Главное, конечно, было не в этом. Семенов-младший был готов смотреть вообще все, что угодно, даже производственный киножурнал или несмешные иностранные комедии середины прошлого века: ведь рядом с ним была Она.

Сначала комсорг, натурально, куда-то пропал. Искать его принялись тем активнее, чем ближе была выплата стипендии: решение о том, получит ли тот или иной студент ту или иную надбавку, принималось комсомольскими вожаками, к числу которых комсорг курса, конечно, относился.

Декан загадочно улыбался, но помалкивал. Наиболее настойчивым преподавателям намекнули только, что по поводу комсорга звонили с самого верха (взоры понятливо подымались горе), и что беспокоиться об его, Семенова, отсутствии не стоит совершенно.

Студенты же не знали ничего вовсе. Более того, даже Инга, та самая Ингаэль, о нежных чувствах комсорга к которой на факультете не догадывался только очень невнимательный студент, пребывала в точно такой же, как и все остальные соученики, неопределенной растерянности.

Комсорга не было почти пятидневку.

Объявился он на четвертый день, как говорится, в силах тяжких: не в одиночестве, а в сопровождении двоих товарищей в очень штатском, но выдающих себя полностью выправкой, отличной физической формой и колючим взглядом немигающих глаз, одинаковым у обоих настолько, что он, взгляд, казался выданным под расписку одним на двоих.

Комсорг проследовал по длинному коридору этажа родного факультета, сопровождающие топали следом. По пути Семенов здоровался (с некоторыми даже и за руку), но кратенько извинялся, мол, все потом, и следовал далее, прямо до двери деканата.

Внутри деканата комсорг провел мало не четыре часа, и сопровождающие оставались там же. Намного позже, когда занятия закончились, студенты, кроме лаборантов при кафедрах, разошлись по домам и в общежитие, и то же самое собирались сделать преподаватели, потерянный обществом Семенов открыл заветную дверь изнутри.

Утро началось с небольшого скандала.

Ингаэль, девушка, как принято среди прибалтийских эльфов, сдержанная и спокойная до холодности, встретила своего главного воздыхателя сильной и умелой пощечиной, чуть не сбившей комсорга наземь. Встретила, и, внезапно разревевшись, бросилась избиваемому на шею.

Товарищи деликатно отвернулись, причем сразу все и в разные стороны. Тем же, кто не проявил тактичности и синхронности, разъяснили допущенную ошибку тихим незлым словом и чуть более громкими товарищескими затрещинами.

Внезапно образовавшейся парочке неожиданно дали побыть вдвоем, даром, что посреди огромного и полного студентов вестибюля учебного корпуса.

- Потом, милая, все потом. Расскажу, а как же! Вечером, сразу после занятий, в четыре часа, хорошо? - гладил девушку по светлым локонам удивленный и обрадованный Семенов-младший.

- Никак не получится в четыре, Стас! В четыре мы с тобой идем в кино, про шпионов и разведчиков, я знаю, ты такое любишь!

В кино, конечно же, пошли, и даже почти не опоздали.

На этот раз в специальном помещении собрались люди без погон: все, как один, эльфийской национальности, через одного — старше тысячи человеческих лет, или, как стало принято говорить, не обижая короткоживущих, «солнечных оборотов».

Тема была смежная, но не совсем та: нежная и взаимная симпатия девушки из Первой Семьи Рижской Пущи (именно так, с четырех прописных букв) развивалась весьма стремительно, в перспективе все более явно звучала свадебная свирель, да и криминальная ситуация, в которую с разбега влип Станислав Семенов, разрешилась наилучшим образом благодаря своевременному вмешательству коллег из Комитета.

О том, что облатку однократного призыва Силы Закона оперативному уполномоченному Щеглову передали сами эльфийские безопасники, упоминать даже и не стоило: все делалось в рамках инструкций и полномочий.

Итак, тема прямо относилась к товарищу Семенову, но, ради разнообразия, старшему, тому, что трудился старшим же лаборантом в исследовательском центре Университета Бытового Обслуживания Населения.

