Когда у нахараров, наделенных благодатью Божьей, родился этот замысел, они многими уговорами привели исповедника к согласию. И так как он привык никогда не противиться благому, по прежней привычке и в этом случае он поспешил немедленно исполнить решение единодушно согласившихся во имя Божественной добродетели. Пришел и вступил в страну Армению Великую.

Поспешили и немедленно вышли навстречу ему мужи и жены, великие и малые, и все множество азатов и шинаканов. Падали ниц перед святым и, простирая к нему руки, говорили: «Благословен Господь Бог в вышних, направивший к нам ангела с небес — доставить нам весть о воскресшем, чтобы унаследовали мы Царство [небесное], ибо в тебе мы видим воплощенными всех отчаявшихся с надеждой о воскресении, а скованных — в уповании на свободу от пут. В тебе мы видим и устроение страны нашей в мире. Ибо церкви наши в ликовании радуются, и через тебя святые мученики наши беспрерывно предстательствуют за нас перед Богом. Благослови нас, святой отец наш, ты — уста усопших, говори с нами с открытым благословением, дабы в душах наших мы тайно слышали благословение святых.

Ты открыл дорогу тем, что желали вернуться в свою страну. Молим Бога, чтобы неотступно шли вслед за тобой, святым проводником. И как открыл ты закрытую дорогу в [нашу] страну, отвори и на небесах двери для молитв наших, дабы моления и от нас, грешных, достигли Бога для предстательства за этих узников. И пока пребываем мы в смертном теле, как видим мы твою божественную святость, пусть увидим и любимых наших страдальцев, [ведь] мы давно разбиты и раздавлены душой и телом. Итак, уверуем в истинную надежду — как исполнилось наше великое ожидание твоей святой любви, так и вблизи мы увидим истинных свидетелей Христовых, по поводу небесной красоты которых мы пребываем в горячем ожидании».

Но блаженный исповедник, хотя и был принят всей страной со столь великой любовью, никак не хотел приблизиться к кому-либо для удовлетворения [жизненных] телесных нужд, но избрал себе место вдали от всех многочисленных толп людей и вместе с тремя братьями кончил жизнь свою в великом подвижничестве.

Если кто пожелает изложить это, с трудом сумеет рассказать о благочестивых делах его. Заговоришь ли о бодрствовании — словно лампада неугасимая горел он все ночи напролет. А что до умеренности в еде, считай, что он был похож на обходящихся без пищи ангелов. Говоря о скромности, среди живых не найдешь ему равного. Пожелаешь ли заговорить о бескорыстии, то, как мертвый не соблазняется имуществом, таким же точно считай и блаженного.

Не умолкая, постоянно пребывал он в служении бесконечными молитвами, всегда беседовал с Богом в вышних. Был он солью для утративших вкус и взбадривающей шпорой для всех ленивцев. Через него была посрамлена жадность и весьма пристыжено чревоугодие. Он принес выздоровление стране нашей Армянской, и множество раненых с его помощью обрели здоровье. Был он совершенным учителем для [бывших] учителей своих и святым отцом-наставником для [бывших] отцов своих. Прислушиваясь к его славе, умудрялись невежды, а, видя его вблизи, одумывались дерзкие. Он проживал телесно в тесной келье, и слава о святости его достигла дальних и близких. Бесы, преисполнившись страха, убежали от него, спустились ангелы и поселились возле него.

Греки через него считали блаженной страну Армянскую, и многие варвары спешили видеть его во плоти. Он был любезен возлюбленным Бога и многих из врагов истины обратил на сторону святой любви. Он стал благочестив с самых отроческих лет своих и в том же благочестии завершил жизнь свою. Как не вступил он в святой брак в мире сем, так же оказался не подвержен земным благам, исходящим от всяческих тленных предметов мира сего. И если следует высказаться открыто: как променял он телесные нужды на пользу духовных вещей, так и переместился с земли на небеса.

