Из-за этого все их встречи зачастую сводились к одному: юный У Чан должен понести наказание за свои проступки, чтобы не испортить репутацию, а значит, и путь к вознесению. Но не все было так просто. Господин Бань ощущал цепкие руки клана на своей шее и поджидал, когда наконец его зависимость от семейства У пропадет. Это должно было случиться благодаря будущему богу из его семьи – Бань Лоу. Мужчина питал огромные надежды относительно этого и вкладывал в своего сына все, что было возможно, представляя, как Бань Лоу примкнет к Небесам в роли новоиспеченного бога войны, прославив отчий дом. Вот тогда, как он считал, можно будет с легкостью вздохнуть и полностью прибрать к рукам город у подножия горы, которым он заправляет сейчас по указу главы Севера.
– Го Бохай, – обратился господин Бань, – думаю, госпожа У вам уже рассказала, в чем провинился юный господин месяц назад?
– Да, – прозвучал краткий ответ.
Наставник с горы Хэншань уже готовился выслушивать недовольные речи учтивого господина об инциденте, произошедшем днем ранее. Однако русло повернуло в иную сторону.
– Я еще тогда хотел встретиться с вами лично, но так вас и не нашел.
– Зачем же?
– Кхм… – Бань Хэн мягко кашлянул. – Я понимаю, мой сын – не подарок, он и молодой господин У с детства не ладят, и сейчас мой А-Лоу явно чем-то разгневал наследника, раз тот так с ним обошелся… Но А-Лоу не признается.
Даже при большом желании Го Бохай не стал бы озвучивать мысли, роящиеся в его голове, в лицо господину, так как это, думалось ему, то же самое, что протягивать руку змее. Про себя он спросил: «Любопытно, и как же, со слов Бань Лоу, наследник обошелся с ним?»
– Я, как никто другой, желаю, чтобы мой сын и молодой господин У сдружились или по крайней мере перестали грызться, как две голодные собаки. Потому я хотел обратиться к вам за советом. Как мне стоит поступить, чтобы ссоры между нашими домами угасли?
Го Бохай не поспел за своей мыслью, как она уже прозвучала в голове: «Сына воспитать». Все же он придержал ее при себе и, не скрывая безразличия, убрал руки в рукава. Начальник округа Бань вдруг принялся заискивать:
– Может, господин Го пройдется со мной и я попробую убедить его в чистоте своих намерений?
На лице собеседника четко читалось: что бы ни случилось, что бы сейчас наставник ему ни ответил, тот все равно добьется желаемого. Поэтому Го Бохаю оставалось только идти рядом, выслушивая его душещипательную, никому не интересную историю.
– На самом деле Лоу неплохой мальчик, он чуткий и добрый…
«Видимо, только с вами».
– Он постоянно мне рассказывает, как восхищается молодым господином У…
«Вот странность. Мне казалось иначе».
– Мой мальчик вырос без матери. Полагаю, вы должны понять, как это тяжело…
Шаг Го Бохая замедлился.
«Тяжело что? Воспитание ребенка без родителей? – нутро наставника закипело, и он чуть не произнес мысли вслух. – А вы забавный… Мой ученик буквально растет без родителей и каким-то необычайным образом умудряется быть воспитаннее вашего избалованного сына!»
Поначалу Го Бохай думал отделаться от досаждающего господина, несколько раз кивнув тому в ответ, вот только, услышав начало «печальной» истории, втекающей ему в уши, он не растрогался, а даже наоборот – необычайно разозлился. «Если сравнить жизнь двух этих юношей, – думал он, – то в действительности наследник клана У страдал сильнее: несмотря на то что его окружала роскошь с самого рождения, он был лишен шанса насладиться ею. Притом что семья была полной, сына не тешили любовью, а от действий правителей клана У Чан каждый день мучился. Разве не лучше быть вовсе лишенным семьи, чем жить в окружении безразличных к твоим мечтам и желаниям родителей? Разве не лучше быть сыном простолюдина, нежели правителя Севера, что взвалил на ребенка слишком много надежд? Разве не лучше быть никем, чем наследником огромной территории и изо дня в день выслушивать, как вот-вот станешь богом, хотя сам этого не желаешь»? И, в отличие от господина Бань Хэня, рассказывающего о тяжелой жизни воспитателя, Го Бохай в этом вопросе был куда опытнее, ощутив тяготы воспитания непослушного мальчишки на себе.
