По этой, а может, и по другой причине их знакомство прошло не совсем гладко. Они, как две бешеные кошки, грызлись изо дня в день. В сравнении с их враждой неприязнь двух юношей из семейств У и Бань покажется лишь баловством. Тогда Го Бохай был слишком упрямым и своенравным, а Сянцзян – грубым и невежественным. Однако все же со временем они смогли найти общий язык и научились терпеть друг друга.

Сянцзян некоторое время смотрел на Го Бохая, и в голове звучало предупреждение того бога войны с городского рынка. Спустя какое-то время он поинтересовался:

– Зачем ты меня искал? Я же ушел с горы Хэншань, как ты и велел.

– Нужно, чтобы ты присмотрел за молодым господином, пока тот проводит дни в своих покоях.

Услышав это, демон чуть не заревел по-кошачьи:

– Опять?! Да сколько можно… Ты, видимо, лишился рассудка. Он уже совсем взрослый, чтобы за ним приглядывать! Одумайся! Ты ведешь себя с ним, как несушка!

Го Бохай уже желал возразить, но успел только произнести: «Да, но…» – как яркая вспышка захватила все его внимание. Небеса разверзлись, с грохотом содрогая все земное. Облака расступились, и огромный столб белого света ударил в Поднебесную. Ночь тотчас сменилась днем: стало настолько ясно, что даже тени, падающие от выбежавших на улицы людей, стерлись. Свет ослеплял, и, если бы не познания смертных об этом знамении, можно было бы посчитать, что наступил конец, за которым – лишь кромешная тьма.

Го Бохай не раздумывая обернулся к коту, прикрыл лицо рукавом, дабы не ослепнуть.

– Сянцзян! Сопровождать молодого господина У на церемонии Посвящения будешь ты!

Наутро после инцидента, всполошившего все и вся в Поднебесной, у покоев молодого господина собралась небольшая толпа: несколько слуг, что держали в руках аккуратно свернутые одежды, наставник и госпожа У. Последняя стояла в центре и негодовала:

– Еще не проснулся? – Женщина с самого восхода солнца ожидала увидеть сына в приемном зале, уже одетого и готового ко всему, что бы ему ни предстояло, и, не дождавшись этого, сама пришла к его дверям.

Одна из служанок, не поднимая головы, промолвила:

– Г-госпожа, извините, но мы правда не смогли до него достучаться…

– Бесполезные! Немедленно проверьте, может, с ним что случилось!

– Госпожа, прошу. Это я запретил им заходить внутрь, – спокойным голосом перебил ее Го Бохай.

В подтверждение его слов слуги закивали.

– Получается, ты разрешаешь ему проспать такой день? – ядовито добавила хозяйка.

Го Бохай улыбнулся:

– Знаете, госпожа, есть старое поверье: если зайти в спальню мужчины без дозволения – быть беде. Нужен как минимум благоприятный знак, например – увидеть кота[32].

Подобная примета действительно была распространена в местных краях. Считалось, что четвероногое приносит удачу, но подобное ожидаешь услышать скорее от пожилых людей, нежели от миловидного аристократичного господина. Женщина скривилась, не успев высказать, как наставник старомоден в верованиях, но, к своему удивлению, и правда увидела черного кота. Животное запрыгнуло на перила, воссело на них и, размахивая хвостом, принялось наблюдать за столпотворением.

Его приметили слуги, и тут же раздались изумленные охи.

– Вот видите… – Го Бохай, не скрывая улыбки, подошел к двери и, перед тем как войти, попросил: – Не стойте здесь, я скоро приведу господина в приемный зал.

Слуг и убеждать не нужно было: не поднимая глаз, они растворились в своих заботах. А госпожа даже не успела ничего промолвить, как двери перед ее лицом захлопнулись.

Го Бохай тихо вошел и внезапно понял, что давно не заглядывал к ученику. Юноша чаще всего приходил в покои наставника, нежели приглашал к себе. Окинув комнату взглядом, Го Бохай счел ее обстановку восхитительной, но далеко не примерной.

