Они долго стояли у подножия холма со стороны моря, не в силах расстаться.
– Слушай,– сказал он, не отпуская подругу. – Погоди, Асия, как было бы хорошо, если бы мне не нужно было уходить сейчас. Ни сегодня, ни потом, никогда нам не стоит расставаться!
– Как это? – удивилась она. – Я буду жить с родителями и братьями.
– Конечно, и ты тоже вырастешь, будешь большая и красивая. Я непременно увезу тебя с собой, – Олгасий бережно держал ее за плечи.
– Куда мы поедем? – Асия доверчиво смотрела на него широко открытыми глазами.
– Еще не знаю, но вернусь из похода непременно с подарками, молодой скиф мечтает о большой и удачной военной экспедиции, прикрыв веки и опустившись на корточки.
Девочка присела рядом, касаясь сбоку его торса своей спиной, голову склонила к плечу.
– Мне привези красные сафьяновые сапожки с узкими носками и маленькими, плоскими каблучками, такие, как у нашей княжны Каллиопы, а брату небольшой меч. Он все время бегает за мной, и чуть что не по нему, заступается за меня, говорит, что вырастет и будет меня защищать.
– Хорошо, будут тебе алые сапожки, а брату подарю настоящий акинак с посеребренной рукояткой.
– Как он будет рад, – девочка прильнула к нему и крепко обняла за шею. – Только ты быстрее возвращайся!
– О, обязательно, а ночью мы бы скакали по степи до нашей заветной дубовой рощи. Я бы служил у царя в Новом городе. Хочу все самое лучшее, что только есть на этом свете, дать тебе.
– Такое, может присниться только во сне!
– Сколько нам надо ждать, пока это настанет? – грустила молодая скифянка, – наши мечты нельзя отдавать на откуп времени или морю. Послушай, вчера я молилась на берегу и просила совета у богов. Меня услышал Посейдон*, он бросил к моим ногам вот это, – и она достала из складки плаща древнюю бронзовую монету.
Олгасий поднес ее к глазам и повернулся в сторону полной луны, щедро освещающей холм холодным голубым светом. Он смог разглядеть изображение двух мелко рогатых оленей, устремленных вперед в прыжке с поджатыми ногами, как будто пытающихся быстро скрыться от опасности, а над ними коршуна с огромными когтями. Мужчина потер монету о край бурнуса.
– Никогда не видел таких монет, береги ее, моя находчивая Асия.
Она рассмеялась своим удивительным смехом с неожиданными переливами от дурачества к серьезности.
– Зря трешь монетку, все утро сегодня я чистила ее порошком из светлой глины. Видишь, там вверху – злой ястреб с большими когтями, он устремлен на бедного кулана, вон того, что поменьше. Что сказал мне Посейдон, подарив монетку?
– Это ничего не значит, – засмеялся скиф, – Посейдону нет дела до нас с тобой.
– Не говори так, – испуганно протянув руку к губам любимого, девчушка пыталась приложить палец к его рту в знак молчания. – Боги всегда слышат меня и дают дельные советы. Я разговариваю с ними, как с живыми, они давно посылают мне отцовские советы, боги такие мудрые по части наставлений! И, еще не было ни разу, чтоб моя просьба была оставлена ими безответной. Возможно, эти два кулана – это мы с тобой, а коршун над нами, как злой рок. Как нам победить его?
Ее вопрос, сдается, направлен не столько ему, сколько далекому небу, на которое они смотрят. Или морю, которое они в данный момент не видят, но всегда слышат его умиротворяющий шум.
Птэхрам и освобождение хоры
Истина бытия – это стремление
текучего бытия к Благу.
Платон Афинский
В меняющемся по спирали круге жизни неизменным остается постоянство, та завидная непременность, с которой каждое утро появляется солнце над горизонтом. Чередуются времена, унося с собой старую веру, преображаются и боги, но небесное светило все так же, с завидным постоянством поднимается над горизонтом с востока, для него нет разницы – светило ли оно три с лишним тысячи лет назад или греет землю сейчас.
