— Свои, отец Пафнутий…

Дверь тотчас открылась. Приглядевшись к стоящему за дверью человеку, Пафнутий удивленно спросил:

— Никак Алексей Авдонин? Откуда? Где пропадал?

Увидев в комнате еще одного человека, тоже старика, пришелец приложил палец к губам.

— Отец, тут недалече у меня спустила камера, а сменки нет. Ночью чинить несподручно… Зашел к тебе отдохнуть до утра…

— Проходи, проходи… А ты, Нифонт, иди с богом.

— И то, брат Пафнутий, засиделся я у тебя… пойду. — И старик направился к двери, обходя незнакомца, кланяясь ему и улыбаясь.

На безмолвный вопрос пришедшего привратник сказал:

— Нифонт из наших бывших монасей, придурковатый, признал антихристову власть, служит теперь у них в совхозе рыбаком, живет там, на берегу, в лодочном сарае, жалованье получает, паек… Восьмой десяток пошел ему. Вот рыбки принес мне…

Ночной посетитель слушал внимательно. Он покосился на входную дверь, приоткрыл ее и выглянул наружу в ночную темень. На белевшей дорожке, ведущей вниз к шоссе, уже никого не было.

— Отец Иосаф предупреждал тебя обо мне?

— Как же, говорил, придет к тебе человек, прими. Но никак не ждал тебя… Кажись, года четыре аль пять, как пропал ты отседова. Где тебя носило?

— Носило, — неопределенно ответил пришелец. — Вот пришел и не пришел! Понятно?

— А как же, не впервой, не сумлевайся. Отцу Иосафу сказать?

— Если спросит. Подбрось угля в печку, озяб я. Обогреюсь и уйду.

В начале четвертого ночной посетитель спустился на пустынное шоссе, прошел с полкилометра в сторону Гудаут. За полосой кустов и редким рядом тополей вплотную к ним стоял лодочный навес с пристроенной к нему маленькой хибаркой. В ней жил старик Нифонт. Из трубы струился дымок. Старик топил печку. Сквозь подслеповатое окошко с мутным, давно не мытым стеклом было видно, что сидит он на корточках у открытой дверцы топки. Бросив быстрый взгляд вокруг, человек поднял пистолет, прицелился и нажал, на гашетку. Негромкий звук выстрела, скорее похожий на свист при ударе хлыстом, слился со звоном разбитого стекла. Стрелявший увидел, как старик повалился навзничь. «Готов!» — прошептал он и не спеша вышел на пустынное в этот ранний час шоссе, зашагал в сторону Сухуми.

К семи часам утра он уже был в городе.

Почувствовав тупой удар в плечо, Нифонт повалился на пол. Но, когда услыхал груст гальки под шагами убегавшего человека, поднялся, ощупал начинавшее неметь плечо, увидел кровь и понял, что ранен.

«Уж не гость ли Пафнутия угостил меня? Должно быть, он. Кому ж еще», — думал Нифонт.

Плечо болело, начинало опухать, но крови было мало, и отверстие, куда вошла пуля, было небольшим, как если бы кто ранил его большим гвоздем. Нифонт подвигал рукой, покрутил, ощупал со всех сторон и выходного отверстия не нашел.

Обвязав мокрой тряпицей распухающее плечо, Нифонт лег под окном на пол. Стрелявший мог вернуться, затаиться в темноте. Нужно было ждать утра. Лежал тихо, прислушиваясь к звукам снаружи.

Рассвет наступал быстро.

Нифонт поднялся и вышел на шоссе. Из-за поворота показалась грузовая машина. Знакомый шофер, узнав его, затормозил.

— Здорово, батя, в город собрался?

— Подвези до базара.

Рядом с шофером в кабине сидела женщина, и старик, ухватившись здоровой рукой за борт, залез в кузов и лег там среди каких-то тюков.

На базаре он слез. Было еще рано. Потолкался в толпе, выпил крепкого чая в чайной и к девяти часам был в погранотряде. Зайдя в комендатуру, он попросил дежурного позвонить Паршину, оперативному уполномоченному, который, приезжая в Новый Афон, всегда встречался с ним.

Паршин спустился в комендатуру.

Старик был очень бледен и едва стоял на ногах.

— Что с вами, Нифонт Фадеевнч?

