Опустив взгляд на лежащий на столе мешочек камушков для игры в вэйци́[33], наставник схватил его и приложил ко лбу.

«Что делать?.. Что?..» – не успел он закончить свою мысль, как из-за спины раздался сонный голос:

– Учитель?

Го Бохай, только услышав это, решил резко обернуться и в своей элегантной манере, не подавая вида, сказать: «А кто же еще мог зайти к тебе в покои?» – но так у него не вышло. Как только он попытался повернуться, его сковал стыд от донесшегося звука, похожего на смех:

– Хах! – по-видимому, то был Сянцзян, который наблюдал за всем происходящим. Го Бохай рассвирепел и скомандовал, но только про себя: «Пущу на суп!»

– Учитель?

Держа на лбу прохладный мешочек, Го Бохай высоким голосом воскликнул:

– Д-да! Прошу, У Чан, побыстрее оденься, нам нужно идти!

Сонный наследник, повинуясь, накинул одежду на свою нижнюю рубаху и штаны.

– Извините, учителя возмутил мой вид? – смущенно поинтересовался У Чан, в спешке завязывая пояс.

– Нет, с чего бы?

Го Бохай посмотрел на свое взволнованное лицо в зеркало, на отражение одевающегося ученика и понял: вариантов в юной голове было немного. Реакцию покрасневшего наставника можно было принять за ответ на оскорбление, иначе почему тот столь взволнованно торопит наследника в сборах? Он убрал мешочек с камушками со лба и на этот раз увидел там приличных размеров шишку.

«О, нет… нет-нет-нет!» – такое точно не объяснить без подробностей, поэтому он вновь прикрыл позорный бугорок мешочком и обернулся к воспитаннику.

– Готов?

У Чан, натягивая сапог, в недоумении спросил:

– К чему?

– Верно, ты же все проспал… Расскажу по пути.

Юноша подошел ближе и предстал перед наставником в весьма неприглядном виде: непричесанные волосы торчали во все стороны, словно всю ночь боролись с подушкой, а заспанное лицо было изрядно помято.

Зевая, У Чан промямлил:

– Извините… я еще не совсем проснулся.

Го Бохай удивленно приподнял бровь.

«Что же ты всю ночь делал, раз к полудню все еще не выспался?»

И словно прочтя его мысль, У Чан произнес:

– Этот ученик всю ночь не мог уснуть. Он не желал, чтобы наставник злился на него из-за его упрямства, и отправил служанку к нему. Скажите, Минь-Минь принесла вам то, что я просил?

И только сейчас на Го Бохая снизошло озарение: они общаются как ни в чем не бывало, словно ничего такого серьезного, из-за чего стоило бы переживать, и не случалось. У Чан смотрел на него, как и ранее, черными, как мгла, и глубокими, как океан, глазами, и в них не было того страшного презрения или недоверия, с которыми боялся столкнуться Го Бохай. Сдерживая восторг от улетучившихся переживаний, наставник ответил:

– Д-да, благодарю…

– Это же замечательно! Только, учитель…

– М-м-м?

– Что с вами стряслось?

Го Бохай в непонимании поморгал.

– Ты о чем?

– Вы держите у лба…

– А-а-а! Это? Не стоит переживать, – помахал Го Бохай рукой перед своим лицом. – Просто у учителя болит голова, не более…

– Ученик как-то может помочь?

Го Бохай, краснея, промолчал.

– Может, я взгляну?

– Нет!

Над их головами, на крыше, раздался шорох и растянутый смех: «Ха-ха-ха-ха!»

У Чан даже не успел уточнить, зачем наставнику мешочек с нефритовыми камушками для игры в вэйци, что были сделаны вручную и подарены наследнику клана вместо обычных фишек, как отвлекся на этот шум. Он поднял голову к потолку.

– Что это?

– Наверняка тот старый дрянной кот, что никак не может наконец испустить дух. Пошли. – Го Бохай проводил воспитанника к выходу и, не убирая руки со лба, начал торопливо объяснять: – Вчера ночью Небеса дали знак. С сегодняшнего дня ты будешь готовиться к вознесению. На днях старейшины решат, откуда начнется процессия. Мы с тобой это много раз обсуждали и… – Он остановился, заметив, как У Чан замедлил шаг.

Растерявшись, он начал запинаться: «Но… Но…» – и тут же услышал:

– Не переживай. Я буду с тобой до твоего отъезда.

