Кенни Тревелер был редкостно ленив, и только этим не слишком приятным качеством объясняется то, что он постыдно заснул в клубе «Амбассадор», принадлежащем «Трансуорлд эрлайнз»[1] далласского аэропорта Форт-Уорт, вместо того чтобы встречать рейс 2193 из Британии. Чистая лень с его стороны плюс полное нежелание встречать рейс 2193.

Он спал бы и дальше, но, к несчастью, появление парочки чересчур шумных бизнесменов лишило его столь приятной возможности. Неохотно открыв глаза, Кенни минут пять со вкусом потягивался и громко зевал. Симпатичная женщина в сером костюме с короткой юбкой сочувственно улыбнулась ему, и он, отделавшись ответной улыбкой, взглянул на часы и понял, что опаздывает уже минут на сорок. Посему Кенни не стал никуда спешить, а вместо этого снова зевнул и потянулся.

— Простите, что беспокою вас, — нерешительно начала незнакомка, — но ваше лицо… кажется таким знакомым. Вы, случайно, не…

— Совершенно верно, мэм. — Кенни подавил зевок, растянул губы в широкой ухмылке и залихватски сдвинул стетсон на затылок. — Рад слышать, что кто-то узнает меня не только на арене родео. Видите ли, чаще всего люди меня просто не замечают!

— Родео? — смутилась женщина. — Извините. Я подумала… вы так похожи на Кенни Тревелера, знаменитого игрока в гольф.

— В гольф? О, что вы, мэм! Я слишком молод, чтобы забавляться играми пенсионеров! Мне по душе настоящий спорт.

— Но…

— Родео. Вот это классная штука. Ну и футбол, конечно, или баскетбол.

Он медленно поднялся с кресла и выпрямился во все свои шесть футов два дюйма.

— Вот когда доходит до тенниса, тут следует хорошенько подумать. Занятие для снобов, видите ли. Ну а гольф — самое распоследнее дело!

Он пожал плечами. Но «серый костюм» было трудно провести на мякине, поскольку она не вчера родилась.

— Однако я прекрасно помню, как этой зимой видела по телевизору вашу блистательную игру в финале турнира «АТТ» и «Бьюик инвитейшнл», — настаивала она. — Клянусь, я думала, что Тайгер разрыдается во время последнего раунда в Торри-Пайнз. — Ее улыбка несколько поблекла. — Просто поверить не могу, что президент Бо…

— Был бы крайне благодарен, мэм, если бы вы не упоминали при мне имя антихриста.

— Простите. Как по-вашему, надолго вас дисквалифицировали?

Кенни поспешно взглянул на золотой «Ролекс».

— Вероятно, это зависит от того, как быстро мне удастся добраться до терминала «Бритиш эруэйз».

— То есть?

— Рад был потолковать с вами, мэм. Мне пора.

Он вежливо притронулся к полям стетсона и засеменил к выходу.

Одна из его несчастных отставных подружек заметила как-то, что в исполнении Кенни эта походочка вполне может считаться настоящим бегом во весь опор. Но все дело в том, что он вообще не видел смысла тратить энергию в любом другом месте, кроме как на поле для гольфа. Его девизом было «поспешай медленно» или «тише едешь — дальше будешь», хотя в последнее время следовать ему становилось все труднее.

Он решительно протопал мимо газетного лотка, не остановившись взглянуть на заголовки таблоидов, вопивших о его дисквалификации. О том, как президент Профессиональной ассоциации гольфа Даллас Фремонт Бодин отстранил от игр Кенни Тревелера в разгар самого удачного сезона в истории профессионального гольфа, сделав тем самым невозможным его участие в турнире «Мастерз», срок которого наступал всего через две недели.

— Привет, Кенни.

Он кивнул какому-то типу в деловом костюме и с тем восторженно-щенячьим выражением, которое появлялось у людей при виде смутно знакомого лица. Похоже, этот прибыл прямо с севера, поскольку выговаривает его имя слишком правильно — «Кенни», а не «Кинни», как все нормальные люди.