Имена нахараров, которые по доброй воле ради любви Христовой отдали себя в оковы царские:

из рода Сюни два брата, Бабгэн и Бакур;

из рода Арцруни Мершапух, Шавасп, и Шнгин, и Мехружан, и Паргев, и Тачат;

из рода Мамиконеан Хамазаспеан, и Хамазасп, и Артавазд, и Мушел;

из рода Камсаракан Аршавир и Тат, Вардз, Нерсех и Ашот;

из рода Аматуни Вахан, и Арандзар, и Арнак;

из рода Гнуни Атом;

из рода Димаксеан Татул и Сатой, вместе с двумя другими сотоварищами;

из рода Андзеваци Шмавон и Зуарэн и Араван;

из рода Аравелеан Папак и Вараздэн и Дат;

из рода Арцруни Апрсам;

из рода Мандакуни Сахак и Парсман;

из рода Ташраци Врэн;

из рода Рапсонеан Бабик и Йохан.

Эти тридцать пять мужей, кто из старших нахараров, а кто из младших, но все телом [воистину] нахарарские отпрыски, а по духовной доблести — все небесные граждане. И много еще других азатов — кто из царского удела, а кто из уделов тех же нахараров, сотоварищи и соратники доблестных витязей. И все они по своей воле вошли в священные оковы мучения.

Но мы сейчас удивлены не только тем, что они по своей воле отправились и вступили в испытание, но еще больше мы изумлены, что люди изнеженные, как они, воспитанные среди снежных гор, стали жителями знойных равнин. Те, что наподобие свободной дичи бродили среди изобилующих цветами гор, были брошены в сожженную страну Востока со связанными ногами и руками. Мучимые голодом и терзаемые жаждой, во мраке днем и без света ночью, без покрывала и без ложа, подобно зверям, спали на земле девять лет и шесть месяцев. И с такой великой радостью переносили лишения, что вовсе никто не услышал из уст ропота и брани, но обильные выражения удовольствия, подобно благоденствующим, пребывающим в богопочитании людям.

И пока они были в таких лишениях, возникла мысль у царя, что от великих страданий тяготятся они горькой жизнью своею. Послал к ним великого хазарапета и [тот] сказал: «Хоть впредь подумайте о себе и не пребывайте в том же упорстве, поклонитесь солнцу и будете освобождены от злейших оков ваших, и каждый вновь обретет свою [свободную] жизнь на родине».

Дали ответ блаженные и говорят: «Для какого испытания, ты, придя, спрашиваешь нас, и действительно ли сам царь послал тебя?» Поклялся хазарапет и говорит: «В этом нет ни слова больше или меньше, что не вышло бы из уст его!» Тогда они говорят ему: «Те, что однажды научились истине, никогда не отступят от нее, но остаются теми же, что они есть. Неужели тогда мы уперлись по какому-то неведению, а ныне лишения вразумили нас чему-то? Это не так, но в мыслях живет лишь то сожаление, что как это мы не закончили нашу жизнь с прежними [мучениками]! Но теперь мы умоляем тебя и через тебя великого царя: больше уж по этому делу не спрашивайте нас, а что вы замыслили о нас — совершите!»

Когда великий хазарапет услыхал это, весьма похвалил в мыслях своих их твердую стойкость и после этого стал проявлять к ним расположение как к возлюбленным Божьим. И многими словами увещания склонял царя к согласию, чтобы тот освободил их от оков. Ибо хотя он и был отстранен от царского хазарапетства и во многих делах был признан вредным, [да и] сам в душе своей лелеял [мечту] о разрушении страны Армянской, почему и с великим поношением его вернули домой, — до конца своей жизни он никогда не желал злословить об этих узниках.

А многие из блаженных, что были моложе, научились грамоте своей родной страны, и было им это пищей духовной, которою они себя ободряли и товарищей утешали. Настолько восхитились в мыслях и думах своих, что и те [из блаженных], что были постарше, смягчились, освежели, помолодели. Ибо, хотя для них времена учения прошли, но они, распевая совместно множество псалмов, духовно сливались с новооперившейся стаей отроков.

И так возвышали святое служение, что, очарованные их сладким пением, некоторые из суровых палачей делали им послабления, насколько это было в их руках безотносительно от царского веления, проявляли ко всем любовь и часто помогали им в их телесных нуждах. Особенно же потому, что через них удавались исходящие от Бога чудеса врачевания, так что в том городе, где были узники, многие из одержимых очистились. Поскольку не было у них вовсе священников, к ним обращались больные и хворые того города, и каждый получал от них выздоровление от своих болей.