Тем же вечером, пока демон Тьмы скрывался в городе у подножия, Го Бохай уже поумерил свой пыл и попытал удачу вновь заговорить с воспитанником. Он так и возвращался к покоям юного господина в надежде, что У Чан откроет ему и успокоит словами: «Учитель, я правда не злюсь на вас». Но этого так и не произошло. Казалось, У Чан и вправду затаил обиду на учителя и не желал ни при каких условиях с ним общаться. Обдумывая это и все больше поддаваясь своему волнению, Го Бохай не мог найти себе места. Еще с той самой злополучной ночи он до последней мелочи продумал их диалог, в котором желал раскрыть У Чану тайну произошедшего на горе Хэншань. И теперь казалось, что шанса уже не будет. Страх того, что ученик, испугавшись увиденного, больше с ним не заговорит, манипулировал им, медленно убивал и заставлял взрослого человека метаться из угла в угол, точно заплутавшего мотылька. Он так и не решился довести желаемое до конца и, весь день протоптавшись у дверей покоев воспитанника, вернулся в свою комнату.

Утопая в переживаниях, Го Бохай даже не вспоминал о неприятной встрече на мосту. Вечно разодетый в черные шелка демон частенько выводил его из равновесия своим легкомыслием, но эта черта, присущая Сянцзяну, нервировала и раздражала отнюдь не только господина Го. Сянцзян словно умышленно кипятил всех, с кем общался, в огромном котле и не упускал шанса подкинуть в пламя побольше дров своими колкими фразами, которые ранили самые больные места собеседников. Приближенные демона гневались, но все же понимали: говорит он столь неприятные для них слова не оттого, что в его голове пустота, а наоборот – от большого, проницательного ума. Все замечающий демон Тьмы, как хладнокровная гадюка, затаившись среди бамбуковой чащи, постоянно наблюдает за своим окружением, изучает его, а после использует все слабости других для своей выгоды. И большая часть людей сама раскрывает ему свои карты. Не просто же так демон Тьмы, которому принадлежало все, что находилось во тьме, стал правой рукой правителя темного мира – демона Душ? Владыка царства демонов прекрасно осознавал: рядом с ним должен быть такой, как прыткий и хитрый Сянцзян, чтобы было проще контролировать все вокруг.

«Почему? Почему именно его?!» – Го Бохай бродил по своей спальне, раздумывая о неприятеле, которого ему навязали. Обойдя столик в центре комнаты в пятый раз, он услышал у своих дверей пару легких шагов, и в голове пронеслось: «У Чан?»

Он метнулся к дверям и распахнул их. Его взору открылся хрупкий силуэт: молодая девушка, которая вот-вот намеревалась постучать, держала в своих руках корзину. Испугавшись внезапно открывшихся дверей, она опустила голову.

– Г-господин!

Го Бохай раздосадованно вздохнул, взглянув на корзину.

– Персики?

– Д-да. Может эта служанка внести их к вам в комнату?

– Но откуда? – недоумевая, поинтересовался мужчина.

– Молодой господин У поручил Минь-Минь отнести фрукты.

Го Бохай подошел к корзине, что уже была на столике. Потянувшись за персиком, он обернулся к удаляющейся фигуре:

– Минь-Минь хочет? Их слишком много для меня одного.

Девушка замотала головой:

– Нет-нет! Молодой господин будет недоволен, если узнает, что ваша служанка съела хотя бы один. Он сказал, что все до единого фрукты принадлежат вам, и попросил проследить, чтобы на них никто даже не смотрел. – Она поклонилась и, не поднимая головы, закрыла за собой двери, оставив Го Бохая вновь одного.

«Значит, не злишься…»

Он сел на пол, поднес ко рту ароматный персик и, прикрыв глаза, откусил, но проглотить не смог: мешало волнение, что он сдерживал весь день. Постепенно волнение сменилось облегчением, а на душе стало теплеть, как от мягких лучей солнца, но бесконечная тревога не отступала, она будто поднималась откуда-то со дна живота и противилась напускному спокойствию. Чтобы не поддаться этому неприятному мгновению, Го Бохай все же проглотил кусочек фрукта и незамедлительно направился вон из комнаты.

