Литмир - Электронная Библиотека

– Вот молодые-то наши все с погоста разбежались, – вздохнула бабка Марья. – И детишки тоже. Всем Мерява новые семьи нашла. Да и то – они свое не дожили. А мы старики – у нас век на миру долгий был. Можем теперь и в земельке родной полежать, отдохнуть, внукам новые силы скопить.

– Ну как вернутся они – а нас и нету? – заволновалась одна из старушек. – Кто ж их тогда от беды оборонит, кто совет подаст? Нет, нам в мир покудова недосуг!

– Вот вернутся, сызнова в землю родную корнями врастут – тогда можно и нам погулять!

– А я б и сейчас погулял, – усмехнулся дед Степан. – Да от старухи своей уходить не хочу. А то что ж это – я сызнова в мир приду, парнем стану, потом мужиком, а она все в земле лежать будет? Мне тогда что – бобылем оставаться? Или бабу другую искать? Нет уж, пусть моя Марья тоже того… Красной девкой родится. Чтоб как раньше… На покосе да под кустиком…

Он подмигнул жене, и та, покраснев, захихикала, как молодая.

– Ну хорошо, допустим, вы старики. А как же он? – профессор повернулся к парню в шинели.

Тот опустил голову, сцепил на коленях руки.

– Стыдно ему, – ответил за парня дед Степан. – Оно и правильно, что стыдно. Хоть, может, и не своей волей – а все ж таки пришел чужую землю отымать. С теми был, кто беды тут много наделал. Да только, паря, одним стыдом твоим сыт не будешь. Умел дурное творить – умей и вину свою искупать. Работать, то бишь.

– Да, так вину искупить можно, – кивнула задумчиво Мерява. – Раз был ты с теми, кто людей убивал – приди теперь к этим людям, здешний род продолжи. Был с теми, кто разрушал – так теперь сам на этой земле поживи, потрудись для нее, пóтом своим напои и в нее же вернись, когда новый срок придет. Только уже не как чужак – как один из родителей. Не в стылую яму – в почтенную домовину. Тогда все былое очистится и новое народится.

Парень молчал. Только плечи его вздрагивали.

– Стыдно тебе, страшно тебе, понимаю, – звякнули подвески Мерявы. – Да я не тороплю. Времени у тебя много. Надумаешь если – ко мне приходи. Как ландыши зацветут – на этот ли год, на другой ли – так и приходи. Как найти меня – знаешь теперь.

Кукушка в чаще прокуковала три раза – и вдруг замолкла, будто осеклась.

Дед Степан кашлянул в кулак.

– А не пора ли нам, миряне, того… домой собираться? Котел-то пуст уже. И в кувшине ни капли, – он перевернул кувшин и хорошенько потряс. – Да и солнышко высоко – сейчас внуки проснутся, надо поляну им освободить.

Он кивнул в сторону – там между еловых стволов стояла бурая палатка-двускатка. Под навесом палатки лежало два больших рюкзака и две пары сапог-болотников, а на коньке ее весело прыгала синичка.

– Правда твоя, – кивнула Мерява. – Погостевали – пора и честь знать.

Она поднялась, вслед за ней встали и старики, и профессор с парнем в шинели. Мерява поклонилась в пояс спящей палатке:

– Спасибо вам, детушки, за хлеб, за соль, за угощение! Вы нас вспомнили – и мы вас не забудем. В лесу обороним, тропу укажем, через топь проведем. Грибов-ягод вам летом пошлем. А теперь прощевайте – у вас свой дом, у нас свой!

Старики по одному, по двое исчезали в ельнике. Одними из первых ушли Степан с Марьей – за ручку, как молодые. Профессор схватился было за ржавый велосипед – но Мерява махнула ему рукавом в змеиных браслетах, и он, не оглядываясь, похромал за ней вслед.

Последним на поляне остался парень в шинели. Он постоял, нерешительно озираясь – то в ту сторону, откуда пришел, то в ту, куда ушли Мерява и профессор.

И, наконец, направился за ними.

…Солнце стояло уже высоко, когда взвизгнула тихонько молния палатки, и из входа высунулась растрепанная голова молодой женщины.

– Ох, и разоспались мы! – весело сказала она. – Сейчас, наверное, часов одиннадцать!

– А что ты хочешь, – сонно отозвался ей из палатки мужской голос. – В четыре утра на учеты птичек вставать… Хорошо, хоть сегодня отоспались!

Женщина выползла из палатки, выпрямилась, совершенно нагая, потянулась всем телом, подставив лицо солнцу. Шагнула в сторону ельника, нагнулась у корней большой сосны…

– Ой, а фасоли-то нет!

– Какой фасоли?

– Ну, помнишь, я вчера за ужином ложку фасоли с грудинкой под сосну отложила. И глинтвейна немного плеснула.

– А, ты говорила, что это для предков…

– Ага. И для тех, кого все забыли. Здесь же много деревень заброшенных. А теперь фасоли нет.

– Наверное, ежики ночью съели. Или лисички.

– Наверное, ежики, да.

Женщина подняла голову, прислушалась. Неутомимый зяблик все так же облетал поляну по кругу, пуская звонкие трели. Кукушка куковала на березе.

Где-то вдали, в глубине темного ельника, раздавался чуть слышный звон.

Толстая Берта

Старик опять не пришел. Жаба чувствовала, что его не будет – в воздухе было разлито отсутствие – но все-таки сложила пухлые лапки под головой, полуприкрыла золотые глаза и ждала. Она привыкла ждать его здесь, на березовом мостике – два бревнышка перекинуты через лесной ручей. Привыкла за много, много весен и лет. Зимы и осени были не в счет – тогда жаба спала, застывшая, оцепенелая, где-нибудь на краю болота, в куче листьев и хвороста. И старик, должно быть, тоже спал где-нибудь под сугробом, в человеческой тесной куче, как спят зимой змеи. Ведь каждую осень с приходом холодов засыпал весь мир, который знала жаба – значит, и старик тоже.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

9
{"b":"879600","o":1}