Не буду думать… Вот и дверь. Она медленно, будто нехотя, открывается, впуская меня внутрь. Здесь безопасно, кажется. Сейчас девчонки дойдут, я спрячусь к себе и пореву от души, потому что не думать уже почти нет сил. Я делаю два шага и падаю в пустое кресло, а в сравнительно небольшое помещение набиваются девчонки.

– Мозг! – зову я. – Абсолютно закрыть доступ в это помещение всех лиц мужского пола!

– Доступ закрыт, – лаконично отзывается Мозг, против обыкновения никак не комментируя мое указание.

Обычно у меня иногда возникает ощущение, что Мозг старается хоть как-то уязвить, указать на ошибки или что-то подобное, но сейчас почему-то нет. Я уже хочу встать, чтобы уйти в свою каюту, хотя бы ушибы смазать, когда Машка опять подает голос. Она обычно не злая была, хотя очень любила покомандовать, но я ее игнорила, поэтому мы почти и не пересекались.

– Слушайте все! – начинает Машка, а я медленно встаю, потому что в себя не пришла после гибернации. – Мы должны держаться вместе и распределить обязанности. Марина!

– Чего это мне тебя слушать? – интересуюсь я.

– Потому что иначе тебе будет больно! – оскалясь, произносит Машка, подходя поближе.

В этот момент девушка, стоявшая рядом с новоявленной командиршей, резко и сильно бьет меня кулаком в живот, отчего дыхание пропадает, и я падаю на колени перед Машкой. Силясь вдохнуть, упираюсь руками в пол, чувствуя, как немеют руки. Меня накрывает паникой, отчего я начинаю дрожать, а девчонки все только молча смотрят.

Наконец, мне удается сделать вдох, я заполошно дышу, пытаясь надышаться. О сопротивлении речь вообще не идет, потому что паника-то никуда не девается.

– Вот так будет с каждой, кто вякнет, – как сквозь вату слышу я голос Машки, но перед глазами становится темно, и я, кажется, падаю.

– Встала, тряпка! – я прихожу в себя от сильного удара по щеке, причем, судя по всему, не первого. – Встала, а то сейчас добавку получишь!

Я с трудом встаю на колени, а потом меня резко дергают вверх. В глазах стоящих вокруг меня девок нет ни капли сочувствия. Значит, надо будет подумать, как отомстить. В этот момент резко открывается входная дверь, в помещение входит робот – слуга Мозга. Он грубо хватает ту девку, что меня ударила, и куда-то уносит. Все замирают в молчании.

– Создавать угрозу жизни запрещено, – доносится с потолка голос Мозга. – Создавший угрозу будет наказан. Это последнее предупреждение.

– Значит, больно будет иначе, – Машка смотрит на меня так, что я чуть не падаю от какого-то липкого страха.

Такая тварь много чего придумать может, но пока надо хотя бы сделать вид, что я подчиняюсь, чтобы потом отомстить. Отомстить надо обязательно, потому что свое унижение и панику я ей не прощу. Машка внимательно смотрит мне в глаза и кивает на кресло, разрешает, значит, рыба тухлая. Ладно, еще посмотрим, кто кого. Еще узнаем…

– Идите все, – устало произносит Машка. – Нам всем нужно…

Тут она права. Еще немного, и я зарыдаю прямо тут, потому что как жить теперь я просто не знаю. Я не представляю себе жизни без теплых маминых рук, уверенности отца, без звонкого смеха братика… Как мне теперь жить? Вот как?

Не осознавая, что делаю, я вхожу в свою каюту, дверь за мной с шелестом закрывается, а я… Я просто падаю прямо у входа, чтобы разрыдаться. Здесь можно, потому что меня здесь никто не увидит, никто не услышит, как мне больно, как я вою от внутренней боли. Я вспоминаю своих родных и вою все сильней, почти срывая голос.

Не знаю, сколько проходит времени, мне кажется, что я просто плаваю в своей тоске и боли, но, когда слезы заканчиваются, у меня появляется еще один повод поплакать. Машка. Эта тварь и ее подпевалы… Надо будет посмотреть, как наказали ту сволочь, что едва не убила меня, может быть, наказание не такое страшное, и тогда я что-нибудь сделаю с этой Машкой. На корабле много мест, где можно споткнуться… случайно. Я эту тварь зубами загрызу за то, что она делает. Раскомандовалась, командирша, швабру ей в зад на всю длину.

Представляя, что я сделаю с Машкой, неосознанно постепенно успокаиваюсь. Все-таки, что это такое было с парнями? Помешательство или истерика? Правда, теперь я им не доверяю и, что греха таить, боюсь. Может быть, имеет смысл пока подчиниться этой стерве, а потому улучить момент и решить этот вопрос, как говорил папа. Папочка…

Несколько дней, не знаю точно сколько, я не выхожу из своей каюты. Вода есть в туалете, а есть мне не хочется. Я пытаюсь смириться с мыслью, что родителей нет, я совсем одна, зато есть садистка Машка, придушить которую я просто не успею – вмешается Мозг. Своей паники и невозможности вдохнуть я так просто ей не прощу. Но сдохнуть от голода мне не дает все тот же Мозг.

– Внимание экипажу, – раздается равнодушный голос с потолка, где у него динамик расположен, – всем необходимо приступить к обучению и выполнению служебных обязанностей. За уклонение последует наказание.

– Сволочь… – шепчу я, понимая, что не хочу знать, что это за наказание, потому что Мозг-то от своих правил свободен.

– Возрастная группа А: четырнадцать-шестнадцать циклов, проходит обучение и работает на обслуживании секции по расписанию, – продолжает Мозг, разбивая нас всех по прожитым годам. – Возрастная группа Б…

Это можно пока не слушать, для меня разницы нет. Тем временем Мозг озвучивает новые правила, гораздо более жесткие, чем существовали до сих пор, подтверждая тем самым факт отсутствия медицины для нас всех. Вирусов тут нет, а травмы делятся на три группы, при этом тяжелые травмы означают, как он выражается, «отбраковку», то есть фактически смерть. И если раньше инвалида могла кормить семья, то теперь… Ну и виновный в тяжелой травме разделит его судьбу, как за убийство.

Это плохая новость, и означает она, что Мозгу, в общем-то, сохранять численность колонии без надобности. То есть он решил, что мы нежизнеспособны и все равно вымрем так или иначе. Это-то я понимаю, принципы функционирования Мозга в нас еще и не так вбивали. Значит, нужно быть осторожной, потому что жить мне, в принципе, нравится, пусть даже и так.

– Группе А проследовать в помещение столовой, за уклонение наказание, – равнодушный голос меня практически выгоняет из каюты.

В нашей комнате ошарашенно оглядывающиеся девчонки. И Машка здесь, хотя она из другой группы. Выглядит наша командирша несколько растерянно, ну понятно почему. Я немного злорадно думаю о том, что теперь ей придется столкнуться и с парнями, а это не младших девчонок прессовать, парни сами кого угодно запрессуют. Нам, правда, тоже, но тут я не дамся, так что точно будет сегодня драка…

– Девчонки, держитесь вместе, – просит нас Машка. Не приказывает, а именно просит… Это что-то явно новенькое… Тварь она все-таки.

Ну, тот факт, что нужно держаться вместе, до нас и до самих дошел, поэтому выдвигаемся мы плотной толпой. Нас десяток всего, так себе толпа, конечно, но, если что, парням наваляем, конечно. Столовая недалеко находится, а классы просто на уровень выше. Работать нам, судя по всему, предстоит после уроков и до обеда, а где, я еще и не знаю.

Вот и парни… Увидев нас, один из них поднимает руки, показывая известный жест мира. То есть хочет сказать, что нападать не будет. Ну, попробуем поверить, хотя я спиной к этим письконосцам не повернусь. Опасные они. Не знаю, что это было и почему они сейчас тихие, но мне просто страшно. Другим девчонкам, насколько я вижу, тоже. Ладно, чем нас кормят?

Стандартный паек – каша серая непонятно из чего, кусок мяса. Эрзац, конечно, откуда тут мясо, но на вкус, говорят, похоже. Я натурального мяса никогда не ела, так что даже и не знаю. Но вкус вполне привычный, так что, кажется, склады не пострадали. Хоть одна хорошая новость за последнее время. Тоску по родителям я заперла в себе, как папа рассказывал, а вот девчонки не все справляются – плачут над тарелками.

Какой-нибудь выход должен быть. Все равно какой, но он должен быть, и я его найду. Сейчас надо выучиться и показать хорошие результаты, тогда, возможно, допустят в рубку. А в рубке обязательно будет протокол всего произошедшего, поэтому я смогу узнать, что случилось. Точнее, что именно случилось на самом деле, потому что у меня что-то не сходится. Возможно, что все, как папа говорил, не такое, каким кажется. Главное – не забывать, что Мозг все контролирует, а он нас уже приговорил всех. Ну, мне так кажется…