Оппонент и начальник старшего майора являл собой противоположность живому и улыбчивому подчиненному: мощный, будто рубленый из камня подбородок, тяжелые, сдвинутые к самой переносице, брови, полное отсутствие эмоций на никогда не знавшем улыбки лице. Начальник был чистокровный тролль, человек сильный, очень умный и немного медлительный, из-за особых отношений своей национальности с солнцем, никогда не покидавший помещение днем, и, из-за особенностей горного менталитета, предпочитавший обращение исключительно по имени и отчеству.

- Так получается, Парвиз Муслимович, что на нашего парня они вышли совсем случайно, - Эпштейн перевернул еще одну страницу донесения. Читать с листа он, обладающий феноменальной памятью, даже не пытался, но, перелистывая страницы, как бы перемещался по заранее заготовленному плану беседы. - Грин не явился, агент поиздержался, платить местному криминалу тоже чем-то надо, вот этот самый криминал и решил добыть денег способом, для себя простым и понятным.

- Однако, по данным смежников, - тролль буквально на миллиметр приподнял левую бровь, показывая, что с мимикой он все-таки знаком - Грин в Ленинграде. Коллеги-линейщики его позорнейшим образом упустили, и он сейчас вполне может встречаться с кем-то из фигурантов, нет?

- Это не Грин, Парвиз Муслимович, и даже не похож. Настоящий шпион бесславно погиб в Утрехте: тело успели прибрать посольские, но, по достоверным данным, имело место нештатное срабатывание комплекса скрыта, наспех замаскированное под пищевое отравление. - Эпштейн чуть сдвинулся влево, продолжая ловить желтый блик высоким умным лбом.

- У линейщиков невовремя случился новый начальник, вместо ушедшего на пенсию, опыта оперативной работы в таких масштабах у нового врио оказалось маловато, и вот результат: послушали старого параноика Смирнова, приняли за шпиона приехавшего отставляться подзграничника, героя, кстати, вся грудь в орденах. Теперь даже его не могут поймать — была мысль их сориентировать в пространстве-времени, но решили, что пусть пока ловят, может получиться интересно. Во всяком случае, чем глубже увязнут, тем больше будут должны.

Тролль согласно покивал. Негласное соперничество между разными отделами ленинградского КГБ, «разными башнями Самого Большого Дома», высшим руководством Комитета даже поощрялось: тем самым росла выучка, квалификация, и, парадоксальным образом, крепились горизонтальные, диагональные и прочие альтернативно-линейные связи между сотрудниками. Структура, растущая и развивающаяся в итоге, была тесно и надежно спаяна, быстро и результативно работала и почти не допускала досадных промахов в делах по-настоящему серьезных.

Всё — на страх внешним и внутренним врагам Союза.

- Так вот, - продолжил старший майор государственной безопасности, - жулики, скорее всего, просто не в курсе национальной особенности сочинских чертей. Той, что про практическую отмену теории вероятности во всем, что с ними связано. Это, с некоторой долей достоверности, позволяет утверждать еще и то, что они или плохо учились в школе, или и вовсе прибыли в центральный Союз откуда-то с дальних рубежей, или даже из-за них.

- Ну да, ну да. - согласилось начальство. - Любой советский ребенок с детства знает: с чёртом за стол не садись, карт не доставай, денег не свети. Не были бы черти, в силу вынужденного наследственного самоконтроля, удивительно законопослушны, намаялись бы мы с ними выше всякой меры.

Шутка про ту меру, что выше всяких других, была у тролля любимой, и использование ее означало: несмотря на угрюмое выражение лица, именно сейчас начальство веселилось, пребывая в отличном настроении.

- Там вообще все получилось — как по учебнику. Вероятности завязаны в тугой узел, в каждой точке входа и выхода оказались строго нужные люди, возле одного из них — люди тоже нужные, но уже совсем наши. Вольно же было бандитам заманить в катран человека настолько неподходящего! Во-первых, черта, во-вторых, родного брата сотрудника режимной лаборатории, в-третьих, отлично знакомого лично со мной...

Эпштейн перелистнул очередную страницу, и будто внезапно вспомнил что-то очень важное. - Да, и кстати. Это совершенно точно люди Грина, или, что теперь, по выбытию последнего, вернее, Мюррея. Иных вариантов нет: выпрямитель вероятностей очень сложно купить в магазине или найти на улице, непросто зарядить...

- И еще сложнее сделать это так, чтобы ни в одной точке не столкнуться с нашими контроллерами, - тролль, в свойственной себе манере, перебил подчиненного, и продолжил. - Из числа тех же оперативников чертячьей национальности.

- Получается, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга, - Эпштейн, вопреки обращению, перешел на тон менее официальный. - Очень интересная оперативная игра. Мало того, что парня, вернее, обоих братьев, надо выручать: все же наши, советские, да и перспективные донельзя, скажут спасибо и будут вечно обязаны. Еще можно почистить город от потерявшего берега криминала — благодарны будут уже смежники, им такие бандиты, да в связке со шпионами, совершенно не по зубам. Ну и, наконец, попробовать забрать выпрямитель в ведение отдела! Выяснить, откуда они его взяли не просто в Союзе, а прямо в самом городе великого Ленина: вдруг там есть еще? Сами знаете, за возможность работать с таким инструментарием, пусть и по квоте, следаки будут на руках носить даже Вас, Парвиз Муслимович.

- Меня — вряд ли. - Тролль немного поднапрягся, послышался тихий звук, напоминающий треск раскалываемого камня, и на обращенном в тень лице показалась самая настоящая улыбка: начальство было невероятно довольно.

- Вряд ли. - повторил начальник внушительно, и добавил: - Не поднимут. А чего вы хотите, все-таки полторы тонны!

***

Ленинград, 18 ноября 2022 года. Здесь и сейчас.

Гюнтер Корсак, пенсионер.

В архиве Гюнтеру пришлось провести всего-то около полутора часов: ожидание совсем невеликое, во-первых, в сравнении с предыдущим, во-вторых, окончательное. Кроме того, в солидном государственном учреждении к отставнику отнеслись со всем почтением: вежливо приняли документы, усадили на удобный стул и налили отличного чаю. К чаю полагались маковые сушки и сухарики с изюмом, поэтому спустя полтора часа Корсак оказался на крыльце архива не только довольным, но и почти сытым.

Город успело накрыть легким дождиком — тучка пришла со стороны Маркизовой Лужи, и Гюнтеру даже показалось, что погода пахнет морскими водорослями. Это, конечно, было невозможно: во-первых, Финский залив почти пресный, во-вторых, круговорот воды в природе не подразумевает испарения влаги вместе с солью и водорослями.

Население привычно ощетинилось зонтами, глифами ветровлагозащиты, и, кажется, даже резиновыми сапогами. Корсак немного поругал сам себя за то, что не обзавелся такими полезными штуками в первый же день пребывания в Ленинграде (под дождь он попадал уже не впервые), вздохнул и сошел с крыльца.

Крытая остановка эсобуса была относительно недалеко, промокнуть бравый, пусть и бывший, подзграничник не боялся, простудиться — тем более, поэтому шел он хоть и быстро, но не срываясь на несолидный бег трусцой, явленный десятком то ли незадачливых горожан, то ли туристов.

Ехать предстояло в самый центр города, туда, где сбоку от площади Восстания взгромоздилась, как морское млекопитающее кит, гигантская туша бывшего Московского вокзала, давно превращенная в не менее огромный универмаг.

Универмаг был дополнен кафе, кинотеатром и другими заведениями, полезными в смысле отдыха, товарного изобилия и культурного досуга трудящихся. Городское руководство, не особенно долго думая, поименовало в свое время получившийся объект тяжеловесной конструкцией «Галерея Московского вокзала», имея в виду преемственность топонима. Местные же жители, равнодушные к мотивам градоначальства, привычно сократили название сначала до «Галереи Мосбана», а потом и вовсе до претенциозного, но краткого «Галерея».