Возникла долгая пауза. Возможно, кремнит или кремниты пытались подобрать нужные слова, чтобы корректнее объяснить гостю особенности своего состояния.

Наконец, на стене возник новый текст. В нём говорилось, что у кремнитов нет понятия числа. И как это было понимать? Джеффри решил, что, скорее всего, эти существа имеют коллективное сознание, которое в определённых случаях может расщепляться на сколько угодно частей. При этом они располагают одним телом, рассеянным по всей необъятной вселенной мелкими частицами. Таким образом, кремний, как вещество в космосе, является телом этого существа или существ, независимо от того, свободны ли его атомы или пребывают в составе других живых организмов, включая углеродных на Земле.

Эта несколько абсурдная, но вместе с тем грандиозная идея, в который раз поразила разум молодого человека, потому как в тот момент он понял всю масштабность и величие открывшейся перед ним жизни. Жизни с большой буквы. Истинной жизни в самом широком её проявлении. Но как само вещество смогло обрести разум? С чего всё началось? И где именно его эпицентр находится теперь? На Ирридиуме? Или Ирридиум – лишь одна из планет, охватываемых им?

Следующий текст на стене гласил, что на сегодня информации достаточно, и кремниты продолжат рассказывать о себе, когда Джеффри посетит пещеру в следующий раз. На прощанье парню пожелали удачи, а затем буквы погасли. На стенах вновь заблестели бесформенные вкрапления минералов.

Джеффри не мог опомниться от свалившейся ему на голову величайшей тайны. Мысль о том, что он просто сумасшедший, даже не посещала его разум. Всё произошедшее в пещере было настолько реально, что не оставляло сомнений в подлинности восприятия действительности молодым программистом.

Джеффри покинул пещеру, но не пошёл сразу домой, в квартиру, выделенную ему руководством лаборатории. Вместо этого он ещё долго бродил по окрестностям вблизи скал, отходя от шока и приводя свои мысли в порядок.

Пески теперь воспринимались иначе. Поначалу он даже боялся наступать на них, но Камень в кармане мысленно заверил друга, что всё в порядке. Да и себя самого он теперь не мог воспринимать по-прежнему, зная, что в его теле содержатся атомы другого мыслящего разумного существа.

Лишь с последним лучом заката, когда величественный Альдебаран горделиво скользнул за горизонт, Джеффри повернул в сторону лаборатории, ускоряя шаг. Он сильно проголодался и испытывал жажду. Сумерки в тот день наступили как никогда рано. Это значило, что на Ирридиуме наступает осень.

Кристофер всё-таки преодолел свою апатию и безразличие, и занялся сбором и анализом данных. А они упорно твердили о том, что за пределами челнока расстилается абсолютное ничто. Приборы не уловили ни малейшего намёка на излучения. Энергия вакуума равнялась нулю, гравитационное воздействие отсутствовало, силы электромагнетизма тоже. Температура за бортом оказалась равна абсолютному нулю -273 °С. Но как тогда челнок Кристофера мог двигаться в таких условиях? Или он всё это время стоял на месте, а двигатели работали вхолостую? Определить, движется ли ракета или стоит, оказалось невозможно, потому как отсутствовали координаты, по которым можно было отследить своё собственное местонахождение. Но движение в условиях абсолютного нуля, при котором переставали вращаться даже электроны вокруг ядер, противоречило законам природы, из чего Кристофер сделал вывод, что всё это время просто простоял на месте. Чудо, что челнок ещё держался, и разрушительный холод не пробрался под обшивку. С досадой капитан заглушил двигатели, направив энергию теперь ненужного топлива на дополнительный обогрев обшивки. Он корил себя за то, что сразу не догадался до этого, либо просто не захотел проверить температуру этой всепоглощающей тьмы за бортом, и потерял столько энергии даром. А ведь её можно было направить на дополнительный синтез кислорода, и… продлить свою агонию ещё на один месяц.

– Какая, к чёрту разница, если я всё равно не выберусь отсюда живым? – Вспылил Кристофер.

Он психанул, находясь в состоянии глубочайшего стресса.

В ту ночь он впервые услышал зов. Ну, как, услышал. Капитан скорее почувствовал его на уровне подсознания. То, что он уловил, не являлось зовом в привычном смысле слова. Это был скорее импульс, отправленный ему из глубин вечной тьмы. Кристофер проснулся весь в холодном поту, сел на койке, и долго не мог отдышаться.

Этот зов не могли уловить десятки сверхточных приборов, но без труда улавливало человеческое сердце. Кристофер понял, что это был не голос, даже не чей-то мысленный посыл, а нечто другое, чему он не мог дать описания. В момент сна, когда естественная защита подсознания ослабевает, этот «зов» мог проникать в разум капитана, рождая в нём ассоциации, которые наутро забывались. Оставалась лишь их бесформенная, лишённая обличий тень, которую Кристофер никак не мог интерпретировать.

Прошло ещё несколько ночей, прежде чем таинственный зов, будто эволюционируя и обучаясь, смог сложиться в слова языка, на котором думал капитан.

Однажды ночью он почувствовал, как нечто тёмное и пугающее свалилось на него, и давит, давит… Будто тьма за пределами челнока превратилась в тягучую плотную массу, и начала сдавливать стены. Маленький корабль Кристофера, словно золотая песчинка, застывшая в громадной каменной тверди, неподвижно замер среди абсолютного мрака. Во сне капитану было жарко, он метался из стороны в сторону, ему казалось, что обшивка вот-вот лопнет под натиском такой сумасшедшей тяжести и уже начинает трещать. Тьма хотела ворваться внутрь корабля, тьма искала малейшую трещину в корпусе, чтобы сквозь неё просочиться в каюты и заполнить собою островок потерянного и сбитого с толку человека.

В тот момент, когда терпеть это давление стало практически невозможно, Кристофер впервые и услышал голос.

Он звал его по имени! Вначале капитан не смог определить, кому именно он мог принадлежать. Он был безжизненным, металлическим, лишённым обертонов и гендерной принадлежности. Но затем в нём однозначно стали проявляться женские черты, и под конец стало совершенно ясно, что голос мог принадлежать молодой женщине, либо тому, что хотело казаться женщиной.

«Кристофер, я не причиню тебе вреда!» – Ясно услышал капитан чужую фразу и проснулся, рывком сев на кровати.

Голос был так реален. Кристоферу казалось, что он исходил отовсюду, из той жуткой тьмы, которая расстилалась за пределами вселенной, и была всеобъемлющей.

«Неужели я схожу с ума?» – Пронеслось у него в голове.

– Нет! – Тут же возразил голос. – Я правда есть. Я – повсюду.

Капитан изо всех сил зажмурился, схватившись за голову и прогоняя наваждение.

Ну всё, он начинал говорить с призраками. Неудивительно, учитывая то, что он пережил, и что жить ему осталось месяца три-четыре, если повезёт. Даже не жить, а тупо существовать в маленькой консервной банке, застывшей среди непознанного мрака.

Оставшийся день голос не тревожил его, видно, решив, что Крису необходимо разобраться в себе, но как только наступила ночь, и прерывистый неспокойный сон смежил веки капитана, зазвучал снова.

– Кристофер… – Звала девушка.

Отчего-то капитану казалось, что это могла быть юная девушка. Он даже попытался нарисовать её образ в своей голове.

– Кристофер, не бойся меня… Я помогу тебе… Тебе лишь надо позволить мне проявиться…

Ни с чем не сравнимый ужас вдруг объял капитана. Мало того, что он оказался совершенно один, за пределами вселенной, куда не ступала нога человека, в бескрайней тьме без надежды на возвращение, так ещё и начал сходить с ума. А если не начал? С кем он тогда мог говорить? Кто или что способно было существовать в кромешном мраке при температуре абсолютного нуля, там, где сами понятия пространства и времени становятся просто бессмысленными? Какая форма жизни либо не жизни могла выдержать подобные условия?