Дарина, чуть торопясь, проговорила:

– Марик, следуй своей мечте! Помни: на пути к ней тебя все будут отговаривать! Не слушай никого! Если ты что-то решил, то позволь себе потворствовать именно своему решению, а не внимать каждому встречному «умнику».

Машина остановилась рядом с идущим. Пассажирское стекло опустилось, и из салона послышался  чуть хрипловатый голос:

– Здорово, Маратик! Как жизнь молодая? Куда это ты бредёшь среди ночи?

– Здрасте! В городок наш, в райцентр. Ну, а вообще, мне на вокзал надо.

– Ну, садись, подвезу, что ли!

Марат уселся на пассажирское сидение, бросил сумку назад и пожал руку Григоричу.

– А за каким тебе на вокзал, если не секрет? – спросил Шилин, когда они, тронувшись, разогнались до приличной скорости. Старый забугорный драндулет ещё был живчик.

– Да вроде не секрет…– ответил парень и, чуть подумав, продолжил. – Уезжаю я, Ксан Григорич. Нет мне здесь места…  Хочу жить в большом городе.

– Ооо, боец! Да ты никак прописку сменить решил? Что, надоело в деревне?

Молчание.

– Не, ну ладно! Дело-то твоё, я ж не наседаю… А есть где жить-то? Где работать?

Ты ж в Майский едешь, поди? Там-то не просто сейчас!

Марат призадумался: доверить ли этому знакомому свои планы? Открывать ли ему все карты? Ведь если Марата будут искать, то Григорич может проболтаться, а вся идея заключалась в том, чтобы никто не знал, куда делся парень (даже бабка, которая, кстати, была неродная). С другой стороны, может, никому и в голову не придёт спрашивать местного торгаша, что живет на краю деревни. Тем более дружбы как таковой за Маратом и Александром Григорьевичем никогда не водилось. Просто они знали друг друга и приветливо улыбались, здороваясь при встрече. Но парню нужно было выговориться сейчас – освободить накопленные переживания, облегчить сердце, утешить душу перед живым человеком, а не перед призрачной мечтой, Дариной.

– Ксан Григорич…Ты только никому не рассказывай…

С этим мужичком вся деревня была исключительно на «ты», ибо он сам желал этого. Не любил «выканий» даже от местных подростков.

– А что за тайна-то такая? – прохрипел мужичок.

– Ну, как вам сказать… Я бегу от этой жизни, обрубая концы.

Марат нервно барабанил пальцами по коленке.

– А-а, я тебя понял, – засмеялся Шилин, – а бабка твоя знает?

– Нет. Никто не знает. И ты тоже никому…

– Я могила, Маратик! Ты парень взрослый, хозяйственный, не пропадёшь! Я так понимаю, что нет смысла у тебя спрашивать – где именно в Майском ты собрался остановиться?

– Во-первых, действительно, смысла нет, потому как я не скажу, вы это уже поняли. А во-вторых, я еду не в Майский.

– А куда? – удивленно произнёс Григорич, повернувшись к парню, но в глазах его явно уже мелькнула догадка.

– В Омск.

– Ух! Вот это, конечно, в омут с головой!

Григорич заметил, что Марат призадумался, напустив на лицо прохладу сомнения. Тогда мужик спешно затараторил:

– Не, боец, если ты что-то задумал, то действуй! Ты взрослый парень!

Вдалеке показался старый, потемневший от времени, бездыханный торговый центр – первый признак приближения Пироговска.

– Слушай, ну ты мне скажи, есть, где жить-то? Есть, где работать?

– Нет, Григорич, я вот как-то… – замялся парень.

– Э-э, брат, тут дело, конечно, опасное. Но я все-таки верю, что ты не пропадешь! Вон, какой вымахал! Сурьезный мужтшина! – расхохотался водитель.

– На крайняк, я думаю найти своего отца. Может, он мне поможет чем-то…

– Я и не знал, что у тебя есть отец.

– Да я и сам не знал. Бабка не так давно выпалила в гневе, когда я пьяный домой заявился. Отправлю, говорит, тебя к отцу, забирай, мол, своего алкаша! Только вот не нужен ты ему сто лет!А я в непонятках – что это за отец? Я же думал, родители умерли давно, а тут…

– Н-да… И ты думаешь, он в Омске?

