Откуда же взяться правильному представлению о том, что ты хочешь из всех возможных вариантов, если говорить об этом зачастую неприлично даже с родителями? Особенно с родителями. К моменту, когда тебе уже давно не восемнадцать, ты склоняешься к радостной мысли, что каждый сам для себя и своего партнера волен исправлять и корректировать искажения о роли секса в нашей жизни. При условии, что партнер тоже рад такой мысли.
После первой нашей с Верой прогулки (назовем это свиданием) февральским поздним вечером, мы с ней долгое время не виделись, хотя переписка продолжалась. Я ни на что не настаивал, она ничего не обещала. Обычная пристрелка издалека. В ее словах чувствовался легкий нажим на совесть: у нее двое детей, проблемы со здоровьем и не самое сексуальное тело, но партнера на один раз ей не нужно. Нужен мужчина для долгих отношений. Мне не о чем беспокоиться, она не кусается и не будет меня докучать своими звонками и сообщениями. Мы никак не могли настроить тональность нашего общения. Поэтому вторая наша встреча произошла лишь через месяц. Потом еще одна через неделю, тогда мы впервые поцеловались; а спустя несколько дней она позвала меня к себе, знакомиться с детьми: мальчиком и девочкой, двенадцати и восьми лет. Улыбчивые и приветливые лица детей говорили о том, что мама подготовила их к этой встрече. Девочка иногда смотрела на меня серьезно, будто хотела понять, что у меня на уме. Точно не помню, задавала ли она недетские вопросы уже тогда, или это моя память дорабатывает. Дочка, об этом я узнал позже, всегда ревновала маму к посторонним дядям и даже к другим детям. Мальчик ничем примечательным не выделялся, кроме излишней вежливости и послушности. Оба ребенка имели избыточный вес, но ощутимого страдания, по-видимому, им это не причиняло.
Вечером, когда детское время вышло, дети отправились спать, а мы с Верой уединились в кухне, поболтать и выпить пива. Мои познания о сахарном диабете были крайне поверхностными, поэтому меня насторожило ее желание выпить. Она пояснила, что ей иногда можно пить пиво, вино и даже есть торт, так как уровень инсулина в крови все равно регулируется искусственно, при помощи инъекции. Невозможно семнадцать лет прожить в безупречном подчинении строгим предписаниям по диагнозу. Она устала жить по предписанию и временами делает так, как ей хочется.
Ближе к полуночи я вышел за пивом. К тому моменту я твердо знал о Вере две вещи. Во-первых: она самая веселая и жизнерадостная женщина из тех, которых я знал. Во-вторых: у нее два года не было секса. Мне нужно было купить пиво, зайти в аптеку и найти недорогой гостиничный номер. За полчаса беготни я справился только с первой из намеченных задач и почти отрезвел. «Куда ты пропал?», – написала Вера, когда мне вдруг захотелось поехать домой и выспаться. Я объяснил ей, какого рода безуспешные поиски заняли у меня столько времени. «Возвращайся, не нужно ничего искать», – написала она. Я вернулся, чтобы не обидеть ее глупыми отговорками.
Прежде чем она взяла меня за руки и повела из светлой кухни в темную гостиную, я успел выпить еще пива и несколько раз пробурчать ей свое недовольство. Недоволен я был в основном тем, что в просторной двухкомнатной квартире отсутствовала отдельная отапливаемая комната с кроватью. Дети спали в гостиной за бетонной перегородкой на полстены. Вторую половину стены перегараживала занавеска. Я никогда раньше не занимался сексом в присутствии спящих людей, тем более детей. Меня напрягала не столько моральная сторона вопроса, сколько практическая. А вдруг они проснуться и тайком будут подслушивать за нами? Это ведь неправильно с точки зрения детской психологии. В довесок к моим мыслям, когда я со спущенными брюками устраивался на диване, Вера предупредила меня, что громко стонет во время оргазма, но это ничего, я могу ладонью прикрыть ей рот, пояснила она. Я снова начал отговаривать ее от этой затеи, но было поздно. Она взобралась на меня и прошептала мне в лицо: «Я знаю своих детей, у них крепкий сон».
Затаив дыхание в ожидании момента проникновения, я прислушивался к темноте, чтобы уловить мельчайшие звуки. Шорохи, вздохи, скрип двухъярусной детской кровати за занавеской вызывали у меня приступ каталепсии. Иногда звуки были непонятным эхом от наших с Верой движений. При каждом таком звуке я крепко сжимал ее ягодицы пальцами обеих рук и замирал. Ее это возбуждало. Глубина и регулярность моего дыхания были настолько незаметны, что я сомневался, работает ли моя дыхательная система. Я получал удовольствие от секса, но оно было не таким, как обычно. Мне пришла на ум аномальная форма сексуальности, при которой эйфория во время секса усиливается кислородным голоданием. Длинное слово, которое я никак не запомнил. Такая сексуальность порой бывает смертельной.
