Однако любовь современных японских детей к своим матерям, судя по всему, в последнее время также становится более сдержанной, чем прежде. «Разрыв между родителями и детьми, — пишет Яматэ, — имеет место не только между отцами и детьми, но и в отношениях между матерями и детьми»[276]. Подтверждением тому служат данные опроса, проведенного в одной из школ города Иокогама. В ходе этого опроса школьникам задавался один вопрос: «Можете ли Вы свободно говорить с родителями о всем том, что Вы думаете?», а матерям вопрос ставился так: «Могут ли Ваши дети говорить с Вами о том, что они думают?» Утвердительный ответ на эти вопросы дали 60,2 % матерей и лишь 41,7 % детей. Что же касается остальных, то нежелание детей говорить с матерями обо всем, что у них на уме, признали лишь 1,9 % матерей, но зато доля детей, заявивших о своем нежелании откровенно говорить с матерями и отцами, составила 9,3 %. Приведя эти данные, Яматэ пишет: «Среди матерей имеется, по-видимому, много таких женщин, которые в надежде сблизиться со своими детьми берут на себя всю ответственность за их воспитание в семье и которым тем не менее не удается установить взаимопонимание с детьми… Более того, среди матерей есть немало таких, которые, убедившись в своей неспособности выполнить должным образом свой родительский долг, становятся нервнобольными на почве неудач в воспитании и учебе детей»[277].
Массовый отход отцов от руководства воспитанием детей и возрастание влияния матерей на умы молодого поколения японцев не могли не сказаться, естественно, как на самом содержании воспитания, так и на его результатах. Знатоки данного вопроса приходят сегодня к выводу, что обывательское стремление японских женщин-домохозяек смотреть на окружающий мир сквозь призму своих ограниченных понятий и домашних интересов становится в наши дни присуще все большей и большей части японской молодежи. Это относится не только к девушкам, но и к юношам, воспитанным в духе законченных «маменькиных сынков». Отмечая далеко не всегда удачную роль матерей в формировании характера современных молодых японцев, американский японовед Джон Вороноф пишет: «Они (матери. — И. Л.) могут быть строгими блюстителями дисциплины в тех случаях, когда дело касается учебы детей, и добиваться осуществления детьми поставленных перед ними задач. Но. их обычная суета может приводить к издержкам в моральном воспитании. Весьма странная, не имеющая ничего общего с традициями мешанина во взглядах была обнаружена обследованием, проведенным радиокорпорацией Эн-эйч-кэй с целью выявления того, какой образ жизни прочат матери своим детям. Как выясняется, около 75 % матерей учат детей тому, чтобы они ставили свои личные жизненные интересы выше общественных, а около половины советуют детям не оказывать помощи другим (так же как и не причинять другим неудобств). Удивительно высокой оказалась также доля матерей, советующих своим дочерям (54 %) и сыновьям (32 %), чтобы те подходили к жизни не серьезно, а легко, предаваясь по возможности наслаждениям. Равным образом большинству детей внушается мысль, что в жизни им следует придерживаться мнения большинства. Тем самым им внушают, что их личное, эгоистические устремления должны соответствующим образом маскироваться».
Продолжая развивать свою мысль о неспособности старшего поколения японцев дать новому поколению страны должное семейное воспитание, тот, же автор пишет далее: «При всех обстоятельствах нельзя отрицать, что старый порядок продолжает рушиться, хотя взамен не создается такой новый порядок, который был бы для всех приемлем… Изменения происходят так быстро, что каждое новое поколение оказывается иным, чем предыдущее, и воспитывает детей так, что они становятся непохожими на воспитателей. Одна особенность всех этих перемен очевидна: налицо отход от спартанских условий жизни и строгой морали и поворот в сторону всяческих поблажек, ведущих к ослаблению волевых качеств людей. Молодое поколение балуется родителями и в то же время слишком опекается ими. Оно получает все, что хочет, даже не прося об этом, и его оберегают не только от опасностей, но и от неудобств. Им руководят, игнорируя его попытки самому определять свою жизнь… Многие молодые люди привыкают к тому, что все делают не они сами, а кто-то все делает за них; пока их потребности удовлетворяются, они соглашаются на то, чтобы ими руководили»[278].