«Надо найти…» – произнес он про себя, уже позабыв свое наказание демону.

Обойдя поместье и не найдя демона, он спустился к конюшне. Несмотря на то что лошади уже спали, Го Бохай все же ворвался внутрь. Он взял одного из скакунов и помчался в город, запрещая себе становиться мягче от злосчастного фрукта, что оставил сладкий привкус на губах.

Приблизившись к освещенным фонарями улицам города, мужчина спешился и оставил лошадь у входа, а сам торопливо вбежал через массивные ворота. Он так быстро несся верхом, что добрался туда не за двадцать минут, как обычно, а за десять, доведя скакуна до дрожи в ногах. Го Бохай прошелся по улицам южного рынка, где часто встречал демона, но не обнаружил ни черного кота, ни ворона.

– Сянцзян… – он обошел все близлежащие павильоны, знаменитые вкусными вином и угощениями.

И прохожим это не особо нравилось. Каждый, кто встречал его на пути, думал, что наставник с горы Хэншань вусмерть пьян, раз ведет разговоры сам с собой. Люди глазели на странное представление, слегка посмеиваясь, и шли дальше.

– Сянцзян!

Это была уже третья улица, по которой он прошел, не оставив ни одного темного переулка без внимания. Го Бохай при всей своей чистоплотности даже не испугался местной грязи. Заглядывая в просветы между домами и копошась там в пустых ящиках, он снова удрученно возвращался обратно на освещенную дорогу. Сделав еще пару шагов, он остановился и заметил до боли знакомый силуэт.

«Вот же… Вас только не хватало…» – промелькнуло в его голове.

По другую сторону улицы стоял мужчина, который, только встретившись взглядом с господином Го, уверенно зашагал ему навстречу. Энтузиазма наставника поубавилось: подошедший человек поприветствовал его с нескрываемым недовольством, будто был стражником города, а Го Бохай – нарушителем спокойствия.

– Господин Бань.

Вот кого Го Бохай сейчас точно не желал встретить, так это начальника округа Цзыю – уважаемого всеми господина Бань Хэна. Наверняка его сын уже пожаловался, раз, увидев знакомого ему наставника с горы Хэншань, этот господин отбросил все свои дела и решительно подошел, явно рассчитывая на беседу. Мужчина, стоящий перед Го Бохаем, был одет в дорогие синие шелка, а его волосы были собраны в пышный пучок, закрепленный чиновничьим головным убором. Он производил впечатление доброго и благочестивого господина, в отличие от своего отпрыска. Однако если старший из семейства Бань являлся на гору Хэншань не для обсуждения каких-либо политических вопросов, то его визит всегда сопровождался неприятными высказываниями в адрес наследника клана У. Госпоже и наставнику частенько приходилось выслушивать его причитания на счет У Чана, хотя, надо заметить, его выражения почти всегда были предельно корректны и по делу.

Зачастую горожане Тяньцзинь, стараясь избежать встречи с властной женщиной из правящего клана, бегали плакаться именно к нему, как к самому частому посетителю главенствующего дома Севера, поэтому, когда его голова начинала трещать от их нытья, он поднимался наверх, дабы передать семейству общее возмущение. Но он был не так уж прост. Расчетливый и прагматичный, господин Бань всегда продумывал каждое свое действие. Объявляясь на вершине горы, мужчина докладывал госпоже о недовольстве народа, но делал это так, словно его самого переполняло волнение за юного наследника. Госпожа У осознавала роль сердобольного господина в судьбе ее сына: этот человек мог сильно повлиять на мнение старейшин о будущем небожителе – У Чане. А господин Бань, в свою очередь, не давал себе забыться: оскорби он женщину, нелестно отозвавшись о ее чаде или о ее материнском долге, тут же все, что он имеет, по одному приказу отберут, и останется от его величия только большое поместье, которое со временем не на что будет содержать.