Как только наставника приняли в клан, юный наследник неожиданно для всех начал быстро проникаться к нему доверием, по причине чего Го Бохаю становилось с каждым днем труднее смотреть на ребенка исключительно как на своего ученика. Душа мужчины из ночи в ночь плакала и терзалась. Лет до восьми мальчик прибегал к нему, крепко прижимался к подолу его одеяний и рыдал – то из-за злой женщины, что считалась его матерью, то из-за главы, что гневался на него за очередную проделку. Это разбивало сердце мальчика. Хотел ли он после всего этого идти по предначертанному судьбой пути? Очень маловероятно. Но самое страшное, что когда-либо слышал Го Бохай от плачущего дитя, – обидные слухи, которые ранили обоих.
– Учитель! Они… говорят, что я не сын главы! Почему они так говорят?
И наставник каждый раз прижимал ребенка к себе, пытаясь забрать его боль. Аккуратно, словно что-то хрупкое, держа его у своей груди и обвивая руками, он старался подарить ему ту защиту, что не давали самые близкие, и утверждал:
– Это неправда.
– Правда! Зачем тогда им… такое… говорить?!
– Из зависти.
Было бы чему завидовать! Матушка государыня меня не любит! Тогда… это… правда!
– Нет, У Чан, нет.
– Она накричала на меня из-за того, что я ее об этом спросил! Только что!
Как бы Го Бохай ни пытался унять сомнения наследника, переубедить его, открыть ему глаза на льющуюся из чужих уст ложь, ничего не выходило – ребенок будто желал услышать подтверждение слухов, а не их опровержение. Спустя время воспитанник повзрослел и утратил часть детской наивности. Стал спокойнее воспринимать нападки завистливых и рождающих гнусные сплетни, но все же остался при своем, продолжая считать, что он не настоящий наследник клана. Да и как наставник мог разрушить эти укоренившиеся убеждения, если юноша замечал родственные отличия: пепельные волосы, черные, словно ночь, глаза и до странного непохожие ни на одного из семейства черты лица. У Чан схож был с отцом и матерью лишь характером, вспыльчивым и нетерпеливым, но и тот начал меняться под влиянием чуткого наставника. Сомнения ребенка неоднократно подкрепляла его мать. Го Бохай не помнил ни дня, чтобы женщина хоть раз проявила свою материнскую любовь к У Чану, но зато отлично помнил другое… То, как господин Бань общался с собственным сыном – Лоу. Если его семейство заявлялось на гору в полном составе, то отец юноши, когда, как он считал, никто не видит, вымещал на своем так называемом добром и чутком сыне все недовольство, ни капли не жалея его чувств. И выглядело это поистине жалко. Потому Го Бохай не мог верить словам начальника округа, видя в лице этого уважаемого только раздражение к отпрыску, носящему его фамилию. Все слова о заботе и любви, о которых тот так сладко сейчас пел, и стали причиной недовольства Го Бохая.
Делая вид, что увлеченно слушает, Го Бохай решил опуститься до маленькой подлости и поступить с собеседником эгоистично – так же как господин Бань каждый раз вел себя со своим сыном. И пока тот слезно распинался, Го Бохай направился по уже знакомой тропе, о которой ему поведал Сянцзян.
– Вы же понимаете меня, Го Бохай?
– Возможно, как никто другой.
Вскоре оба остановились у небольшого здания, из которого на всю округу разносился шум.
– Ставлю еще!
– Что?
– О-о-ого, играем!
Строение, освещенное снаружи лишь двумя уличными фонарями, было игорным домом и называлось Домом удачи, и его посетители зачастую проводили там все свое свободное время.
– Уважаемый господин Бань, – обратился Го Бохай. – Не кажется ли вам странным, что нынче молодые люди с раннего возраста начинают с пристрастием посещать подобные места?
Собеседник оставил свой рассказ и в недоумении посмотрел на мужчину, а после на вывеску.
– «Дом удачи». Ох, да, не могу не согласиться с вами, ведь подобные места – концентрат несчастий и нищеты Тяньцзиня! Молодым господам не стоит даже ходить по здешним закоулкам, не то что заходить в подобные места. Но все же я не понимаю, к чему вы?