– Вот в кои веки соляночкой разнообразие в рацион внесу. Живу-то щас как князь – всё есть на ужин. Груня меня закормила. Выносит в контейнерах, а солянки вечером не делают. В «Норде» солянка только в бизнес-ланче есть. А я только в ужин могу туда являться.

Палинский с улыбкой посмотрел на него:

– Кушай, кушай. Саня, я чего тебя искал – помнишь, ты мне в тот раз рассказывал, что когда в больничке лежал, то с тобой рядом лечился бывший милиционер?

– Помню, конечно.

– А что с ним сейчас, не в курсе?

Отодвинув пустую тарелку в сторону, и приступая к плову, собеседник уточнил:

– А что, нужен?

– Ага. Если знаешь, где он может жить, то вообще сказка была бы.

Санёк кивнул:

– Адрес у него простой, я запомнил – Афган, палата номер тринадцать.

Тимофей изумлённо ответил:

– Слушай, действительно простой. Я понял, – Афганом в Тайгарске называли восьмиэтажный дом – «тот, что рядом с Лениным» стоит. Эту многоэтажку построили в восьмидесятые годы для ветеранов-афганцев. Название родилось само собой, да так за домом и осталось. Балконным фасадом дом выходил на площадь имени Ленина, чей пятиметровый памятник и стоял в её центре. Услышав ответ собеседника, Тимофей сразу понял, где предстоят последующие поиски. А тот, довольный, что смог оказать нужную услугу, уточнил детали:

– Ну вот, Тимофей, если мужик этот живой, то там и найдёшь его. Хотя, может и поменял жильё. Но другого адреса я не знаю.

– Спасибо огромное, Саня! Сильно помог.

В этот момент к столику подошёл бородатый официант-бармен со счётом в одной руке, и парой пачек сигарет – в другой. Глянув на цифру, Палинский рассчитался, и когда тот удалился, молча пододвинул «Кэмел» в сторону собеседника:

– Санёк, это тебе.

Клошар вежливо поблагодарил, и когда они уже вышли наружу, спросил:

– Скажите, а на что человек этот понадобился?

Тимофей особого секрета из своих розысков делать не стал, но и в подробности не пустился:

– Да вопрос возник по его бывшей работе. Там тема одна была, как раз в тот период, когда он служил. Может помнить. Кстати, у него с памятью как было, не скажешь?

Закуривая, Санёк с удовлетворением кивнул:

– Память у него в больничке была отличная! Когда он от уколов отходил, много чего рассказывал. Помнил всё в деталях. Шибко на Контору ругался. Говорил – всю жизнь испортили, гады! Так и говорил. Если жив, то уже старенький должен быть. Может ещё повезёт тебе.

– Да, спасибо. О – и самое главное, его как зовут?

Саня разулыбался:

– Смотри-ка, точно – чуть не забыли! А это важно. Помню, конечно – Петренко Владимир Леонидович.

Тимофей улыбнулся:

– Саша, ну ты меня от многих хлопот избавил! Спасибо огромное!

– Пожалуйста. Ты, Тимофей, заходи, если что. Поболтаем.

– Если что, подбегу. До встречи.

– Давай.

Прихрамывая, Санёк отправился в сторону парка, а Палинский достал мобильник – времени ещё было достаточно, стоило договориться с Чащиным о встрече, тем более что вопросов к нему набралось достаточно.

*****

Семёныч взял трубку сразу:

– Привет отпускник! Поди на Мальдивах вялишься?

В первый момент после его слов Тимофей опешил, и несколько секунд молчал, не зная, что ответить. Не выдержал, и рассмеялся:

– Александр Семёнович, ты меня с кем-то спутал! Это я – Палинский, Тимофей, который!

– Тимоха, да я знаю кто ты. Просто подумал, вдруг чудо свершилось, и ты на отдых куда поехал. Не поехал?

– Да хватит уже прикалываться, здесь я – в Тайгарске! Звоню – встретиться хотел.

– Всё, больше не шучу. Понял тебя. Ты сам где сейчас?

– На конечной, у Аметиста стою.

– Вот и хорошо. Значит так, Тимоха, смотри – я иду в больничку, это которая в посёлке тепловиков. На улице – тепло. Если не против, выдвигайся ко мне сюда. Пока сядешь на маршрутку, да доедешь, я уже и закончу, у меня там дел немного. А ты подходи в сквер, что напротив Одеона, там ремонт отличный летом сделали – клумбы новые разбили, асфальт укатали, и лавочки нормальные поставили. Там присядем, и обсудим всё. Что скажешь?

– Ну хорошо, я не против, давай там поговорим.

– Тогда езжай. Если меня в скверике не будет, ты возле Одеона поскучай, я всё одно подойду. А то может, и я тебя буду дожидаться. Договорились?

– Всё, еду.

Прерывая сигнал на мобильнике, Палинский уже запрыгивал в маршрутный ПАЗик, и уже через минуту ехал в сторону встречи. За окном убегали назад знакомые фасады домов, голые деревья, и бредущие по своим неотложным делам путники. Выйдя через несколько остановок, Тимофей зашагал в сторону Дома культуры тепловиков, получившего «общенародное» название Одеон ещё в незапамятные времена, в самые первые дни своего существования. В глубинных слоях людской памяти уже не сохранилось имя того, кто первый сравнил фасад этого заведения, выполненный в античном стиле, с обликом известного французского театра, но название прижилось навечно, не требуя смыслового подтверждения. Подходя к назначенному месту, Тимофей уже издали заметил сутулую фигуру Чащина, шагавшего с противоположного конца улицы. Увидев его, обрадованно помахал рукой, и уже оба направились в сторону сквера. Поздоровавшись, Семёныч сразу предложил присесть на ближайшую лавочку:

– Давай, вот тут расположимся. Видал, как скверик облагородили? Приятно посмотреть, а то последние несколько лет сюда вообще зайти было страшно – тут лужи, там – ямы. Ну рассказывай, Тимоха, какие инфонаходки нарыл?

Задав вопрос, Чащин, не дав Тимофею даже начать, перескочил на свои новости:

– Да, слушай, расскажу, пока из памяти не вылетело – я тут на днях был в клубе ветеранов МВД, мы иногда собираемся пообщаться.

– А где это? – уточнил Палинский.

– Здание рядом с гостиницей, вроде «Мимоза» называется, ну на площади у городского дворца. Построили недавно. Там второй этаж только для ветеранов. В любое время можно приходить. Так вот, я там ребятам вопросы позадавал, и один человек, из старых оперов, припомнил, что был такой прецендент ­– один наш сотрудник угодил в психушку из-за запоя и «белочки». Вот только пенсионер не упомнил его фамилии – очень уж давно всё произошло. Ещё он сказал, что в «дурку» тот попал по заявлению сотрудника Очистки. И ещё выяснилось, что тот сотрудник, который из наших, милиционер то есть, как раз занимался оформлением того самого преступления о массовом убийстве бомжей в подвале дома, который находится через дорогу напротив отдела.

Тимофей покачал головой:

– Что-то совпадений слишком много вокруг этого дела. И что ещё?

– А ещё вот что – тот сотрудник Очистки как раз и являлся тем человеком, который притащил в дежурку подозреваемого, и сопроводил оперов к спуску в подвал.

– Ещё и это совпало? – не удержался от замечания Палинский.

– Да, Тимоха, именно так. И я вот что подумал – так он являлся сотрудником Очистки, то скорее всего он и мог обращаться с ходатайством о переквалификации уголовного дела в дело специального производства, по причине того, что лицо, участвующее в деле, то есть он сам – является лицом, проходившим службу и работающим в системе Очистки. Это – веское основание, по которому и могли засекретить дело в те времена.

– Видать, поэтому оно и пропало впоследствии, вполголоса отметил Тимофей.

Чащин кивнул:

– Не исключено, от этих ребят чего угодно можно было ожидать. Но ты почти угадал – я дозвонился до своего бывшего ученика, он сейчас уголовкой руководит, и попросил его о помощи – чтобы он обратился в спецфонд, и уточнил по номеру дела о его поступлении. Заодно и выяснить хотел, какого ученика я вырастил. Оказалось, что вполне достойного! Он узнал то, что мне нужно, в течении часа. Ему ответили, что по записям в журналах получается, что дело уже уничтожено решением комиссии по акту – всё как положено. А в акте обоснование – «В связи с тем, что большая часть текста недоступна для прочтения, восстановление его не представляется возможным». Всё оформлено, как положено, не прикопаешься – приказ на учреждение соответствующей комиссии, утверждение списка членов комиссии, решение комиссии, и акт уничтожения. Все печати, и все подписи – в наличии. Всё! То есть – дела физически нет. Ну, и имя того сотрудника уточнить тоже не удалось. Так что, Тимоха, розыск твой придётся сворачивать – больше мне ничего не удастся для тебя выяснить. Уж извини.