему ни с кем не общаешься?

– А должен? – Искренне удивившись, он посмотрел мне прямо в глаза. – Да и разве в вашем классе есть те, кто хочет со мной дружить?

Немного помолчав, я сказала:

– Моего отца тоже называют оленем, правда совсем по другой причине.

В тот день я узнала о Луке кое-что еще. Перед тем, как звонко рассмеяться, он всегда хмурил брови, а в его глазах цвета Северного Ледовитого океана будто таял гигантский айсберг.

Должна признать, что любила по крупице день за днем собирать факты об этом парне, хотя он сам понравился мне далеко не сразу. Я не злюка, но и дружелюбием никогда не отличалась: много хулиганила, плохо училась, часто спорила и огрызалась со старшими. Большинство учителей сошлись во мнении, что у меня дурное воспитание и что мое красивое имя мне совсем не подходит.

– Поллиана, это ты? – спрашивала мама, когда я возвращалась из школы.

И перед тем, как ответить, я пыталась за доли секунды стать дочерью, которую она хотела видеть: образцовой, любезной и стремящейся к чему-то большему. Но у меня ничего не выходило – я разочаровывала ее тем, какой была и какой хотела быть. Моя беспечность ежедневно подвергалась осуждению, но ни это, ни пренебрежение моими чувствами не могли изменить того, что мне никогда не стать другой.

Несмотря на вопиющую безалаберность, я быстро сходилась с новыми людьми и вписывалась в любую компанию. Одноклассники называли меня резкой, но веселой, а еще – «нашей Полли», что означало, как сильно им со мной повезло. Последняя характеристика особенно часто звучала в дни, когда я тайком пробиралась в кабинет учителя, чтобы разыскать ответы на контрольную.

Мы не контактировали до той драки, но я с самого начала знала, что Лука другой. Правильный мальчик. Моя противоположность. Про таких, как он, говорят: «Подающий большие надежды». А про меня сказали бы: «Она звезд с неба не хватает». И все бы ничего, не начни мы общаться.

Я всегда относилась к тем невероятным дурочкам, слепо верящим в святость дружеских уз. Звучит комично, но это чистая правда. Называя кого-то своим другом, я чувствовала себя так, будто провожу ритуал по слиянию наших душ, сердец и жизней. Конечно, столь серьезный подход не способствовал появлению большого количества друзей, но я не огорчалась, потому что привыкла довольствоваться только самым лучшим.

Признаюсь, что дружба с Лукой никогда не казалась мне хорошей идеей, да и не верила я, что это возможно. Ближе к середине восьмого класса мы узнали, что он занимается фигурным катанием, а спорт – это совсем не про меня. Чтобы отмазаться от занятий физической культурой я часто отыгрывала внезапную травму и, упав навзничь, тихо хныкала до тех пор, пока меня не прогоняли из зала.

– Ну ты и артистка, – говорил мне Лука после урока.

– Знаю, – довольно улыбалась я в ответ.

Удивительно, но меня не раздражало его превосходство. Иногда я даже восхищалась тем, как сильно он на меня не похож, хотя с другими это работало с точностью до наоборот. Мне не надоедали рассказы Луки о ежедневных тренировках и меня не душили его амбиции размером с кратер вулкана. Я бы назвала общение с ним сносным, но это было бы чудовищным преуменьшением тех чувств, что вызывали во мне наши разговоры и встречи.

– Полли, а как бы ты назвала своего оленя? – спросил меня как-то Лука.

– А что? Хочешь подарить мне оленя?

– Нет, – покачал он головой, проигнорировав мою шутку. Он никогда не велся на мои подколы, когда хотел поговорить серьезно, по-взрослому. – Так что, какое имя ты бы выбрала?

– Ну и вопросы ты задаешь, – вздохнула я. – Пусть будет Лука.

– Ты бы назвала оленя в мою честь? – удивился он.

– Да.

– Почему?

– Потому что ты бы мне его подарил, – уверенно заявила я.

– Вот так заявление, – ахнул Лука, улыбаясь.