– Бабка сказала, что семья у него там своя и что я ему на хрен не сдался…

– Вот так «Санта-Барбара»! – хмыкнул мужик.

– Еще какая, Ксан Григорич, еще какая…

Машина въехала в город.

– Ну, так подкинешь до вокзала, да? А там простимся, дальше я уж сам.

– Да, брат, как скажешь.

После паузы Шилин протянул руку к бардачку и, покопавшись, достал потрепанную картонку – некое подобие визитки.

– Слушай, если ты не знаешь, где твой отец и как его искать, то у меня дочка замужем за сотрудником ГИБДД. На, вот тебе номер его рабочего телефона. Может, он как-то поможет найти… На обратной стороне, кстати, рабочий номер Юленьки моей. Домашнего у них нет.

Марата охватило чувство неловкости:

– Юля – это твоя дочь?

– Вот ты молодец! – заржал Григорич, – ты её не помнишь, что ли? Ты когда был маленький, я с ней пару раз к вам в гости заходил!

– Нет, не помню, извиняй…

– Ладно, это не суть. В общем, живут они где-то на окраине Омска, я точно не знаю, они давно не приезжают.

– Спасибо на добром слове, Ксан Григорич! – воскликнул Марат, когда машина остановилась напротив входа на вокзал.

– Дай Бог, у тебя все получится, боец! Не поминай лихом! Будешь проездом в нашем райцентре на своем личном «феррари», заезжай на рынок, за свежей зеленью, выращенной вот этими руками!

– Обязательно, Григорич, обязательно!

В столь раннее утро Марат был единственным посетителем вокзала в Пироговске. Это было небольшое помещение продолговатой формы, которое, казалось, упорно держало на своих стенах краску столетней давности и уже совсем смирилось с отсутствием ремонта. Здесь было несколько ободранных и сломанных сидений вдоль зарешеченного окна; на одной из колонн висела широкая, потемневшая от времени фанера с расписанием, написанным от руки; плитка на полу во многих местах была побита (а кое-где и замазана раствором), и небольшое окошко, испуганно притаившееся в углу, над которым полукругом висели буквы из дерева, образующие слово «Касса». Касса еще не работала, но, судя по табличке, открывалась она через час. За это время можно было пройтись внутри помещения и изучить его обстановку подробнее, ведь он бывал здесь всего пару раз в жизни, и было совсем не до этого, а теперь представилась хорошая возможность. Незнание обустройства и атмосферы местного вокзала объяснялось тем, что дальше Пироговска он никогда не выезжал (поездка в город Майский со школьным классом в музей – не в счет). Прогуливаясь внутри, Марат не хотел выходить за пределы здания, чтобы ненароком не встретить кого-то, кто мог бы увидеть его побег. Он знал, что на электричке по утрам мало кто ездит из знакомых. А тем людям, кто все-таки мог бы ему встретиться, не было до него никакого дела. Пусть для каждого – кроме, естественно, Григорича – он будет пропавшим бесследно.

– Ты посмотри, Марик, на эти старые афиши, – указала Дарина на обшарпанную стену в противоположном от кассы углу. Когда-то это место было неким информационным уголком, но, видимо, это было очень давно, так как плакаты были исписаны ручкой и изодраны, а некоторые из них датировались «бородатым» годом. Всё помещение сквозило прошлым, и, казалось, претило наступлению будущего. Это одновременно отвращало и угнетало Марата. Ему хотелось чего-то современного  и свежего, чего-то принципиально нового на пути к своей цели.

Касса открылась. Марат, подойдя к окошку, увидел недовольную грузную женщину, которая взглянула на него безразличным взглядом и продолжила писать что-то в большой тетради.

– Здравствуйте! Есть ли, билеты в Омск? И когда будет отправление?

– От нас нет отправления. Через нашу станцию не идут поезда в Омск.

– А как же быть? Мне нужно попасть в Омск.

– Молодой человек, у нас есть расписание, – надменным голосом произнесла кассирша.

 Марат подошел к небрежно висящей фанере и обнаружил у края небольшой листок с надписью «Майский» в оглавлении. Среди корявых записей, сделанных синей ручкой, он разобрал, что из этого города поезд отправляется в 17:00. Он купил билет и принялся ждать, устроившись на разодранном кресле возле окна. Электричка должна была быть через час.