От этой новости У Чан остолбенел:

– Что?! Вы разве со мной не поедете?

– Нет. Наставники в этой процессии не участвуют. Ты должен выступить один, показав всем, каким благочестивым богом ты станешь.

– Я… – У Чан опустил голову, скрывая растерянность во взгляде. – Я не смогу.

Юный господин сжал руки в кулаки, пытаясь сдержать внутреннее возмущение: все же он надеялся, что этот день никогда не наступит.

– С чего бы это? – прозвучал голос Го Бохая.

– Мы… не все изучили… Я плохо владею оружием, я не умею себя контролировать… – Ноги У Чана сделали шаг назад. – В конце концов, мне нечего показать народу!

– Не говори глупостей, мы столько с тобой занимались. Ты лишний раз себя запугиваешь дурными мыслями.

Но У Чан никак не отреагировал на эти слова, продолжая смотреть себе под ноги. Го Бохай наконец понял, что слишком резко окунул воспитанника в омут новостей.

– У Чан, пойми, – он опустился на корточки перед учеником так, что стало видно растерянное выражение на юном лице, – то, что тебя сейчас это взволновало, уже говорит о тебе как о достойном человеке. Любой другой даже не задумался бы о таком, а ты сразу осознал, где могут быть твои слабости. – Го Бохай взял свободной рукой ладонь воспитанника и добавил: – Поэтому этот учитель и спокоен за тебя. Он уверен: на церемонии Посвящения будущих богов ты покажешь себя лучше всех.

У Чан приподнял голову, не встречаясь со взглядом наставника.

– А меч? – скромно пробурчал он.

– М-м-м?

– Вы подарите этому ученику свой меч?

«Ха…» – усмехнулся мысленно Го Бохай.

– Конечно, как и обещал.

Гора Хэншань. Приемный зал.

Госпожа У наконец выдохнула спокойно: в дверях объявились сразу оба – Го Бохай и У Чан. Однако, только увидев их, она начала с возмущений:

– Почему так долго? Вы словно от центра Тяньцзинь сюда пешком шли!

Оба виновато склонили головы.

– Усаживайтесь побыстрее… У Чан! – женщина заострила свое внимание на сыне. – Что за вид?

Она так громко это выкрикнула, что у двоих в дверях зазвенело в ушах.

– Я только проснулся, матушка государыня, ни к чему так сотрясать воздух.

Воспитанник и наставник уселись на места, как вдруг У Чан вопросил:

– Что это?

Перед ним лежали аккуратно свернутые ткани. Он приподнял их, взглянул и понял: это же будущие одеяния для церемонии! Лицо юного господина приняло хмурое выражение. Пренебрежительно он отодвинул их от себя, выказав негодование.

– Не нравится? – улыбаясь реакции наследника, поинтересовался наставник.

– Конечно же нет! Я что, буду готовиться стать уличным циркачом, раз вы предлагаете надевать такое?

За пылким высказыванием последовал шлепок руки госпожи по столу.

– Это лучшие шелка с Востока, что нам привезли! Что в них такого унизительного?

– Да хоть с самих Небес! Я не буду надевать на себя такое – больше для девиц подходит, чем для будущего небожителя!

– У Чан! – разгневалась госпожа, подскочив на ноги.

Не прошло и минуты, как приемный зал поместья вновь наполнился спорами и криками. Холодное выражение лица женщины сменилось гневным, даже яростным. Казалось, она вот-вот лопнет от переполнявших ее эмоций.

– Ну-ну, не гневайтесь, госпожа, – принялся успокаивать ее Го Бохай. – Я свожу его на рынок, чтобы…

– Нет! Я заставила слуг обшарить все рынки на Востоке, эти шелка нам непросто достались! Он наденет это!

Не желая повиноваться, У Чан сложил руки перед собой и отвернул голову, выказав непоколебимый отказ. Его жест ввел госпожу в полнейший ступор. Не зная, как поступить, она принялась сверлить сына взглядом. Сил находиться на поле немой войны между этими двумя у Го Бохая более не оставалось. Каждая такая встреча заканчивалась для него мигренью, а на сегодня боли в его голове было уже предостаточно. К тому же он прекрасно понимал: у его воспитанника, как и у породивших его людей, целая телега упрямства. Если их не усмирить сейчас, пойдя на поводу у кого-то одного, то они так и не придут к общему решению. Поэтому он обратился к обоим: