Гергиани усмехнулся:

– Трубку ещё, как у Холмса, не купил?

– Да вы не смейтесь, я серьёзно. С утра пораньше посетил Попова.

– Ну-ну, продолжай – уже интересно становится. Похоже, Валерка тебе знатно по ушам проехал?

– Да, я только что от него. Он мне такую историю жуткую рассказал, что даже и не знаю – верить или нет.

Пал Палыч покивал:

– Человек пожилой, может и заблудиться в фантазиях. Ну расскажи, что он тебе поведал.

С приготовленным свежим чаем подошла Зуля, и разлила янтарный напиток по чашкам. Сделав глоток, Тимофей приступил к рассказу. Гергиани подсмеивался, слушая описания времяпровождения бездомных, но когда гость дошёл до описания убийства в подвале, тотчас сделался предельно серьёзным, собрал на переносице хмурые складки, и уже до самого конца повествования не проронил ни одного слова. Закончив, Тимофей развёл руки:

– Вот такую историю, Пал Палыч, он мне и рассказал. И знаете, меня как-то закусило в уме. Подумал, ну не может такого быть, чтобы страшное злодейство, произошедшее через дорогу от горотдела милиции, не получило должного расследования! Ну не может такого быть! Если это правда, то там ещё что-то произошло. И вот это «что-то» теперь меня покоя лишило. Или это всё – бред безумца? Такое ведь тоже может быть – ну напридумывал психически больной человек разных небылиц. Свидетелей же нет! Мели, Емеля, кто мешает? Один нагородил сказок, а второй домыслил остальное. Попов-то, тоже уже старенький совсем. Одному дома скучно. Что думаете?

Гергиани молчал. Что-то крутилось в его многомудрой голове, сверялись и сопоставлялись разные слова, в памяти появлялись целые блоки информации. Он размысливал и не такие сложные схемы, как эти два рассказа плюс городская легенда о мифическом чёрте-проказнике. Да, в самом деле, Тимофей прав – недоверие вызывает только повествование антиквара, ему нет надёжного подтверждения. Легенда о чёрте, обитающем в подвале пустого дома, им вообще не учитывалась, легенда она и есть легенда – байка на поживу хмельного языка, грош ей цена. Но рассказ Афанасьева – тут не отмахнёшься, Лёха никогда попусту не болтал, а уж тем более глупостей не рассказывал. Да и чего бы ему было врать – Тимофей, это не клиент в коммерческой схеме, а старый знакомый со странным, но тем не менее, обывательским интересом. Здесь дело совсем в другом, и именно по этой причине детальная информация в какой-то момент начинает ускользать, теряться. Наконец, он пришёл к какому-то заключению, и покачав головой, взглянул на собеседника:

– Так, Олегыч, послушай меня – для начала успокойся, и не принимай эту историю так близко к уму и сердцу, тебя это не должно беспокоить. Тебе ведь просто любопытно, так?

Тимофей согласился:

– Так и есть.

– Тогда смотри сюда внимательнее – судя по всему, в том подвале что-то действительно произошло, и скорее всего, всё-таки убийство. И врал бомж Витя, или нет – это не важно, совершенно точно только то, что убиты были несколько человек. И это – люди, а не собаки. Живые люди, такие же, как и мы с тобой, несмотря на разные наши судьбы. Обстоятельства жизни у всех свои, у них вот так вышло.

Судя по рассказу того бомжа, что тебе Валера наговорил, подтверждается история, которую Лёха Афанасьев рассказал – менты сами советовали не лезть с расспросами. То есть, дали ему понять, что дело это – «грязное», и лучше не мараться.

И что я хочу сказать – если это всё действительно произошло, и так много людей погибло, но при этом не произошло никакого резонанса в городе, а только легенда про чёрта появилась, то значит, что история эта – с неким «душком», закрытая история, не для всех. Думаю, нужно бросить это дело, и не лезть дальше. Послушай старика, я тебе только добра желаю.

Палинский заёрзал на своём стуле, и возразил:

– Пал Палыч, у меня натура такая противная – если меня что-то заинтересовало, и я не нахожу логики в возникшем вопросе, то уже не могу успокоиться, пока не разберусь до конца. А в этом деле как раз всё непонятно, и всё не логично, хочу выяснить, что же там произошло на самом деле. Вот, по-честному вам признаюсь.

Пал Палыч сморщил лоб, снял с переносицы очки, положил их на стол, выдержал паузу, и ответил

– Ну хорошо, дело твоё, я же не воспитатель – поговорю с Семёнычем, может он что подскажет, всё-таки тридцать лет в милиции отслужил, слышал-видел много чего. Вечером должен зайти. Если конкретное будет, я тебе после позвоню, и скажу, чтоб ты в гости ко мне сюда зашёл. И запомни – по этому делу ничего по телефону не говори. Ни мне, никому либо ещё. Понял?

– Понял, хорошо. Тогда я пойду, не буду вас больше отвлекать.

Гергиани поднялся, протянул ему руку:

– Давай, Олегыч, до свиданья. Жди звонка.

*****

Выйдя из «Трёх пескарей», Тимофей отправился на остановку. Рабочий день давно закончился, общественный транспорт пустовал, он спокойно сел на любимое место возле окна, и погрузился в свои мысли: «А может, Палыч прав – оно мне надо? Зачем ковыряться в этом древнем дерьме? Ну, дом и дом – что там интересного могло быть? Произошло преступление? Но я же не полиция – разматывать клубок происшествий полувековой давности. Что-то мешает отключиться от этого дела. Но что? Рите позвонить, или заехать – пусть погадает на Таро. Нет, не сто́ит, и так уже надоел. Ладно, Палыч, надеюсь, с Чащиным свяжется – поди не откажет, с ним поговорю, там и будет видно, что дальше. Может скажет, – Да, там было «убили-поймали-посадили», – и все дела. Сейчас до дому доеду, посмотрю «Мальтийский сокол». Вот и да! Лучше ничего не придумаешь!».

Поужинав, он с подносом, на который составил «чайные принадлежности», прошёл к телевизору, и с наслаждением развалился на диване. На экране начали развиваться чёрно-белые детективные события. Исполнивший главную роль Хамфри Богарт разыскивал редкую статуэтку, заодно пытаясь сделать трудный моральный выбор между любовью и правосудием. Циничный тип, сыгранный Богартом, в хитроумных поисках золотой фигурки птицы безжалостно троллил мошенников и копов, порой сам попадая в нелепые ситуации. Фильм, снятый ещё в 1941 году, показался Тимофею на удивление свежим, без налёта наивности, незаметно увлекая сознание внутрь повествования, причём не цепляя сознание недочётами, которые так присущи старым фильмам. И самое главное – происходили поиски редкого артефакта!

Уже ближе к окончанию, в момент, когда герой Богарта эффектно прикуривал очередную сигарету от стильной зажигалки, раздался телефонный вызов. Палинский чертыхнулся, – Вот ведь классическое «не вовремя!», – и взглянул на дисплей – «не вовремя» оказался Пал Палыч. Остановив фильм, отжал вызов:

– Алё, Пал Палыч, добрый вечер.

– И тебе тоже. Слушай, завтра подходи с утра, пообщаемся. Сможешь?

– Конечно, понял, подойду обязательно.

– Ну всё, давай.

Разговор закончился. Тимофей положил телефон. Настроение смотреть детектив дальше безвозвратно ушло. Выключив телевизор, решил пойти на «обзорную площадку» – отвлечься. Перед балконом обулся в кроссовки, и накинул пуховик – осень не спрашивает разрешения, захватывая холодными объятиями. Взгромоздившись на «трон», погрузился в мысли: «И что я завтра Чащину скажу? Он ведь обязательно спросит – «что за интерес к таким давним делам?», – мент ведь. Даже и не представляю, что такого весомого ответить. Да я сам себе не могу объяснить – на фига мне это знание! Ну, предположим, выясню, кто убил этих несчастных, и что дальше? Спокойно буду спать? А может меня «накрыло» вселенское чувство коллективного сознания о неизбежности справедливого возмездия? Зло ведь должно быть наказано, и неважно, сколько лет минуло…»

Через широкое окно открывалась всё та же панорама ночного города, и одновременно, с каждым вечером – новая, иная. Это зрелище неизменно околдовывало смотрящего – живыми цепочками перемигивающихся уличных фонарей, красными змейками габаритных огоньков машин. Не в силах оторваться взглядом от этой движущейся картины, Тимофей ещё долго пробыл на своём «посту» – летая сознанием над ночными улицами, позабыв обо всём на свете…