Важнейшим последствием отхода большинства японцев-родителей, и в частности матерей, от прежней системы семейного воспитания детей, основанной на строгом подчинении членов семьи верховному контролю отцов, стало, по свидетельствам японской печати, появление у японской молодежи таких взглядов на жизнь, такой жизненной философии, которая не отвечает ни прежним идеалам, ни объективным интересам современного японского общества, будь то правящие круги или трудовое население страны. Отличительными чертами этой повой жизненной философии являются, судя по всему, беспечный и безответственный подход к собственной личной жизни, потребительские, иждивенческие настроения в отношении своих родителей, откровенный эгоцентризм, отсутствие чувства гражданского долга, безразличие к государственным, политическим и общественным делам, неуемное влечение к праздному времяпровождению и развлечениям. Заметное усиление такого рода настроений за десятилетний период с 1965 по 1974 г. констатируется, в частности, в «Белой книге», изданной канцелярией премьер-министра на базе правительственных обследований и общественных опросов молодежи страны.
В книге приводятся, в частности, результаты опросов, проливающих свет на жизненное кредо японских юношей и девушек. К числу таких данных относятся, например, ответы молодых японцев — жителей столицы на анкетный вопрос: «В чем цель Вашей жизни?» Ответы распределились в процентном отношении следующим образом: «Заниматься работой, которая по душе» (34 %), «Вести спокойную семейную жизнь» (26 %), «Жить ради удовольствия» (18 %), «Вести беззаботную, простую жизнь» (11,6 %), прочие ответы (9,7 %), «Целей нет» (0,7 %), ответа не дали 0,6 %[279].
Показательны также и ответы молодых японцев на другой анкетный вопрос: «В чем видите Вы смысл работы?», задававшийся в ходе массового опроса, проведенного в 1972 г. канцелярией премьер-министра. Ответы на этот вопрос расположились так: «Зарабатывать деньги» (54,5 %), «Утверждать и совершенствовать себя в работе» (34,5 %), «Выполнять свой долг перед обществом» (10,9 %)[280]. Комментируя эти и прочие данные, приводимые «Белой книгой», редакция газеты «Джапан таймс» в своей передовой статье 9 декабря 1975 г. писала: «„Белая книга“ напоминает нам, что в течение минувшего десятилетия валовой национальный продукт Японии увеличился в 4 раза… Жизненный опыт молодых людей, выросших в этот период, оказался, естественно, совсем иным, чем тот опыт, который получили в детские годы их родители, и не приходится удивляться, что их подход к жизни и взгляды также оказались иными. В результате три четверти молодежи наших дней относятся, как это указывается в „Белой книге“, к „категории индивидуалистов, склонных к поискам наслаждения“. Их главные помыслы направлены на праздный досуг, и они менее, чем это было прежде, интересуются вознаграждением, получаемым за труд. Они предпочитают инертное существование жизни обеспеченной и достойной, уклоняясь от усилий, направленных на то, чтобы обеспечить себе такую жизнь». Высказывая свое отрицательное отношение к этой новой разновидности японцев, редакция газеты отмечала, что их «непривлекательный образ прямо противоположен представлению о японцам как о „людях, одержимых работой“».
Приблизительно такие же сведения о складе характера, присущего новому поколению японцев, содержатся и в «Белой книге» правительства за 1977 г. В частности, составители книги приводят данные массового опроса молодых людей в возрасте от 18 до 22 лет, проведенного радиокорпорацией Эи-эич-кэй в 1976 г. с целью выяснения жизненных планов японской молодежи. Из этих данных следует, что преобладающая часть опрошенных видит главную задачу своей жизни в «создании счастливой семьи» (34,6 %). Что же касается других ответов, то наибольшую часть из них составили такие: «Хочу работать по своей специальности» (14,2 %), «Хочу запинаться созидательным трудом» (13,5 %), «Хочу иметь свое собственное предприятие» (11,3 %), «Хочу жить, как обыкновенный человек» (11,0 %) и «Хочу жить в свое удовольствие» (6,5 %). И только 3,3 % опрошенных заявили о том, что они либо хотят «отдать силы служению обществу» (1,8 %), либо хотят «добиться изменения общества» (1,5 %)[281].