— Ночью кто-то стрельнул в меня через окно, — ответил Нифонт и в изнеможении опустился на скамью.

Паршин не стал больше ни о чем расспрашивать раненого и повез его в больницу. Хирург, осмотрев рану, решил тут же прооперировать и удалить застрявшую пулю.

Когда часа через три Нифонт проснулся в больничной палате, то первым, кого он увидел, был все тот же Паршин, сидевший у его кровати.

— Как чувствуете себя, Нифонт Фадеевич? — спросил он. — Сможете рассказать, что и как все произошло?

Не упуская ни одной подробности, старик вспомнил обо всех событиях прошедшей ночи и под конец спросил:

— Пулю-то вынули?

— А как же, вот она, — и Паршин достал из кармана пакетик, показав завернутую в него маленькую продолговатую свинцовую пульку от патрона, которыми обычно стреляют в тирах из мелкокалиберных винтовок и пистолетов. — Ваше счастье, что пуля прошибла доску стола, была ослаблена и поэтому застряла в плече, а то могла пробить кость, глубоко войти в грудь, даже проникнуть в сердце. Повезло вам.

Паршину нужно было срочно написать председателю Абхазского ГПУ донесение о случившемся. Прежде чем расстаться с Нифонтом, он еще раз спросил:

— Это точно, что пафнутьевского ночного гостя зовут Алексей Авдонин?

— Точно, не сумлевайтесь, — подтвердил старик.

— Пафнутию вы ничего не говорили еще?

— Нет, ничего, я к нему утром и не заходил, а прямо поехал к вам.

— Правильно сделали. Продолжайте заходить к нему, но сами разговоров об этом Алексее не заводите, не давайте никакого повода для подозрений.

На этом они расстались, и старик вечером того же дня на рейсовом автобусе вернулся в Новый Афон. А Паршин, написав подробное донесение, навел справки в милиции и получил подтверждение, что Алексей Авдонин действительно служил в Автотрансе шофером на грузовой автомашине, но четыре года назад уволился и выбыл в неизвестном направлении.

К сообщениям, поступившим из Абхазии, у нас в Аджарском ГПУ всегда относились с повышенным вниманием. Многочисленные факты убедительно говорили, что осевшие в двух соседних республиках контрреволюционные элементы тесно связаны и используются иностранными разведками. Недавняя же диверсия на Батумском нефтеперегонном заводе и арест активной группы сотника в Кобулети лишь подтверждали попытки иностранных разведок активизировать свою деятельность. Ко всему Батумский район представлял для наших врагов интересы с военной точки зрения.

Вскоре после получения из Абхазии ориентировки о шофере Алексее Авдонине с Украины нам сообщили о возможности пребывания в Батуми некой молодой женщины, по профессии медицинской сестры, намеревающейся нелегально бежать за границу. Кроме внешних примет, не было известно ничего. Это могло быть и правдой и слухом, пущенным кем-то в целях дезинформации. Бывало в нашей практике и такое. Тем не менее мы обязаны были заниматься проверкой.

Дело это поручили мне и моему товарищу Валентину Щекотихину, тоже молодому чекисту. Наш начальник, Константин Осипов, особо не выделял нас, сказав, чтобы мы занялись «прояснением» этих материлов, так как ничего более серьезного пока для нас нет. По стажу работы Валентин Щекотихин был на год старше меня, и пребывание в таком «боевом» месте, как Батуми, лишний год давало ему возможность накопить несколько больший опыт.

Худенький, щуплый, Валентин казался еще моложе своих двадцати трех лет. Ходил он быстро, как бы толчками, готовый в любой момент сорваться на бег. Он явно старался подражать Осипову, предпочитая не носить военную форму. Однако при всех своих, казалось бы, мальчишеских замашках и привычках Валентин очень вдумчиво относился к порученному делу.

Сперва мы попытались отыскать в Батуми Алексея Авдонина. Несколько дней с утра и до вечера внимательно просмотрели все архивные дела на шоферов за последние пять лет. Для этого нам потребовалось побывать в отделах кадров учреждений и рыться в делах милицейской автоинспекции. Шоферов по имени Алексей мы установили много, но по приметам, сообщенным Нифонтом, никто не походил на ночного гостя. Этим мы исчерпали все имеющиеся возможности и вынуждены были пока заняться поисками молодой особы, якобы намеревавшейся бежать за кордон.