— Ма… Марфа, — окликнул Миронег сухими губами.
Она вздрогнула плечами, повернула голову. Очи встретились. Марфа заморгала ресницами, словно пытаясь проверить — снится али нет. Медленно поднялась.
— Мироша, — прошептала.
Задыхаясь, сделала пару шагов.
Миронег не выдержал и сам подошел, взял за теплую руку, утонул в карих очах.
— Ай! — схватилась за живот Марфа. — Ай! — испуганно перевела взгляд с Миронега на Настасью.
— Ну, чего ай-то? — усмехнулась Настасья.
Марфа отмахнулась и прижалась к Миронегу, зарываясь лицом в его рубаху.
— И сердце бьется, — прошептала она и отчаянно зарыдала.
— Не плач, — обнял жену Миронег, — все теперь хорошо будет.
— Хорошо, — закивала Марфа, — хорошо. Где ж ты был? — провела она кончиками пальцев по его щеке.
— В Суздале, на твоей могилке, — хрипло отозвался Миронег.
— То я туда Усладу велела перевезти, раз ей нельзя в соборной церкви лежать. Хотела, чтоб она у реки, к Вячко ближе, лежала, он же в реке утоп. Ай! — Марфа снова схватилась за живот.
— Побудете еще вместе. Ступай, ступай, — стала выталкивать Миронега Настасья.
Он вопросительно уставился на Марфу. Она кисло улыбнулась.
— Ну, чего встал? — прикрикнула на Миронега Настасья. — Рожает баба твоя. Поди, после позовем.
— Рановато, — встревожено посмотрел на жену Миронег.
— Тебе-то откуда знать, — фыркнула Настасья. — Иди-иди, все ладно будет.
Марфа улыбнулась бодрее.
— Ты только не пропадай больше, — прошептала она.
— Не пропаду, — расцеловал ее в обе щеки Миронег и неохотно вышел.
— Ну, там дело долгое, а вам с дороги поесть требуется, — в малой избе Милята выложил из корзины на стол румяные пирожки. — Тут и квас, — поставил он крынку, — испейте. Хлебай, Якимка, хлебай.
Яким жадно накинулся на еду. Миронегу кусок в горло не лез, он прислушивался, но ничего не было слышно.
— Тять, а кто там? — с любопытством спросил Яким.
— Матушка твоя, братца тебе али сестрицу рожает, — за Миронега ответил Милята.
Яким бросил есть и притих.
— Ты чего? — приметил перемену Миронег.
Яким, замкнувшись, промолчал.
— Ты не бойся, — потрепал Миронег сына по голове, — новая матушка твоя добрая, почти в сестрицы тебе годится. Она таких малых нянчить приучена. У нее племяшки были, она им басни сказывала. И тебе будет.
— А что ж ты не сказывал про нее? — обиженно поджал губы Якимка.
— Думал, что в живых ее нет, — задумчиво проговорил Миронег.
А ведь он чуял, что его Марфа не померла, не хотел верить, да ведь так и вышло. Только бы сейчас разродилась. Должна разродиться.
Все заиграло иными красками. Мир снова стал большим и бескрайним, а в очах появился блеск радости бытия.
Якимка уже клевал носом, надобно перенести его на лежанку. Миронег нагнулся.
— Иди, отец, с дочкой знакомиться, — заглянула в горницу Настасья.
— А Марфа как? — вскочил Миронег.
— Еще тебе нарожает. Иди — иди, волнуется.
Миронег взял за руку встрепенувшегося Якима и поспешил к хозяйской избе.
Марфа, осунувшаяся, но по случаю уже прибранная и даже со знакомыми бусами на шее, лежала на широкой лежанке, рядом висела колыбель, там что-то копошилось. Миронег подсел на край лежанки, взял жену за руку.
— Маленькая родилась, — чуть виновато произнесла Марфа, — но Настасья Ниловна сказала — крепенькая. Ты глянь, глянь на нее.
Миронег заглянул в люльку и увидел смуглое личико и крошечный сопящий носик.
— Вылитая матушка, — улыбнулся муж жене. — А я тут нам еще сынка нашел, — он слегка подтолкнул Якима к лежанке.
Марфа и Яким с любопытством уставились друг на друга.
— На могиле твоей сидел… Не дал мне… — Миронег не смог пред женой произнести дальше, но Марфа все поняла.
— А как звать тебя? — протянула она руку мальчику.
— Яким, — робко вложил он малую ручонку в узкую женскую ладонь.
— Наш Якимушка, — приняла сына Марфа. — Теперь можно и к Яру плыть. Домой. Я хотела, да Милята сказал — без мужа там пропасть, а теперь можно и домой.
— Нет, пока домой нам нельзя, — мягко проговорил Миронег, — вам окрепнуть надобно, дочь окрестить. Избу до холодов можем не успеть срубить, а малую застудить нельзя. Здесь перезимуем, а по весне уж и поплывем.
— Так-то долго, — вздохнула Марфа.
— Да не так уж и долго, в трудах и повернуться не успеем, как отплывать надобно будет. А то прирастем тут, и не захочешь в леса возвращаться, — подмигнул Миронег жене.
— Захочу, крепко захочу. Домой нам надобно, — разволновалась Марфа.
— Домой, так домой, — согласно кивнул Миронег.
Глава XXXVIII. Тень
Большая лодка плыла мягко, без рывков. Миронег управлялся с ней как с игрушечкой, не зря столько за нее отдал. Серебра, конечно, было жаль, ведь то приданое жены, горбом не заработанное, а Миронег не привык на содержании у бабы сидеть. Но меч в счет платы плотник ни в какую брать не хотел, гривны ему отсыпь, и все тут. Да и Марфа уперлась: «Пусть при тебе останется, спокойней. А все мое — твое, бери да не раздумывай». Пришлось отсчитать от суммы, тайком выданной князем Юрием тетушке.
Пред очами чертили воздух бойкие стрекозы, с берега доносилось истошное кваканье лягушачьих свадеб, солнышко заваливалось к окоему, медленно окрашиваясь в нарядный малиновый цвет. Дон сам нес лодку, но Миронег не расслаблялся, внимательно вглядывался вдаль, выбирал путь, то забирая к крутому берегу, то проскальзывая по мелководью у пологого края.
На носу бок о бок сидели Марфа с Якимкой, Марфа качала придерживаемую ногами плетеную колыбель. Весь вечер проказница Еленка досаждала матушке с братом, просилась из рук, желая ступить за борт на гладкую воду или рвалась к жалобно мекающим за спиной Миронега козлятам. Своевольная, вынь да положь. Ох, тяжко с ней дорогой. И вот наконец, намаявшись, Еленка сникла на коленях матушки и была со всеми предосторожностями уложена в колыбель и на всякий случай привязана лентой к лавке. Можно и выдохнуть.
Отчалив от Онузы, путники сперва чувствовали себя спокойно, плыли днем, не таясь, ночевали на отмелях, разводя в сырой майской ночи костер побольше. Но чем дальше уводила лента реки от обжитых мест, тем более осторожным становился Миронег, не желая глупо рисковать. Днем хоронились в укромном месте и выплывали лишь к вечеру, предварительно обшарив окрестность глазами. Дальше дощаник плыл в ночи, крадучись, при свете звезд и луны, а то и вовсе в полной темноте. И здесь Миронегу приходилось попотеть, чтобы не врезаться в какую корягу или не посадить большую лодку на мель. Марфа помогала, усаживаясь на край и тоже стараясь разобрать, что таит очередной поворот, а еще отвлекала мужа неспешной беседой, чтоб ненароком не уснул за веслами.
Если же утро выдавалось туманным, то двигались и поутру, под покровом нависающего над рекой плотного пара. Но лишь туман рассеивался, лодка врубалась в камыши, Марфа доила намаявшуюся козу, Миронег прибивал кол и оставлял животину на привязи пастись с двумя козлятами. После уж, наскоро перекусив, взрослая часть семейства заваливалась спать, а выспавшуюся за ночь Еленку стерег и нянчил Якимка, но не долго, Марфа лишь чуть прикрывала очи и спешила перенять у него суетную обязанность, все ж еще мал. И так каждый новый день. За все время пути мимо проплыли лишь два струга, берега казались безлюдными, но береженого Бог бережет.
Сегодняшняя ночь обещала быть беззвездной, откуда-то набежали пухлые облака, они не собирались проливаться дождем, но усиливали сумрак. Солнце уже полностью опустилось за крутой десный берег, на прощание оставив полосу розового отблеска.
— Якимушка, ложись и ты, а то не выспишься, — обняла за плечи сына Марфа. — Рядом с козочками я уж кожушок кинула.
— А про боярина Малка и красу Веренею? — напомнил Яким недосказанную байку.