– Дайте мне время, и я отвечу на все вопросы, – пообещал Лоренсо, убирая улики обратно в чемодан.

– Договорились. Мы пока тут осмотримся и побеседуем с человеком, нашедшим тело.

Валентина взглянула на Ривейро, тот кивнул, и они двинулись к заброшенного вида дому с нелепым названием “Тыковка”.

Мысль – опасная штука. А то, что она абстрактна и бесплотна, делает ее еще более угрожающей. Любой человек может захотеть однажды пережить невероятное приключение, но лишь немногие находят в себе мужество шагнуть навстречу неизвестности. Некоторые полагают, что мыслят масштабно, а на самом деле тонут в нерешительности, путаются в собственных ногах. Как и большая часть человеческой массы, как огромный косяк рыб, плывущий по течению.

Моя принцесса отважилась жить иначе. Как и у меня, у нее это в крови, она была собирательницей времени. При одном только воспоминании о ней что-то сжимается внутри от боли и бессилия. Мне нужно забыть ее, я знаю, что сейчас она – просто тень, но, боюсь, чувство вины не позволит мне этого сделать.

Я обращаю свой взор туда, куда осмеливаются смотреть лишь немногие. Я выбираю, какой будет моя мечта, моя миссия, моя жизнь, и это дает мне силы не колеблясь принимать решения, наполняет смыслом мое пребывание на Земле. Я мечтаю по-крупному и чувствую в себе достаточно мужества и решимости воплотить мечты в реальность. Но меня гложет сомнение: неужели мой выбор оказался ошибкой? То, что произошло, и то, что происходит сейчас… Я знаю, что не смогу изменить мир, но, по крайней мере, многие оглянутся назад, и, возможно, кто-нибудь узрит сокрытое. Если повезет, немногие избранные поймут, что у человека с твердыми убеждениями в руках огромная сила. Разве не этого жаждут люди – власти?

Валентина и Ривейро подошли к дому. Музыка смолкла. Из окна на первом этаже за ними наблюдал мужчина. Он смотрел так спокойно и невозмутимо, что казалось, будто смотрит он не на них, а сквозь них, точно через прозрачное стекло – взгляд его терялся где-то у кромки болота. Внезапно человек в окне исчез, однако через несколько секунд возник в дверях.

Мужчина был худ, но отчего-то угадывалось, что некогда это тело было крепким и мускулистым; тщательно причесан, начисто выбрит и опрятно одет. Ровно постриженные волосы совсем белые. Благообразный старик из викторианского романа. Одежда, хоть и поношенная, была аккуратной и отглаженной. Валентина удивилась умному живому блеску его глаз. Старик молчал, но это было молчание, исполненное достоинства. Он поприветствовал их легким кивком.

– Добрый день, я лейтенант Редондо, убойный отдел, – представилась Валентина, – а это мой коллега, сержант Ривейро.

Ривейро вежливо улыбнулся.

– Добрый день, лейтенант. Я Бенхамин Веларде, владелец дома, как вы уже наверняка поняли. – Старик откровенно разглядывал гостью. – Я уже все рассказал вашим коллегам, ничего нового сообщить не смогу.

– Если вы не возражаете, мне бы хотелось прояснить несколько моментов.

– А разве у меня есть выбор? Слушаю.

– Мы вас не задержим, сеньор Веларде. Я правильно понимаю, что вы заметили тело еще рано утром, на рассвете, но приняли его за бревно, болотную корягу и не сразу поняли, что в воде плавает человеческое тело, верно?

– Все верно, – подтвердил старик с таким утомленным видом, будто трупы под его окном – надоевшая обыденность.

– И когда течение прибило тело к берегу и вы убедились, что это не коряга, вы позвонили в полицию?

– Позвонил. Только тело не прибивало течением, оно дрейфовало само по себе. Здесь нет течения, вода стоячая.

– И вы не прикасались к телу?

– Нет.

– А вы не находили какие-нибудь предметы, которые могли бы принадлежать покойному?

– Нет.

– Абсолютно уверены?

– Нельзя быть уверенным в чем-то абсолютно, лейтенант. Вам ли этого не знать. Я что-то увидел в воде. Понял ли я, что это, или, скорее, догадался? Позвонил немедленно или сначала убедился? Вы видите труп таким же, каким увидел его я, или иначе? Оттенки меняют смысл. Тут лишь вопрос доверия. А я хочу вызвать у вас доверие, внушить вам его. Это игра, в которой нет ничего абсолютного.

Валентина смотрела на Веларде в полном изумлении от столь неожиданного монолога. Она готовилась к разговору с чокнутым стариком, доживающим свой век в окружении хлама и рухляди, а перед ней стоял философ. В каждом его слове, в осанке, в манере держаться сквозили достоинство и усталая умудренность.

– У меня нет причин сомневаться в ваших словах, сеньор Веларде. Но, может, вы видели или слышали что-нибудь необычное в последнее время?

– Ничего из ряда вон. С ходу ничего особенного не припомню. Но, конечно, память меня уже подводит.

– Понимаю, – кивнула Валентина, не зная, говорит старик серьезно или издевается. Но в любом случае сейчас из него ничего больше не вытянуть. – Сеньор Веларде, возможно, нам придется вскоре вас еще побеспокоить, после того как установим, сколько времени труп находился в воде. Но если вы что-нибудь вспомните…

– Непременно свяжусь с вами, – величественно кивнул старик.

– Спасибо, сеньор Веларде. – Валентина протянула ему визитку. – У вас в доме, похоже, немало мебели скопилось, – заметила она.

– Это все вещи Силии, моей жены. Она умерла. – В голосе старика не было враждебности. – Это все память о ней, я не готов избавиться от этих вещей. А вы, если я не ошибаюсь, работаете не в социальной службе, а в полиции, потому то, как я живу, не должно вас волновать.

– Разумеется. Пока местные жители или муниципальные службы здравоохранения не возражают.

– Тут кругом ни души, до самого пляжа Ойамбре, а это полкилометра отсюда. Социальные службы уже ко мне наведывались. Я живу как считаю нужным и никому не мешаю.

Валентина поняла, что старик не впервые прибегает к этим аргументам. Будучи доктором в области криминальной психологии, она понимала, что у Веларде, скорее всего, не синдром Диогена, а патологическое накопительство. За собой он следит, чистый, даже ухоженный, а все это барахло… Возможно, он и в самом деле одержим памятью о покойной жене, но он точно не сумасшедший. А потому, пусть и с оговорками, его свидетельство можно считать надежным. В конце концов, она тоже страдает обсессивно-компульсивным расстройством, только в случае старика оно проявляется не в мании чистоты, а в склонности к собиранию вещей. Такой человек в любой безделице видит сокровище, а потому неудивительно, что дом доверху забит всяким хламом.

– Сеньор Веларде, последний вопрос…

– Слушаю вас.

– Вы что-нибудь коллекционируете?

– Коллекционирую?

– Да. Скажем, марки.

Ривейро недоуменно покосился на Валентину.

Старик пожал плечами, словно его каждый день осаждают с такими идиотскими вопросами.

– Тыквы.

– Тыквы?..

– И шляпы.

– Ясно. А старинные монеты?

– Нет. Будь у меня деньги, я бы их потратил на себя. У меня не такая большая пенсия, чтобы покупать другие деньги и класть их под стекло в рамочке, лейтенант.

– Сеньор Веларде… Ваша жена Силия… извините меня за дерзость… давно она умерла?

На лице старика впервые промелькнуло что-то похожее на удивление.

– Девять лет назад, – ответил он, пристально глядя на Валентину. Та выдержала его взгляд.

– Давно.

– Время – понятие относительное. Целая вечность может показаться мгновением.

– Да, вероятно, вы правы. Но иногда нужно поставить точку, чтобы сохранить самого себя. Ваша жена Силия… вы смогли проститься с ней?

Брови Ривейро поползли вверх. Он не понимал, к чему этот разговор, в какие дебри пытается затянуть Редондо этого старика. Но между этими двумя словно возникла какая-то связь, недоступная ему.

– Не… не знаю. Возможно.

– Сходите на кладбище, сеньор Веларде. Или туда, где вы можете проститься с женой. Попрощаться с человеком – это не значит забыть его. Он останется с вами, в вашей памяти, но сами вы сможете двигаться дальше, просто жить.