— Это тот, который организовал переход на нашу сторону Словацкого батальона Завады? Действительно мастер…
Я позвонил в разведроту и вызвал Ярцева. А пока он не пришел, командующий попросил рядом сидевшего с ним генерала:
— Разложите на столе крупномасштабную карту.
Ярцев явился чистый, подтянутый, хотя, когда я звонил, мне сказали, что он спал.
Войдя, он начал было докладывать, но командующий, поморщившись, сказал:
— Не надо, старший сержант Ярцев. Я командующий фронтом, хочу поручить одно опасное и трудновыполнимое задание, имеющее стратегическое, а значит, и государственное значение. Его надо выполнить небольшой группой в три-четыре человека. Согласны ли вы взяться за дело и есть ли у вас подходящие разведчики?
— Так точно, согласен. Людей, которые захотят пойти со мной, выберу сам.
— Подойдите к карте. Задание состоит в том, чтобы незаметно перейти линию фронта, затем по тылам противника дойти до города, — он показал его на карте. — Там получить у нашего человека пакет и вернуться с ним обратно. Ценность сведений в пакете настолько велика, что главнокомандующий приказал мне самому, никому не передоверяя, лично дать это задание. Что я и делаю. Задача в принципе вам ясна?
— Так точно, в общем ясна.
— Можете взяться принести пакет при условии, что срок выполнения только семь дней?
— Берусь, товарищ генерал-полковник!
— Подробности вам объяснит начальник разведуп-равления фронта генерал-майор Анисимов.
Командующий обратился к молчавшему все время третьему генералу; тот подвинул развернутую карту фронта к Косте и начал:
— Скажу несколько подробнее о значении поставленной задачи. Те сведения, которые вам передадут, имеют исключительно важное значение для страны. Часть их закодирована, а часть, не поддающаяся зашифровке, подлинная. В случае смертельной опасности вы любым способом обязаны бесследно уничтожить пакет. Наш человек, к которому вы пойдете, не может подойти ближе к фронту и вообще выйти из города. Это женщина, ей пятьдесят шесть лет. Вот ее фотография. Возьмите и покажите ее разведчикам, которые пойдут с вами. Перед выходом на задание фотографию возвратите гвардии капитану. Вьюгину. Вот в этом красном кружочке находимся мы сейчас, — показал он карандашом на карте. — А надо идти вот сюда. — И он провел от красного кружочка красную линию к городу, обвел его. — По прямой тут тридцать пять — сорок километров. Идти придется через места расположения вражеских войск. Будете колесить, получится все сто километров. Мой совет: больше трех человек с собой не брать, иначе трудно быть незамеченными.
— Возьму двух, вполне хватит! — ответил ему Ярцев.
— Как хотите, это уже ваше дело. Только те, кто пойдет с вами, не должны знать, что вы идете в город за пакетом. Им для маскировки скажите, что идете с пакетом, который надо передать. Я вам дам конверт с ничего не значащим незашифрованным письмом. Повторяю, этот пакет, хотя вы его отдадите нашему человеку, ценности не имеет. Передавать и получать пакеты будете только вы, если что-либо случится с вами, тогда это сделает кто-либо из ваших разведчиков. В безвыходном положении нужно погибнуть, не даваться врагам живыми, уничтожить пакет.
Теперь о человеке, к которому пойдете. На окраине города есть улица Луговая, на ней дом 6. На двух его окнах, выходящих на улицу, должны быть горшки с цветами. Если цветов нет или они закрыты занавесками, значит, стучать и заходить в дом нельзя. Если же цветочные горшки стоят на окне, можно стучать. Но не в дверь, а в любое окно, выходящее на улицу, в крайнем случае во двор.
Постучите. Пароль такой: на вопрос, заданный женским голосом: «Что надо?», отвечайте: «Хозяюшка, продайте молока». Вам должны ответить: «Коровы не держу, городская я ведь». Тогда скажите: «Может, чайку согреете?» После этой просьбы вам должны открыть дверь и сказать: «Заходите, посмотрю кому, а то, может, и согрею». Входя, вы скажите: «Мне, Мария Ивановна». — «Да я и есть Мария Ивановна, а вы откуда знаете, как меня зовут?» — «Люди сказали». Пароль и отзыв заучите. — Он протянул бумажку с их текстом. — Заходить к Марии Ивановне лучше после того, как стемнеет. Сейчас смеркается рано.
