– Чёрт возьми! – выругался мальчишка, отряхивая одежду со всех сторон. Когда дело дошло до краёв рубашки, он заметил, что они обгорели, и рассердился ещё сильнее: – Что за края стали делать? Совсем не огнестойкие. Ну, Мракус у меня получит, и Дрожикс тоже!

– Ты… ты… кто?.. что?.. как?.. – заикалась Дичембре, показывая пальцем на ребёнка, на печь, снова на ребёнка и снова на печь.

Не успела она сформулировать вопрос, как мальчишка вскочил на ноги и заметался по комнате взад-вперёд.

– Где же ты их спрятала? – спросил он, оглядываясь по сторонам.

Дичембре нахмурилась, покосилась на печь: огонь горел.

– Стой, не говори, я сам найду, – заявил мальчишка, взобрался на пуф у туалетного столика и зазвенел стеклянными флаконами. – Здесь нет, – объявил он, зажав один флакон в руке. Жидкость внутри закипела, поднялась, расплавила колпачок и пенным вулканом вылилась на столик.

– Что ты делаешь? – крикнула Дичембре и кинулась ловить мальчишку.

– Здесь тоже нет, – продолжил он, ныряя головой в ящик для белья. Схватил новую пару носков и тут же бросил назад с прожжёнными дырами. Затем метнулся к письменному столу. – И здесь нет. – Перья, в которых он успел покопаться, задымились. – Нет. – Линейки расплавились. – Нет и нет. – Тетради почернели, некоторые страницы поджарились. – И тут тоже. – Он добрался до книжного шкафа и начал рыться на полках.

Как это возможно? Ребёнок жёг и испепелял всё, к чему прикасался.

– Можно узнать, кто ты такой? – выпалила Дичембре, пытаясь собрать обгоревшие книги. Маленькие костлявые пальцы отпечатались на корешках.

Мальчишка замер, бросил на пол последнюю книгу и впился в Дичембре испепеляющим взглядом. У него были большие серо-голубые глаза. Скорее серые, чем голубые.

– Как невежливо! Я Корвин. Корвин Лунро.

Он протянул Дичембре руку. Девушка посмотрела на красные кончики пальцев: они горели, как свечи на праздничном торте. Взглянула на опустевший флакон на полке туалетного столика, прожжённые носки, почерневшие обложки разбросанных по полу книг. И сделала шаг назад.

– А ты не такая глупая, как кажешься, – заметил Корвин, убрал руку и подул на раскалённые пальцы.

– Так ты… ты тот самый ребёнок из дымохода! – воскликнула Дичембре в растерянности. – А я…

– Я знаю, кто ты, – перебил Корвин, наигранно зевая. – Ты эта, со странным именем. И ты побудешь моей няней, но недолго.

И снова то непривычное ощущение в желудке.

– Конечно, это было странно, когда ты вот так появился, – сказала Дичембре, опускаясь на колени возле печи. – Но мне к странностям не привыкать. Я ведь выросла в цирке, знаешь?

– Что ты делаешь? – проворчал Корвин.

– Ищу тайник, – ответила девушка, приложив ухо к стене, – потайную дверь, люк, двойное дно или что ты там использовал, чтобы проделать этот трюк. – Дичембре легла на пол, сунула руку под печь, ощупала щели между половицами. – У нас в цирке был волшебник – Великий Юл. Юл – это сокращение от Июль. Пару раз я была ассистенткой на его представлениях, пряталась в потайной отсек и сидела там, пока он отвлекал внимание зрителей. О, точно! – внезапно воскликнула она и села на полу. – Отвлечение внимания! Ты ведь его использовал, да? Признаюсь, я немного растерялась, когда в дверь постучали; никогда бы не подумала, что мисс Малхони твоя сообщница…

Корвин схватил флакон духов и швырнул на пол. Дичембре вздрогнула.

– Трюк? Так ты думаешь, это был трюк?

Свет ламп потускнел. Тень Корвина упала на пол, изогнулась, разрослась, покрыла стены.

– Ладно-ладно, признаю: у тебя здорово получается. А теперь перестань, хватит! – Дичембре подняла руки вверх.

Мальчишка хмыкнул и начал испаряться. Острые черты лица сгладились, складки на одежде исчезли, взъерошенная шевелюра стала ещё чернее и ещё больше походила на дым, а потом ребёнок целиком превратился в густое дымовое облако.

– Скажи мне, где они! – приказало облако; из его центра смотрели красные глаза.

Дичембре метнулась в сторону, колени дрожали.

– Я правда не знаю, о чём ты.

– Мехи, – прозвучал голос Корвина откуда-то издалека. – Где мехи?

Лампы гасли одна за другой: чёрное пятно, сжимаясь, перепрыгивало из плафона в плафон, отскакивало от потухшего фитиля и неслось дальше. Огонь в печи всё ещё горел, но воздух снова стал ледяным.

– Перестань! – взмолилась Дичембре. – Ты меня пугаешь!

– Мехи, – повторило пятно, подлетев к ней. Подскочило, вытянулось, закружило вокруг всё быстрее и быстрее, посыпая пол пеплом, дёргая Дичембре то за волосы, то за юбку, оплетая руки и ноги.

– Умоляю, перестань! – завизжала Дичембре. Горло забило сажей, дышать было нечем.

Вихрь разомкнулся, взлетел выше, потом снова опустился и обхватил её, как скорлупа орех.

– Они в шкафу, в сундуке! – крикнула Дичембре и, раздвигая дым руками, в слезах бросилась прочь из комнаты, вниз по лестнице, к выходу.

Свежий вечерний воздух не смог её успокоить. Тело била дрожь, сердце так и выскакивало из груди.

– Добрый вечер, мисс Дичембре! – раздался голос за спиной. – Вы что, уже покидаете нас? Так быстро?

Мистер Лунро сидел на деревянной скамейке в центре террасы. Его вытянутая фигура сливалась с оплетавшими фасад виноградными лозами. Засохшие листья покрывали стены и окна дома, хотя к этому времени года ветер давно должен был сорвать их с ветвей, разметать по двору и покрыть инеем.

– Ой, мистер Лунро, вы меня напугали!

– Странно. Я не собирался никого пугать.

Мистер Лунро жевал погасшую трубку и смотрел, как солнце садится за горизонт. В закатном свете ели за кованой решёткой забора горели как факелы.

Дичембре вздрогнула. Она снова вспомнила огонь в печи, дым от брюк Корвина, испаряющуюся кудрявую шевелюру.

– Ваш сын исчез, – проговорила она. Сердце бешено колотилось.

Мистер Лунро спокойно перевёл взгляд на Дичембре:

– Уверен, он где-то в доме, поищите получше. В чайнике смотрели?

– В чайнике?

– Ну да. Или в кастрюле: он обожает тушёного кролика.

Дичембре было не до шуток. Она всё ещё ощущала едкий запах дыма, слышала шипение гаснущих свечей и пронзительное эхо голоса Корвина, звеневшее в абажуре.

– Он исчез, – повторила она, – рассеялся, испарился. Превратился в дым и скрылся в печи.

Мистер Лунро вынул трубку изо рта, выпустил облачко дыма. Дичембре готова была поклясться, что ещё мгновение назад трубка не горела.

– Я понял, спасибо, что предупредили. А теперь можете вернуться наверх.

– Н-но…

– Можете вернуться и собрать свои вещи. Вы уволены, мисс Дичембре.

Уволена? Неужели опять?

– Я не понимаю, – произнесла Дичембре, опершись на старые облупившиеся перила. Лепестки краски осыпа́лись с них, как пепел.

– Вы потеряли из виду моего сына. Вы оставили его одного в печи. «Никогда не терять ребёнка из виду» – вот первое правило няни.

Мистер Лунро достал из кармана пиджака часы на цепочке, открыл крышку, постучал пальцем по круглому циферблату.

– Вот и новый рекорд для вашего резюме. Тридцать семь минут – няня сына Чёрного Человека.

Дичембре замерла, точнее, попыталась замереть. Ноги подкашивались: казалось, терраса качается под ними, как плот на волнах.

– Что вы сказали?

Мистер Лунро снова вынул трубку изо рта, выпустил ещё одно облачко дыма. Дичембре по-прежнему не видела красного сияния в трубке. Сомнений не было: трубка действительно не горела.

– Объявление в «Вечернем Кошмаре» было яснее ясного, ни единого туманного или дымного слова, – искренне рассмеялся мистер Лунро.

Мисс Дичембре всё ещё было совсем не до смеха. Она торопливо рылась в карманах юбки в поисках обрывка газеты.

– Не может быть! – бормотала она, пока вытаскивала и аккуратно разворачивала листок.

«Требуется няня для сына Ч».