– К чему ты об этом заговорил?

– Папа обещал, что на мое шестнадцатилетие мы вместе поедем к его оленям, и я смогу дать имя одному из них.

– А он точно приедет?

– Он так сказал.

– Родители много чего говорят, Лука.

– Ты его совсем не знаешь, – возразил он. – Если папа дал обещание, он его сдержит.

– Ладно. А когда тебе исполнится шестнадцать?

– Через два месяца.

Так я узнала, что Лука старше меня и всех остальных в классе. Когда я спросила, с чем это связано, он сказал, что не хочет об этом говорить, и быстро сменил тему.

Это еще одна вещь, которая жутко меня бесила. Его скрытность. А, как я сказала ранее, дружба – это святое, а в недоверии нет ничего похожего на святость.

Мы открылись друг другу не сразу. Он долго молчал о том, как серьезно относится к фигурному катанию – боялся, что я подниму его на смех из-за мечты стать чемпионом. Я же до последнего скрывала свое стремление быть человеком обычным, понятным и в то же время значимым. Но, когда мы осмелились изобличить ту часть себя, которую прятали от остальных, все в нашем общении стало проще. А еще – иначе.

– Я назвал его Поль, – сообщил мне Лука, когда вернулся из поездки к отцу.

– Мне кажется или имя твоего оленя похоже на мое? – сощурилась я, едва сдерживая улыбку.

– Ничего лучше не придумал, – пожал он плечами, будто не было в этом поступке ничего особенного. Но я знала, как ему важна эта поездка, встреча с папой и его оленями, а потому растрогалась, осознав, что даже в такой момент он помнил обо мне.

– Хорошее имя, мне нравится.

– Слушай, Полли… – замялся Лука.

– Что такое?

– Поедешь в следующий раз со мной?

– Познакомиться с Полем?

– Не совсем, – робко улыбнулся он. – Отец обещал отвезти меня на замерзшее море.

– Это еще зачем? – удивилась я.

– Всегда мечтал там покататься.

– На коньках? А это безопасно? Ты не уйдешь под воду?

– Все будет хорошо. Так что, хочешь поехать?

– Мне нужно спросить у мамы, но я сама не против.

Ух ты, подумала я про себя, неужели это правда случится, и мы с Лукой отправимся в настоящее путешествие в самое сердце тундры, на берег замерзшего моря? Если бы меня спросили, как так вышло, что сегодня он новенький, которого я сторонюсь, а уже завтра мы друзья, готовые разделить одно на двоих северное приключение, я бы не знала, что ответить.

Встретить ее здесь, в этом необъятном городе, среди миллионов так не похожих на нее людей – ничто иное, как чудо, в которое я никогда не верил. Она жила в трех с половиной тысячах километров отсюда, в северном городе, на гербе которого изображен единорог, в доме рядом с театром оперы и балета, в который так любила ходить ее мама, а еще она жила в моей памяти, и воспоминание о ней даже спустя годы сияло ярче Полярной звезды.

Когда мы виделись в последний раз ее светло-русые волосы едва доходили до плеч, а теперь я украдкой наблюдаю за тем, как длинные белокурые локоны вьются по ее изящным плечам и спине. У меня бы и раньше не повернулся язык назвать ее нескладным подростком, но сейчас в ее внешности не осталось ничего детского, и поэтому я едва держусь на ногах. Женственная, с изящными длинными руками, которые держат поднос с напитками, со смягчившимися со временем резкими чертами угловатого лица – такой она предстала передо мной этим вечером, спустя восемь лет после нашего молчаливого прощания.

Полли. Я шепотом произношу ее имя, забившись в углу коктейль-бара «Наши черничные ночи», куда меня пригласила моя бывшая Инга, с которой мы смогли остаться хорошими друзьями. На мне нелепый ярко-салатовый костюм Маленького принца1 и карнавальная корона из поролона и золотистой ткани, что не так уж сильно выделяет меня среди остальных гостей тематической фэнтези-вечеринки, но мне все равно неловко. Особенно теперь, когда я знаю, что Полли здесь.