Глинобитные землянки, крытые тростниковой крышей, а затем хижины из рваного камня без всякого фундамента с южной и восточной стороны у холма укрывали семьи кочевников от осенних дождей и пронизывающих северо-восточных ветров. Скифы, потесненные с севера сарматами в направлении причерноморских степей, дошли до западного побережья понта Эвксинского. Богатая сочными травами степь радостно приютила скотоводов у прекрасного холма вблизи моря, и это место стали называть Птэхрам из-за многочисленных бараньих стад, пришедших вместе с пастухами. Его история типична для Малой Скифии, когда на местах старых скифских зимников, времен, когда еще не была вытоптана лошадьми и овцами густая трава на холме и вблизи него, вырастали мелкие и крупные скотоводческие, а затем и земледельческие поселения. Сеяли пшеницу, ячмень и просо, занимались выращиванием льна и конопли, разводили лошадей, мелкий и крупный рогатый скот. В те дни скифы не могли налюбоваться на прекрасную картину – пасущихся на южных склонах холма баранов, укрытых от холодных ветров. Их семьи разделились: одни растили пшеницу, другие пасли скот, третьи ткали льняные полотна, шили одежды или вязали их из шерсти, четвертые ловили рыбу; зерно было в избытке, и его обменивали на керамическую посуду и металлические изделия. Из высокого, густого камыша, обильно растущего на влажной почве у подножия холма, куда во время штормов иногда доставала морская вода, делали крыши для своих домов. Минули те времена, когда за морем закреплялось название этой территории – Акхаена*, скоро забытое, нет уже давно и богатых бараньих стад; но название этого места сохранилось – Птэхрам, бараний холм.
Скифские воины, построившие башню, охранявшие пшеничные поля и державшие заставу, вместе с хлебопашцами и пастухами поселились в небольшом поселке на холме и вокруг него. Далеко видны сигнальные огни с вершины Птэхрама в случае опасности или другого события, когда на дальние расстояния надо передать важную информацию. Круг костром сигнализировал о собирающемся Совете скифской общины, полукруг говорил о внезапных гостях, в беспорядке раскиданные столпы света были предупреждением об опасности, но самым тревожным был знак в виде одного большого пылающего костра с массивной дымовой шапкой, призывавшего на помощь в случае беды. В экстренных случаях не просто разводили огонь, в него бросали большое количество влажной травы для извлечения едкого, черного дыма, который сигнализировал мужскому населению быстро браться за оружие. Много тайн в скифской символике остались непознанными для нынешних поколений, и современное развитие науки и техники сделало эти символы и знаки бесполезными для практической деятельности людей. Но, наверняка, есть и такие символы среди них, разгадка которых сообщила бы много важного современному человеку; однако сознание, путающееся в нескончаемой суете обыденных событий и забот, утратило понимание особенностей символики античного мира и более ранних периодов.
В те, далекие времена, неспокойно возле бараньего холма, то и дело, как коса на камень, находят, скрещиваются интересы скифов и греков здесь и по всему Западному Побережью от Херсонеса до Керкинитиды. На помощь вольнолюбивому народу приходят опыт и тайные знания предков, передающиеся через особенные способности соплеменников.
Таинственная сила влекла Ученика ученика Абариса на скалы близ Херсонеса, он шел, не останавливаясь, опираясь на посох, который был изготовлен и железного дерева, но от долгих нагрузок и он стал изгибаться под небольшим весом хозяина. Узкая тропа закончилась, и теперь старик шел среди голых камней, где никогда не проступала никакая растительность; третья временная фаза совпадает с географией пространства, преходяще уступая власть в руки человека. Теперь фигура странника видна на острой вершине выступа над обрывом, ветер разметает его седые волосы и бороду, рвет его длинный черный плащ, внизу под смельчаком бушует кипящее сердитой серой пеной море. В его вытянутой руке взмахивающий древний посох превращается в волшебный жезл, кажется, это не сизые тучи стелятся над склонами гор, а он управляет стихиями, направляя их в нужном направлении. В неистовых порывах воздушных масс звучат горячие струны, вихревыми потоками несущие к небу морские брызги, и небесные трубы, сопровождаемые громом и стрелами молний, раздаются с быстрых туч, а снизу, от земли несется бой вечных барабанов от неистовых накатов волн, бьющихся о скалы. Кажется, и сам человек звучит среди вселенского оркестра, и на несколько мгновений ему дана великая власть – вмешиваться в ход событий на земле. Возможно, сам Зевс, восседая на небе, на какое-то время предоставил ему временную власть на планете, и он, сосредоточив могущественное влияние в жезле, вмешался в действия людей. В это время под напором скифской конницы отступают тяжелые ряды греческих гоплитов, воинский порыв, соединяясь со страстью природной стихии, гонит отступающих врагов в укрытия за стенами города, уступая наступающим земли дальней и ближней херсонесской хоры.* В дело идут топоры-секиры, копья, кинжалы, мечи. Противник не может противостоять этому мощному натиску. Часть земель, ранее отрезанная у Северо-Западной Тавриды греческим полисом и превращенная в земледельческую хору, возвращается скифским племенам.