Он чуть-чуть прибавил шагу, на случай если бизнесмену взбредет в голову ахать над его триумфальным последним раундом на турнире в Бей-Хилле в прошлом месяце. Женщина с длинной гривой и в туго облегающих джинсах бросила на него оценивающий взгляд, но на поклонницу гольфа она не походила, и Кенни рассудил, что, должно быть, она сражена его офигенной внешностью.

Та же экс-подружка говаривала, что если в Голливуде когда-нибудь вздумают снять фильм о жизни Кенни, единственной звездой, достойной, в смысле красоты, изобразить героя на экране, будет Пирс Броснан, если, конечно, его немного растрепать, привести одежду в беспорядок, избавить от жеманного иностранного акцента и кормить жареными цыплятами, пока он хоть немного не поправится, а то его сдует первым же ураганом из западного Техаса. Но прежде всего придется научить старину Пирса махать клабом[2] так, как заповедал Господь.

Черт, долго еще топать на своих двоих? Он совсем упарился.

Кенни остановился у лотка со сладостями и орехами, купил несколько пачек фруктовых карамелек и, бессовестно пользуясь своим обаянием, убедил мексиканскую киску, стоявшую за прилавком, убрать банановые. Хотя он любил ассорти, но терпеть не мог бананов и, поскольку требовалось слишком много усилий, чтобы вытащить их из пачки, обычно пытался уговорить кого-то другого проделать за него всю работу. Если уболтать продавцов не удавалось, приходилось просто съедать все подряд.

У терминала «Бритиш эруэйз» не осталось ни единой души, поэтому Кенни прислонился к колонне, вытащил из пачки горсть карамелек и закинул в рот. Задумчиво жуя, он предавался грезам, среди которых не последнее место занимала картина, как он с наслаждением сворачивает шею Франческе Дей Бодин, жене антихриста, скрытого под личиной президента ПАГ. Подумать только, и он считал эту женщину своим другом!

— Только одно малюсенькое одолжение. Ради меня, Кенни, — упрашивала она. — Если приглядишь за Эммой эти две недели, даю слово, что уговорю Далли сократить срок твоей дисквалификации. Пусть ты пропустишь «Мастерз», но потом…

— И как, по-твоему, ты это осуществишь? — осведомился он.

— Никогда не спрашивай, как мне удается обвести вокруг пальца моего муженька.

А он и не собирался. Всякому известно, что одного взгляда Франчески вполне достаточно, чтобы растопить сердце Далли Бодина.

Пронзительный ребячий визг, сопровождаемый жизнерадостным голосом с резким британским акцентом, вернул Кенни к действительности.

— Немедленно отпусти волосы сестрички, Реджи, иначе я очень рассержусь. И незачем так вопить, Пенни. Если бы ты не укусила его, он бы на тебя не набросился.

Кенни обернулся и с усмешкой покачал головой при виде женщины с двумя детишками, показавшейся из-за угла. Первое, что он заметил, была шляпа, этакая залихватская соломенная штучка с загнутыми полями и гроздью весело подпрыгивавших при каждом шаге искусственных вишен. На незнакомке были тонкая зеленая юбка с узором из роз и свободный розовый блузон в тон маленьким аккуратным сандалетам. Одной рукой она сжимала ладошку малыша вместе с ручкой сумки размером со штат Монтана, другой — пальцы недовольной девочки, цветастый зонтик и клубнично-красный мешок, едва не лопавшийся от книг, газет и еще одного яркого зонтика. Беспорядочно вьющиеся светло-каштановые волосы выглядывали из-под шляпки, а если с утра англичанка и позаботилась нанести какую-то косметику, то она давно стерлась. Кенни, правда, решил, что это к лучшему, поскольку ее рот даже без помады выглядел невероятно чувственным: с пухлой нижней губкой и изогнутой наподобие лука верхней. Несмотря на легкомысленный наряд, подбородок был решительно выдвинут вперед, что придавало бы ей строгий вид, если бы не младенчески круглые щечки. Скулы были высокими, а нос — узким и чуточку длинноватым, что, однако, не уменьшило интереса Кенни, так как в дополнение ко всему прилагалась еще и пара невероятно огромных, золотисто-карих глаз, обрамленных густыми ресницами.