— Мне понадобилось кое-что еще, — пояснила Эмма, поскорее стягивая горловину сумки, чтобы он не заглянул внутрь, и прижала пакет к себе. Кенни пожал плечами и шагнул к порогу.

Выйдя на улицу, Эмма огляделась в поисках темно-зеленого «тауруса», но вдоль обочины стояло множество машин, а она опасалась проявлять излишнее любопытство. И все же она знала: ищейка где-то здесь, а это означало, что судьба предоставляет ей великолепный шанс.

Ну же!

Повернувшись, она бросилась на шею Кенни. Застигнутый врасплох, бедняга отшатнулся и врезался спиной в кирпичную стену, отделявшую аптеку от химчистки. Пропустив мимо ушей приглушенный вопль боли, она прижалась к нему, стукнув при этом мешком по ноге, и впилась губами в его рот.

Кенни безуспешно пытался вырваться, и глухо мычал, стараясь освободиться:

— Какого черта вы вытворяете?

— Целую вас, — пробормотала Эмма, почти не отрывая губ, и призывно вильнула бедрами. — Обнимите же меня.

— А что это вы так ерзаете?

— Извиваюсь.

— Что?!

Он поднял было голову, но Эмма вцепилась в его волосы и удержала нЈ месте. Их зубы столкнулись.

— Притворитесь, что целуете меня.

— Снова приказы, Эмма?

Она почувствовала, как сжались его челюсти, и поняла, что ее привычка командовать в очередной раз сослужила плохую службу. Ну почему ее прямота постоянно ей вредит? Сейчас он оттолкнет ее, и тогда… ну нет, она ему не позволит!

Эмма обмякла в его руках, приоткрыла губы и вложила в поцелуй все, все, что так долго копилось в ней, но оставалось невостребованным.

Шли секунды. О Боже…

Он действительно неглуп! Мгновенно понял, что ей нужно.

Его руки жгли ей спину. Рот чуть смягчился, губы раздвинулись и…

Его язык шевельнулся, скользнул внутрь, и она мгновенно забыла о верзиле и необходимости вести себя вызывающе. Мир пошатнулся, земля разверзлась и поглотила Эмму.

Сознание того, что она всю жизнь умирала от голода и вдруг попала на пир, озарило ее. Она хотела ощутить его губы везде: на груди, на талии, между ног… Да-да, именно там! Жаждала, чтобы он любил ее, наполнил собой. Желала почувствовать вес его тела, придавившего ее к земле, испытать нежность и жестокость его ласк.

Они издавали странные звуки, похожие на рычание. Земные, грубые. Его плоть набухала и твердела, готовая пронзить ее, и она хотела его так сильно, что едва не всхлипнула от облегчения, когда он стиснул ее ягодицы.

Не прерывая поцелуя, Кенни повернул Эмму так, что теперь она прижалась спиной к стене, и загородил ее собой от посторонних взглядов. Его рука прокралась ей под платье и легла на бедро. Слава Богу, она не надела сегодня чулок!

Сильные пальцы погладили внутреннюю сторону ее бедра. Эмма бесстыдно расставила ноги, приглашая его в то местечко, где ему надлежало быть. Он сразу понял, что ей надо. Горячая рука проникла внутрь, сжала, погладила…

Тишину расколол пронзительный автомобильный гудок.

Кенни отдернул руку и отскочил. Эмма обессиленно прислонилась к стене. Оба тяжело дышали. Кенни нервно пригладил волосы.

— Черт!

При виде его обозленного лица из Эммы словно воздух выпустили. Как он может вести себя так после всего, что между ними было?

Он схватил ее за локоть и бесцеремонно потащил к машине. Чудесный поцелуй был забыт, растоптан…

— И не смейте больше меня провоцировать!

Эмме следовало бы ответить ударом на удар, но она была слишком обескуражена, чтобы найти подходящие слова. Кенни втолкнул ее в машину и, все еще кипя гневом, сел за руль.

— Мы едва не сделали это! Прямо посредине главной улицы Уайнета!

«Кадиллак» рванулся с места со скоростью ракеты.

— Еще пара секунд — и ваша юбка была бы задрана до талии, а мои штаны — расстегнуты, и не пытайтесь этого отрицать! Черт возьми, Эмма! Я еще вчера объяснял, что готов на все, лишь бы вернуться на поле, но вам это в одно ухо влетело, а в другое вылетело! Или вы забыли, что мы находимся в родном городе президента, где каждая собака его знает?

Эмма промолчала. Кенни вырулил на автостраду.

— К завтрашнему утру он узнал бы все, до мельчайших подробностей: как я лапал драгоценную девственную подружку его жены, да еще на глазах у всех. На случай, если вы чего-то недопоняли, повторяю: это не самый лучший способ восстановить мою репутацию спортсмена с твердыми моральными принципами.

— Не смейте орать на меня!

Возможно, то, что она не повысила голоса, заставило Кенни взглянуть на нее пристальнее. Он мгновенно остыл и тяжело вздохнул:

— Ладно, понимаю, тут не только ваша вина. Я мог бы отстраниться. Должен был. Но, дьявол, Эмма, я мужчина, а этот твой рот…

— Я уже наслышалась о том, что совершенно невыносима, слишком властная и люблю отдавать приказы. Если в присутствии такой мужеподобной особы, как я, вы не чувствуете себя мужчиной, придется смириться. Мне себя не переделать.

Кенни явно растерялся.

— Я имел в виду вовсе не ваше вечное стремление к лидерству. Речь шла о вашем… не важно. Знай я раньше, что неодолимо притягиваю вас… мы могли бы решить этот вопрос наедине и в более подходящем месте.

Он в самом деле неодолимо притягивал ее… но ничего, кроме бед, это не сулило.

— При чем тут ваши личные качества? Просто вы единственный, кто оказался под рукой. Человек Беддин-ггона следил за мной, и мне нужно было выкинуть что-нибудь скандальное.

— За вами действительно следят?

— Я же говорила, что так будет. Прошлой ночью он торчал в «Раустэбауте».

— Как он выглядит?

— Этакий толстяк с круглой головой и редкими соломенными волосами. По-моему, водит темно-зеленый «таурус». Вы его знаете?

Кенни долго пристально изучал ее.

— Возможно.

— Кенни, у меня осталось только десять дней до возвращения в Англию.

— Это мне хорошо известно.

Свет фар встречного автомобиля мазнул по его лицу.

— Итак, меня нагло использовали?

— По чистой необходимости, — оправдывалась Эмма и, чтобы сохранить лицо, повторила: — Кроме вас, никого рядом не оказалось.

Кенни раздраженно крутанул рулевое колесо.

— И предупреждаю: не вздумайте заигрывать с Декстером или Тедом Бодином, слышите? Я серьезно, Эмма. Прочь руки от этих мужчин.

— История моей жизни, — пробормотала она.

— И что это означает?

— Ничего. — Она была готова откусить себе язык и поэтому быстро сменила тему: — Я с таким наслаждением наблюдала сегодня за Питером! Он никого не замечал, кроме вас.

— Просто есть не хотел, иначе немедленно бы вцепился в мать.

Кенни сбросил скорость, готовясь свернуть на дорогу, ведущую к ранчо.

— Должен признаться, что благодарен вам. Вы здорово защищали меня перед Шелби, не говоря уже о том, что сумели со всеми поладить. И поэтому решил простить вас.

— Ура, — сухо пробурчала Эмма. Автомобиль покатил по длинной аллее. Кенни повернул голову:

— Собираетесь разыгрывать недотрогу?

— Может быть.

— Признаюсь, утром я слишком разгорячился. Следовало бы принять в расчет ваши сердечные порывы благодетеля человечества, особенно когда вы дали мне пощечину. Вы оскорбили мои чувства, вот и все.

— Представьте, я прекрасно вас понимаю, — многозначительно кивнула Эмма.

Кенни завел машину в гараж, примыкавший к дому.

— Если намекаете, что это я вас обидел, зря стараетесь. Мы оба знаем: это невозможно. Впрочем, вам до лампочки мое доброе мнение о вас.

— Верно, — обронила она, только чтобы позлить его. Но удар не попал в цель, и Кенни, ухмыльнувшись, схватил с ее колен пластиковый пакет.

— Я внесу это в дом.

— Нет, я…

Но Кенни уже шагнул на крыльцо, и Эмме пришлось поспешить следом за ним, на кухню.

Свет, оставленный Патриком, бросал мягкие отблески на мебель и яркие картины на стенах, но Эмма, не знавшая, под каким предлогом отобрать пакет, ни на что не обращала внимания. Кенни уже подошел к кухонному столу, когда Эмма с досадой заметила, что ручки пакета разошлись. Кенни небрежно уронил его на стол, и часть содержимого высыпалась.