- Ошибка полностью исключена. Брату нашего, возможно, будущего Владыки, удалось невероятное, и он совершенно точно не знает, как именно. Он смог подсадить чистую человеческую душу в Изделие, которое они сейчас ловят всеми Ленинградскими силами, в стандартный МОСК, неладно задуманный и из рук вон плохо исполненный — все ведь помнят эту историю?

Упомянутые все согласно кивнули, кто один раз, а кто даже и два. История произошла совсем недавно, меньше пяти десятков оборотов тому назад, и даже еще была на слуху. Тогда советским ученым не удалось нормально скрестить живого ежа и стального ужа, мотиватор, в основе которого применили биологическую основу, оказался куда слабее и ненадежнее расчетных параметров, и проект просто задвинули в долгий ящик, иногда применяя плохо получившиеся мотиваторы в бытовых целях.

- Так вот, - продолжил докладчик, - душа была подсажена, не отторглась и быстро освоилась. Скорее всего, кстати, при жизни душа была военным или милиционером, а то и вовсе фельдшером скорой помощи. Память в таких случаях не передается, это антинаучно, а вот та часть нейроцепей, что отвечает за сложные рефлексы и образ мышления может перенестись на эфирный слепок полностью, и сейчас это именно наш случай.

- Надо безотлагательно выйти на прямой контакт со всеми, кто принимает хоть сколько-нибудь осмысленные решения по этой проблеме. Они могут свое изделие отключить, сломать, хоть полностью разобрать, но сам МОСК должен достаться нам, причем — в неповрежденном состоянии! В крайнем случае, убеждаем советских ученых в необходимости изучения феномена, в который они, правда, все равно не верят.

Все присутствующие кивнули — до двух раз на каждого — снова.

Когда-то, очень давно даже по меркам долгоживущих, эльфийские пущи охранялись стражами почти неубиваемыми, полностью неподкупными и совершенно не требовательными. Назывались такие стражи, в зависимости от региона, энтами, гворнами и хомодендроидами, и это именно такое существо описал в известнейшей книге жанра темной фантастики советский эльфийский писатель, граф Алексей Алексеевич Бостром.

Одной же из тщательнейшим образом охраняемых тайн эльфийских ученых было то, что нынешние стражи пущ - не более, чем имитация, деревянные големы, кратно менее сложные и полезные, чем высокобиотехнологичные предшественники.

Так иногда бывает, знаете ли. Технология порождения энтов использовалась настолько редко, что оказалась попросту утрачена во тьме веков бесконечной истории эльфийского народа, и возродить ее никак не получалось, несмотря на все усилия теоретиков и практиков магической биологии.

В деревянные магоконструкты никак не удавалось внедрить главное: очищенную от памяти и некропоследа душу разумного существа.

Кафе совершенно замечательно отличалось от прочих, страдающих от аномальной жары этим ленинградским ноябрем. Кафе было выстроено в виде отдельного здания, и исполнено в замечательной эльфийской традиции: переплетения ветвей создавали выверенную тысячелетиями практики конструкцию, в которую не проникали капли даже очень сильного ливня. Вместе с тем, воздух гулял совершенно свободно, и без всяких элементальных климатизаторов, за счет чистой физики, воплощенной в ажурном пластобетоне. В общем, в кафе было прохладно, и Семенов-старший, некоторым образом, поддался неге и размяк: именно поэтому очень сложный и важный разговор шел как-то вяло и малопродуктивно.

- Вы, товарищ Семенов, слабо понимаете положение дел. Заодно Вы вовсе не понимаете важности и масштаба Вашего открытия! - собеседник, моложавый эльф, очевидным образом шел на второй заход, пытаясь добиться понимания от старшего лаборанта. Сам же старший лаборант в момент времени интересовался только бутербродом с соевым сыром и салатом (мяса в эльфийском кафе, отчего-то, не подавали). Несмотря на отсутствие мяса, бутерброд жевался долго, минуты три. Все это время эльда терпеливо ждал: долготерпение, как правило, прилагается к долголетию, или наоборот.