Теперь о сроках. На все задание, с возвращением обратно, дается семь дней, а к Марии Ивановне вы должны зайти не позже чем через пять суток после вашего выхода. Вопросы будут?
— Да. А если мы не уложимся в пять дней, вернее, если обстоятельства не позволят за пять дней зайти к Марии Ивановне, можно ли тогда заходить к ней?
— Нет. Не нужно заходить. Ее не будет уже по этому адресу.
— А если все пять дней не будет горшков с цветами на окнах?
— Значит, заходить нельзя. И придется возвращаться ни с чем. Но так не произойдет. К ней могут заходить посторонние на час, два, не больше, и в это время цветов не будет. Вообще же она ждет людей от нас.
— Вы располагаете своим разведбатом, а поручаете это задание нам, дивизионным разведчикам? — вдруг спросил Ярцев.
— Мда… — несколько замялся Анисимов, — Город, куда нужно пробраться, находится ближе к вашей дивизии. Раз, — загнул палец на своей руке Анисимов. — У вас самое удобное место для перехода линии фронта — лесистые массивы в тылу врага на пути вашего передвижения к городу. Это два. Вы до мельчайших подробностей знаете свою нейтральную полосу и не хуже вражескую оборону. Это три.
Откозыряв начальству, мы ушли. По дороге я думал о том, что генерал Анисимов упорно называл Марию Ивановну «наш человек», но не агентом, не разведчиком. Это давало основание предположить, что она была «связной».
Ярцев взял с собой только двух разведчиков — Авдеенкова и Грачева. То, что он брал с собой Авдеенкова, никого не удивило. Авдеенков воевал с первых дней войны, справедливо считался одним из лучших наших разведчиков, сам ходил старшим разведгруппы. А вот в отношении Грачева у нас мнения расходились. Ярцев отдавал дань не мастерству разведчика, а личной симпатии, дружбе с ним. Попал к нам Грачев недавно, месяца три назад, и вот как.
Я пришел к прибывшему в нашу дивизию пополнению в надежде подобрать в разведроту хотя бы одного-двух разведчиков. Но увы, как, впрочем, уже не первый раз, их среди прибывших не оказалось. Раздосадованный этим обстоятельством, я было уже повернул обратно, когда ко мне обратился солдат:
— Товарищ гвардии капитан, возьмите меня в разведку! Я не разведчик, но даю вам слово, что освою дело, а если не смогу, уйду в пехоту.
Я внимательно посмотрел на него. Передо мной стоял ниже среднего роста, крепко сбитый, подтянутый солдат с шинелью, не перекинутой на руку, как у других, а с аккуратной скаткой. Из-под сдвинутой набок пилотки виднелись коротко остриженные, очень темные волосы. На меня просительно смотрели необычайно голубые, чистые, как у девушки, глаза.
То ли несоответствие нашему обычному представлению — голубые глаза у брюнета — удивило меня, то ли его простодушно-наивный взгляд, то ли что-то еще, но я спросил:
— А раньше где воевали?
— Я летчик-штурмовик, да вот угодил в штрафной батальон, но не отвоевал в нем положенный срок. Заболел. После госпиталя меня вместо штрафбата направили сюда, на фронт, доотбыть оставшиеся два месяца на передовой. Возьмите меня на это время, не пожалеете.
— А за что в штрафбат угодили?
— За чепуху в общем.
— За чепуху не бывает… Я должен знать…
Мы отошли в сторонку, и он начал рассказывать о себе:
— Родился в Москве, среднюю школу окончил в Саратове, туда родители эвакуировались вместе с заводом осенью сорок первого года. После окончания школы попросился на фронт, но меня направили в авиационное училище в Красный Кут. Оттуда попал на фронт в штурмовую авиацию. Воевал на Северо-Западном, Волховском, Ленинградском фронтах. Все летчики нашей эскадрильи поехали на Урал за новыми самолетами. В течение двух недель мы освоили на заводе вождение этих самолетов, на фронт перегоняли их летом.
Прилетели мы на аэродром под Москву, и я отпросился у нашего командира эскадрильи в столицу. Хотелось побывать хотя бы на своем дворе, на Первой Мещанской. Но я заторопился, не оформил увольнительную. По пути на вокзал зашел еще посмотреть на Красную площадь, как ее замаскировали. Вышел из метро, меня остановил патруль. Старшина с красной повязкой козырнул и попросил предъявить документы. Я подал удостоверение личности, он посмотрел его и говорит:
