На ступеньках крыльца сидела Алла. Опустив голову, ёжась, как девочка, в промозглом плащике и подложив под себя толстенный фолиант.

– Здравствуй… – сказала она бесцветно.

– Аллочка… – опешил я. – Ты же сказала, что будешь поздно? Я как раз планировал и пол подмести и… кстати, картошки нажарить.

– Да… – так же бесцветно ответила Алла. – Я всё перенесла, всё отменила, отовсюду вырвалась… Сорок минут сижу, мобильник твой выключен… – Она внимательно меня оглядела и поморщилась. – Опять водку купил? Я не буду точно.

– И я не буду, это по случаю… – Я попытался обнять её и поцеловать, но Алла сухо отстранилась.

В гробовом молчании мы вошли в квартиру. В гробовом молчании Алла нашарила выключатель и щелкнула им. В гробовом молчании мы синхронно повесили на вешалку плащ и куртку. В гробовом молчании расселись на кухне, подальше друг от друга, а на табуретку между нами взгромоздился Гейтс.

– Что я здесь делаю? – наконец, медленно проговорила Алла, ни к кому не обращаясь.

– Чаю хочешь? – быстро спросил я, потому что понял: в следующую секунду она поднимется и уйдёт.

– Нет.

– Объяснений?

– Нет.

– Признаний? Обещаний? Извинений?

– Нет.

– Скандала?

– Нет, – ответила она, помедлив какое-то мгновение.

– Меня?

– Нет, – ответила Алла, подумав, наверно, целую секунду.

– Вот так… – вздохнул я.

– Так, – безучастно произнесла Алла.

– Еды?

– Нет.

– В туалет? – предположил я, глянув более внимательно на её мочевой пузырь.

– Ой, кстати… – Алла очнулась, поднялась и вышла в коридор.

Когда она вернулась, я уже точно знал, как мне себя вести и куда повернуть разговор, чтобы растопить лёд.

– Чаю? – повторил я.

– Нет.

– Фокусов? – я прищурился тем местом, где у меня когда-то были глаза.

– Мало фокусов? – напряглась Алла. – Что ж, валяй…

Я огляделся в поисках, с чего бы начать, и наткнулся взглядом на её сумочку. Поставив сумочку на стол, я без предисловий начал перечислять, что лежит внутри. Ничего там такого особенного не лежало – обычная дамская чепуха. Честно говоря, планировал я удивить Аллу, а после уже начать рассказывать обо всём – чтоб не на пустом месте твердить про слепоту. Но я бездарно промахнулся.

– Достаточно, – произнесла Алла, взяла сумочку, вышла в коридор и начала одевать сапоги.

– Ну что случилось?!

– Ничего, – выговорила она бесцветно. – Теперь прощай.

– Да что случилось-то?! – не выдержал я.

– Всё хорошо, Саша. Всё хорошо. Очень полезный, нужный фокус – перерыть мою сумку, пока я вышла в санузел. С четвертого класса со мной таких фокусов не проделывали…

Я шумно вздохнул, решительно шагнул вперед, схватил её за плечи, обнял и изо всей силы прижал к себе.

– Пусти, гадёныш!!! – завизжала Алла, пытаясь вырваться, но я держал её крепко. – Больно, пусти!!!

– Аллочка, солнце моё, – сказал я. – Ты ведь сумочку свою с собой брала…

Она хотела что-то ответить, предположить, в какой момент до этого я успел перерыть сумку, но решила не унижаться до подобных бесед. Вместо этого гордо вскинула челку и, видимо, уничтожающе посмотрела мне в глаза. Наверно я бы не выдержал этого взгляда и отвел глаза, но только сейчас у меня их там не было. Алла стояла неподвижно, чуть откинувшись в моих объятьях, а я видел только её живот – скомканные шланги кишечника, бесформенные комья желез, артерии, слегка полыхающие зловещим багрянцем. Всё это жило, пульсировало, дышало и пробулькивало газовыми пузырьками сквозь комья переваренной слизи. И, наверное, всё вместе это было именно моей Аллой, Аллочкой… Моей девочкой, женщиной, красавицей… Наверно, всё это было ею… Наверно…

– Ну-ка! – тревожно сказала Алла. – Ну-ка посмотри на меня! – она вывернулась из моих объятий, схватила ладонями мои щеки и развернула мне голову чуть вбок. – Не мигай! – крикнула она. – Смотри мне в глаза! Смотри-и-и!!! – она перешла на визг, а затем судорожно зашептала. – Господи, Сашенька, что это?! Что с тобой?! Я никогда такого не видела! Что у тебя со зрачками?! Смотри на меня, не мигай! Саша! Что это?!

Она рывком отскочила от меня. И я уже подумал, что она всё поняла, а что не поняла – я сейчас объясню, и всё будет хорошо. Но она лишь прошептала в отчаянии:

– Как давно ты употребляешь наркотики?

И застыла немым укором.

– Пфу ты, мать! – разозлился я. – Совсем с ума сошла?!!

– Да ты посмотри на свои глаза в зеркало! – она потащила меня в санузел. – Посмотри!!!

– Да не вижу я зеркал!!! – рявкнул я так, что эхо полыхнуло изо всех щелей крошечной квартирки. – Ты можешь меня просто выслушать?! Просто! Один раз! Пятнадцать минут?! Просто выслушать?! За все эти дни?! Один раз выслушать?!

– Наверно… да… – тихо кивнула Алла, медленно села на пол в прихожей, прислонилась спиной к стенке и вытянула вперед свои длинные ноги.

Я сел к стенке напротив и протянул свои ноги вдоль её ног. Посередине на наших коленках разлегся любопытный Гейтс. И я начал рассказывать. Про всё, кроме корабля. Про то, как шёл через лес, как начал видеть, как ловил попутку и познакомился с генералом. И про картошку рассказал, махнув рукой в комнату, где весь пол был ею завален.

Алла действительно не перебивала, и я рассказал всё по порядку. А затем для подтверждения предложил показать фокусы. Алла особо и не требовала доказательств, настолько она была ошарашена тем, что услышала. Это я настаивал. Фокус был чепуховый – я ушёл в комнату, а она расставила картофелины на пустых полочках моего холодильника и закрыла дверцу. А я вернулся и рассказал, сколько картофелин на какой полочке, и как они сложены. Алла помолчала, и вдруг произнесла:

– Так это значит… что ты меня всё-таки любишь? – и бросилась ко мне на шею. – Господи, Сашенька, как я люблю тебя!

Вот такая логика. И всё было хорошо, лёд растаял совершенно, и мы снова стали прежними. Пили чай, валяли дурака, хохотали на всю квартиру.

Нашли в прихожей толстый фолиант, который принесла Алла. Это была старая потрепанная детская книга – здоровенный кирпич со страницами из толстого картона, где были выбиты точки. На отдельной картонке была сама азбука Брайля. Мы повалились на диван, я включил свой ультразвуковой фонарик, развернул перед животом азбуку, и мы начали учиться читать. Алла называла буквы, а я пытался запомнить, как они выглядят. Вскоре выяснилось, что азбука совершенно не предназначена для видящих нетрадиционно – буквы запоминались с трудом и на вид были похожи. А чтобы разглядеть мелкие точки, приходилось очень сильно напрягаться. Читать же их пальцами, как положено, было слишком скучно. Я предложил оставить пока азбуку и попробовать хоть что-нибудь прочесть по книге. Буква за буквой, мы перевели название. Вся эта толстенная книга называлась «Сказка про мышонка», видно, текста там было совсем немного. Не прошло и десяти минут, как мы расшифровали первую фразу. Фраза оказалась такой: «У одного мышонка не было Дня рождения». Мы переглянулись, попытались это осмыслить, но осмыслить не удалось. Я сказал, что если так пойдет дальше, то я лишусь не только зрения, но и рассудка, поэтому пока обойдусь без книг. Фолиант с азбукой полетел на пол, и мы остались на диване вдвоем, и больше нам никто не мешал.