Покои молодого господина были в два раза больше его собственных и вместо одной комнаты, как у наставника, состояли из двух: комнаты для приема и спальни, которая была скрыта за длинным шелковым пологом алого цвета, так что не совсем было ясно, есть ли за ним кто-то. В комнате для приема у стены стоял большой открытый шкаф, который всем своим видом кричал: приберитесь здесь! В нем небрежно были распиханы книги, развернутые свитки свисали по краям полок, а прямо перед шкафом горкой валялись письма и рваная бумага.

В другой стороне комнаты стоял цвета темного нефрита письменный стол, заваленный пожелтевшими томами и исписанными листами, которые, по-видимому, уже не вмещали переполненные полки. Го Бохай, немного прищурившись, взглянул на его поверхность: ученик, похоже, что-то недавно писал и второпях опрокинул емкость с тушью, из-за чего все, что там лежало, окрасилось в глубокий черный цвет.

В этой комнате был не то что бардак, а царил сущий хаос, из-за чего Го Бохай с ужасом подумал: «Слуги здесь совсем не прибираются?»

У перегородок, разделявших спальню и комнату для приема, стояли две большие изысканные вазы из голубого фарфора. Только вот утонченная работа мастера не интересовала наследника: из одной вазы торчал отцовский меч, который У Чан будто хотел в ней спрятать, а на другой и вовсе красовалась трещина от слабого удара.

Го Бохай подошел к красным полотнам, за которыми должен был отдыхать У Чан, и остановился. Он провел рукой по первому ряду тонких тканей – а всего их было около десяти, – отодвинул их в сторону и увидел еле заметный, размытый силуэт лежащего на большой постели, застеленной такими же, только более плотными алыми шелками. Фигура юноши шевельнулась, и, не желая его потревожить, Го Бохай отдернул руку.

Особого смысла звать ученика по имени не было, да и наставник знал, как сложно его разбудить. Убеждался в этом Го Бохай не единожды: у наследника не сон, а настоящая зимняя медвежья спячка. Ни словами, ни действиями до него не достучаться, можно лишь смиренно ждать, когда наследник сам пробудится. Однажды у господина Го почти вышло разбудить этого «медвежонка», когда тот уснул за изучением книг в покоях наставника. Но даже тогда все усилия растолкать воспитанника ото сна не увенчались особым успехом: тот лишь приоткрыл глаза и принялся разговаривать с учителем, продолжая видеть сон, – именно в такие моменты добиться чего-либо внятного от У Чана было попросту невозможно.

Го Бохай шагнул назад и, не заметив валяющийся под ногами свиток, наступил на него. Он-то и стал причиной падения наставника. Мужчина почувствовал, как теряет равновесие, и инстинктивно ухватился рукой за красные ткани, свисающие перед ним. Полотна не выдержали такого натиска и с треском надорвались, не дав Го Бохаю и капли надежды на спасение. Падая, к счастью или не очень, он успел второй рукой схватиться за вазу, из которой торчал меч. Но та также не была благосклонна к нему и позволила несчастному с грохотом свалиться на пол. Го Бохай примерно понимал ценность этого фарфора и потому решил в первую очередь подумать о его спасении, а не о своем. Он обнял вазу обеими руками и, лишь когда встретил затылком пол, поприветствовал взглядом вываливающийся из горлышка сосуда меч. Оружие издало металлический скрежет и встретилось со лбом мужчины. Только сейчас Го Бохай прочувствовал, насколько оно тяжелое.

Удерживая вазу и молча проклиная боль во лбу, он повернул голову в сторону кровати. Если бы У Чан сейчас был свидетелем падения наставника, то наверняка разразился бы смехом: «Учитель! Ха-ха-ха, извините! Но вы же самый ловкий, кого я знаю!» – именно такая ироничная реакция ученика мелькнула в голове Го Бохая. Но У Чана этот шум не разбудил.

Го Бохай аккуратно вылез из-под вазы и поставил ее на место. Он сразу же подбежал к бронзовому зеркалу и взглянул на себя. По ожиданиям, на голове должна была красоваться шишка, но пока что там виднелась только красная отметина, оставленная рукоятью меча. Он натирал лоб в попытке унять боль и вдруг услышал позади шорох. Го Бохай замер, размышляя про себя: «Ужасно! Ужасно!»