— Так откуда ж взялась? — недоверчиво проговорил гость.
— Бабка Лещиха сиротку с Хопра сосватала. Как мед возил, с собой забрал.
— А-а-а, — разочарованно протянул Борята. — Ну, бывай. Придется с Кряжкой ряд рядить, — со вздохом побрел он прочь. — Порча видать на мне, снять надобно, — продолжал он бубнить, удаляясь.
Миронег, уперев руки в бока, остался стоять посреди двора. «Вот так вот не желал, а женили. Но Услада какова, ой, лиса, лисица сущая, не зря ей так-то в душегрее ладно».
Глава XIX. Жена
«А теперь думай, Мирошка, что делать, — Миронег, привалившись к столбу навеса, всматривался куда-то в себя. — Вернется Борята домой, Нежке обязательно проболтается, она легко все сложит и поймет, кто на самом деле у меня живет. А бабья ревность лютой бывает, не сможет Нежка смолчать. Девку ищут, выкуп большой предлагают. Борята сребролюбец, услышит, так не устоит. Стало быть, что? Пошлет братаничей за наградой… Или не пошлет? Награду то ли дадут, то ли нет, а беду на вервь можно навлечь. Ведь сразу утаили, солгали. А еще Борятка не уверен, что Услада — та самая дека, а значит, ежели гоньба ее не опознает, то доносчику не поздоровится, в гневе и прирезать могут. Стоит ли и затевать? Да как узнать, на что Борята решится?»
Миронег съехал спиной по шершавому столбу и присел на корточках, чертя палочкой по земле. «Допустим, решился старый мерин на донос, куда братаничей посылать станет — на Воронож, вдогонку, или сразу к Пронску? — Миронег прочертил ленту Савалы. — Как перехватить, ежели я не ведаю, куда подадутся? С Радятой следует все обмозговать. Ой, ругать меня станет, так и поделом! Недоглядел».
На дворе темнело, Услада так и не вышла, затаившись в избе, уж поняла, что натворила, теперь, должно, боялась показываться на глаза, но и Миронег мстительно не спешил ее звать — пусть посидит, помучается. Голова раскалывалась от думок: «Ежели не смогу их остановить и все ж выедут за наградой, что тогда? Не убивать же своих, а запугать-то чем? А выходит, что и нечем, если только ноги переломать, чтоб до Пронска доползти не смогли, — Миронег мрачно ухмыльнулся. — Хотя, как пойдет, накатит, так ведь и прибить могу, за нее могу… Ее осудил, а сам, — бортник устало прикрыл очи. — Еще подкупить можно, больше предложить». Вот и снова припомнил Миронег припрятанное под старым дубом добро, оставшееся у него от былой сытой жизни.
«Завтра решу, утро вечера мудреней, спать уж пора». Он поднялся, снял с веревки свое одеяло, накинул на плечо и пошел к сеновалу. В спину задул сырой осенний ветер, к ночи жди дождь.
— А чего это я как сиротинка должен на дворе дремать, — вслух громко проговорил Миронег, — коли в избе не какая-то чужая дева, а своя жена спит.
Он резко распахнул двери и вошел в освещенную тусклой лучиной клеть. Услада, поджав ноги, сидела в уголочке лавки. Повоя на голове не было, на плече лежала девичья коса. От стука двери девчонка резво вскочила на ноги, виновато посмотрев на Миронега. «Уж так я раскаиваюсь», — говорил ее взгляд лесной косули.
Миронег, не проронив ни слова, прошел к своей лавке, кинул одеяло и, бросив суровый взгляд на птаху, задернул полог, отгораживаясь. Стащив надоевшие сапоги, он улегся на одеяло, заложив руки за голову и уставившись на матицу. За пологом послышалось легкое движение, а в свете лучины обрисовался девичий силуэт.
— Может, подушечку подать? — робко предложила Услада.
Миронег упрямо смолчал.
— Я то случайно сотворила, — добавила шалунья очень жалобно, — случайно как-то само вышло.
Миронег только хмыкнул — ну да, случайно к коробу метнулась да повой на голову приладила.
— И совсем я тебе в жены не набиваюсь, чтоб ты там не думал, — добавила Услада уже резче, без смирения. — Что ж у меня и гордости, что ли, нет? Да я же тебя спасти хотела… от греха удержать. Пришел дедушка, на вид благонравный, почтенный муж, а такой-то срам предлагать стал.
Миронег видел, что за пологом возмущенно всплеснули руками.
— Да ежели бы ты ему сразу твердо отказал, постыдил за речи срамные, так я бы и не выскочила. А то ведь видно же было, что…
— Что? — резко отдернул полог Миронег, и они оказались лицом к лицу, сверкая друг на друга очами.
Услада поспешно отступила, наверное, покраснела, да против света сложно было разобрать.
— Что речам льстивым с отрадой внимаешь, — с вызовом кинула она, привычно отворачиваясь, чтобы расчертить воздух косой, — любы тебе речи его ядовитые.
— Так ты меня, грешного, спасала? — с нарочитым удивлением проговорил Миронег.
— Д-да, — кивнула Услада, продолжая показывать ему спину.
— А я-то, недогадливый, уж решил — приревновала, — промурлыкал Миронег с легкой издевкой.
— Вот еще, — фыркнула девчонка.
Злая потеха пришла на ум.
— Так мне ж тебя отблагодарить надобно, что так-то о душе моей печешься, от такой срамной беды уберегла, — смиренно произнес шутник, пряча ухмылку, — честь мою защитила.
— Не надобно благодарности, — милостиво повернулась Услада, — я ж так, просто.
— А я все ж поблагодарю, — Миронег быстро шагнул к птахе, взял ее лицо в большие ладони и припал к губам поцелуем.
Как давно он с девками не целовался, Нежка не в счет, там другое, а вот так, чтоб сердце обмирало, да воздуха в груди не хватало. Услада растерялась, не брыкалась, но и не липла. А Миронег хотел чмокнуть ее торопливо, чтоб зарделась, да и улечься спать, а пташка потом пусть себе ворочается, да думки разные думает, к чему он ее приласкал, чтоб также неспокойно ей было как ему давеча. Но вот отступить как-то не получалось, жажда толкала все дальше, а девичьи губы звали. И пахло от нее маняще, дурманом, до головокружения. Как Миронег раньше того не чуял? Нет, не надобно, блажь.
Он отпустил ее и сбежал за спасительную холщевую стену. И кто теперь будет всю ночь ворочаться да сладкие грезы от себя гнать? Дурак!
В избе установилась тишина. Оба молчали. Миронег знал, что ежели сейчас решится, то она не отпихнет, хотя бы из благодарности, что спас, руку помощи протянул. Потешатся, а что потом? Сейчас ей нужно выжить любой ценой, от того и Нежку выталкивает, как кукушонок, подкинутый в чужое гнездо. Двоим-то тесновато будет. Да захочет ли потом остаться с Миронегом, не пожалеет ли, что обрекла себя на жизнь в глуши, в постоянных трудах и лишениях. Может, отогреется у него, как раненная зверушка, а по весне затоскует да попросится вон. В Пронск уж нельзя, так и другие грады есть, где можно пристроиться да прежнюю жизнь начать, не в княжеских хоромах, но все же. Что может предложить бортник изнеженной девчонке? Все повторяется, как дурной сон, по новому кругу. Не умеет Миронег баб выбирать, тянет на бедовых, и даже душегубство для него уж не помеха.
— Не целуй меня больше, — в звенящей тишине прозвучал повзрослевший голос Услады, — беду на тебя навлеку. Не хочу, чтоб с тобой что-то случилось, ты хороший.
Значит она тоже для себя что-то решала, обдумывала.
— За что ты ее сгубила? — тихо спросил Миронег.
— Замуж по любви хотела, — сама усмехнулась своей наивности птаха.
— Любила его?
— Не успела полюбить, а могла бы. Откуда ты все ведаешь? — Миронег услышал, что она села на лавке.
— В Большой верви сказали, там гоньба была, ищут тебя. К Ингварю в Воронож искать подались.
— Ингварь уж наверное знает, — пробормотала Услада, — кто-то ему и без меня сказал, не может быть, чтоб только я, как все было, ведала. Ну, ведь не может такого быть, там же много людей было, кто-то же ведь доскакал, предупредил, — она разволновалась, по полу послышался топоток босых ног.
Миронег поднялся, отодвинул полог.
— Ну, чего всполошилась? Не найдут они тебя здесь, я что-нибудь придумаю. Сумею тебя защитить, — он осторожно приобнял ее за плечи.
— Ведь ему и без меня все скажут, верно? — выдохнула Услада. — Зачем же мне туда, на погибель? Ингварь не поверит, он меня ему выдаст. В такое нельзя поверить, я бы сама не поверила, никогда бы не поверила. А в нем бесы сидят, боюсь я его, до дрожи боюсь. Знаешь, мне иногда мерещится, что он за спиной у меня стоит. Повернусь, а нет никого, и так страшно становится.