Мне еще вспомнилась история одной немолодой женщины, которая после многолетних мучений обратилась к помощи специалиста, чтобы наладить свою интимную жизнь. Как-то раз в детстве она проснулась среди ночи и услышала, как ее родители занимались сексом. Инстинктивно девочка затаила дыхание, чтобы не выдавать себя. Ей было интересно и страшно. Позже она назовет это состояние борьбой со своим любопытством и стыдом перед родителями. После того случая она стала чаще просыпаться по ночам и сквозь прерывистое дыхание в подушку прислушиваться к звукам из родительской спальни. В конечном счете, ночные погружения ребенка в сексуальный мир родителей привели к большим проблемам во взрослой жизни. Каждый раз, когда эта женщина ложилась в постель с мужчиной, у нее начинались приступы панической атаки. Ей было трудно контролировать свое дыхание и сосредоточиться на ласках. Она принимала успокоительные лекарства, занималась йогой и даже прыгала с парашютом, чтобы доказать себе свою нормальность и смелость. Но результат был нулевым, пока она не вошла в кабинет сексопатолога.
Присутствие спящих детей в трех метрах от меня возымело обратный эффект. Здесь я был в роли того, кто боролся со своими страхами и стыдом перед детским сознанием. Опыт был экстремальным и по мере нашего приближения к оргазму экстремальность повышалась. Вера начала стонать громко и с небольшим рыком. Я машинально перекрыл ей рот ладонью, но она попыталась увернуться. Я не сдавался. Складывалось впечатление, что я перекрывал ей кислород намерено, чтобы усилить ее сексуальную эйфорию. Но у нас были разные цели в этой игре страсти, которая продолжалась секунд десять. Затем она поцеловала меня и улеглась рядом. Я продолжил вслушиваться в темноту.
– Ты кончил? – спросила она.
– Нет, – прошептал я.
– Я чуть не задохнулась, ты не давал мне дышать.
Я промолчал. Не потому, что нечего было сказать. Гармония наступившей тишины позволила мне полноценно дышать. Воздух вокруг нас казался разогретым. Мои ступни горели, так как в десяти сантиметрах от них была батарея отопления. Обувь, подумал я, это так на меня не похоже. Не то в спешке, не то из каких-то практических соображений, я решил ее не снимать. Может быть, снять обувь, означало задержаться до утра. Я приподнял брюки и направился сначала в туалет, а затем в ванную – освежиться. На обратном пути я прихватил из кухни стакан воды.
Полумрак гостиной скрывал от моего зрения контуры большинства предметов интерьера, на фоне которых обнаженное тело Веры будто бы светилось во тьме. Она лежала прямо, слегка приподняв левое колено. Одной рукой я держался за брючный пояс, а в другой держал стакан воды. Отпив из стакана, я положил его на то, что по очертанию напоминало стол. Затем я чуть приспустил брюки, с которыми никак не хотел расставаться, и прилег рядом с Верой. Ее лицо выражало расслабленную задумчивость.
– Давай теперь ты сверху, – сказала она с таким озорством, что я не захотел спорить с ней и молча повиновался.
– Постарайся не шуметь, – попросил я ее, когда наши лбы соприкоснулись.
– Не могу обещать, но постараюсь, – сказала она и почти сразу же начала сдержанно стонать.
Оказавшись сверху, странным образом я меньше заботился о тишине. Теперь я не только горел желанием заниматься сексом, но и испытывал чувство ответственности за оргазм партнерши. Или лучше сказать: испытывал потребность в страсти, при которой меня возбуждает то, как я ее возбуждаю. Я целовал ее страстно и продолжительно, словно хотел поглотить каждый издаваемый ею стон. Проступивший на наших телах тонкий слой пота смягчал трение. Сначала медленно, потом быстро, и снова медленно. Немного жестко и с характерными хлопками, немного плавно и бесшумно. Я старался дождаться ее оргазма, чтобы вновь услышать звуки блаженного высвобождение этой древней энергии. Да, именно такое сравнение приходило мне на ум. Очевидно, я все еще был немного пьян, и меня заводили ее стоны. Я хотел дождаться ее, чтобы это произошло одновременно. Но не смог дотерпеть совсем чуточку.
