Мне ребята скинули место прощания. Надел форму, пригладил фуражку и пошел. Народу оказалось очень много. Даже не ожидал.

Наших нашел сразу. Большая часть группы стояла обособлено, рядом с Андрюхой. Я взял себя в руки, подошел и протянул ему руку:

– Соболезную.

Он лишь кивнул. Его взгляд напоминал сейчас взгляд безумца. Немного отстраненный, шальной. Тем не менее он встрепенулся и взял себя в руки. Перед нами предстала уменьшенная копия Изворотова-старшего. Которого мы сегодня и хоронили.

– Спасибо. Я пойду прослежу за приготовлениями.

И он удалился от нас прямой как палка. С иголочки. Словно отдавал последнюю дань своему отцу. Я смотрел на него, и глаза подозрительно щипало. Рядом послышались всхлипы.

– Девчат, давайте держаться, Андрею этого не хотелось бы.

– Но Олег, ты посмотри на него! Не представляю, как он это пережил…

Маша ревела в три ручья, Аленка просто стояла бледная, Вика закрыла лицо руками. Настя Маркевченко, ожидаемо захлебывалась рыданиями. Возле нее стоял парень, тоже в форме, вроде старшина третьего курса из параллели.

– А что случилось-то? Я так и не понял.

Маша тихо взяла меня за руку. Отвела в сторонку и словно заученно рассказала:

– Он из дома ушел дней пять назад, Андрюха его искал. Ну и нашел, когда… Его резанули. То ли не поделили что, они там все бухие были. Он еще жив был, но пьян в стельку. Андрей скорую вызвал, но те не успели. Он на руках у него умер.

Меня передернуло. Воистину, никогда не зарекайся. И не гневи жизнь пустыми жалобами. Потому что все может измениться в один момент. Как у Андрея, например. Тихо спросил:

– Откуда знаешь-то?

– Макар с ним был. Он все рассказал с разрешения. Андрей не хотел пересудов, сказал, лучше неприглядная правда, чем мерзкие сплетни. Он попросил не разговаривать с ним на эту тему, ну и всем сказать. Мол, если будут знать, то и вопросов к нему не останется.

– Василек, пойдем. Мы с ребятами решили, что гроб мы понесем, а не второй курс.

Просто кивнул. Я никогда не был на похоронах офицеров. А что бы там ни случилось, Изворотов был и навсегда останется полковником. Мы пошли вперед.

Тут, наверное, весь институт был. По крайней мере, мне так показалось. Народу – тьма. Преподаватели, стайка напуганных курсантов, парни с автоматами.

Все разговаривали тихо. Словно боялись нарушить покой. Отдельно стояли запуганные родственники. Как можно было понять, что это они? Да все просто, они держались особняком возле красивой худенькой бледной женщины и со злостью рассматривали тех, кто в форме.

Организация была на уровне. Макар рассказал мне, что во всем помогал воспитательный отдел института. Андрей излился Макару, тот написал Маше, что тоже в городе была, а потом уже подключился Литвин. Все дело в том, что он, оказывается, побывал на десятке таких похорон.

Он же сообщил в институт, и там взялись за это мероприятие с удвоенным рвением. Говорят, лично Баранов распорядился организовать все достойно. Совесть, что ли, проснулась? Вот как так можно?! По головам…

Но тут же почему-то вспомнились слова Алены Ивановой. Она часто их повторяла:

– Не нам судить.

Наверное, да, не нам. Выхватил взглядом Волобуеву. Она стояла с высоким мужчиной, похожим на нее. Отец, наверное. Тоже по форме, и сестра ее там позади, но видно, что ей пофиг.

– Пошли, ребят.

Андрей позвал нас. Да, похороны были статусные прямо. Деревянный дорогой гроб, оркестр из института с Семой в его рядах. Куча людей и скорбные лица.

Мне почему-то показалось, что отец Андрея бы оценил такие похороны. И словно не было событий последнего года. Словно он снова заходит в кабинет и начинает чморить своего сына, а тот достойно встречает его идеальными знаниями.

Словно это было в прошлой жизни. Словно не про нас, а про каких-то других курсантов. Решил отвлечься. Из группы не было всего пятерых. И то я краем уха слышал, что они просто физически не смогли приехать. Трое на юге, двое билетов не нашли.

Остальные стояли как штыки. Даже гордость за нас за всех берет. Потому что мы даже спрашивать не стали, увиливать. Мы знали, что нужны здесь нашему другу, нашему заместителю командира, что поступил бы для нас также.

Да даже вспомнить вступительные! Как они с Сохиным дотащили Сему. Как горой стояли на парах. Как Макар заступился за Коптева перед физруками, а Андрей за Аленку на логике. Подсказал ей, когда препод отвлекся, когда она сидела перед экзаменатором. Хотя знал, что влететь может.

Да, мы не идеальные, мы спорим и ругаемся, да что уж, хоть мы вместе в клуб и ходили, я все равно не могу назвать Андрея прям другом. Но это что-то большее, что-то иное.

Мы шли и несли гроб. Тяжелый, жесть, но я пообещал, что ни один мускул на лице не дрогнет. Церемония погребения была красивой. Рассказали, что полковников хоронят за счет государства, и от майора и выше стреляют в воздух три раза.

Вот и тут ребята по команде дали три холостых залпа. Все закончилось. Народ пошел на поминки в специально оборудованное место. Нас не пустили за основной стол, да мы и не стремились особо.

Андрюха пришел к нам в угол спустя минут тридцать от начала. Он стойко выслушал теплые слова о своем отце, выразил соболезнования, а потом просто плюхнулся на скамейку перед Олегом и Макаром.

На столе стояли стопки с водкой. Все как положено, но он смотрел на них невидящим взглядом. А потом демонстративно налил стакан воды. Мне кажется, он теперь на всю жизнь так закодировался.

Прочистив горло, он привстал. Никому из офицеров не было дела до нашего междусобойчика. Парни подняли стопки, девочки бокалы. Андрей набрал в грудь воздуха и начал:

– Спасибо. Если бы вы знали, как меня поддерживает то, что вы сейчас здесь. Иногда кажется, что все это фигня. Погоны эти, звания. Но конкретно сегодня я понял, что они с тобой по жизни всегда, раз уж ты их надел. И даже вон, в последний пусть провожают…

Он замолчал, а многие опустили глаза вниз. Бывает так, что слов не хочется. Они рождаются в душе. Изворотов продолжил:

– Говорят, что мы дети, пока живы наши родители. Ну, вот я и повзрослел наполовину. Ребят, цените то, что имеете, даже если вам кажется, что оно какое-то не такое. И вообще… Я так вам благодарен…

Он запнулся… Его глаза покраснели. Первой не выдержала Машка. За ней кинулась Настя. Наплевать на условности, на то, что люди смотрят. Плевать на все! Мы гурьбой кинулись к нему. Девчонки обнимали его, ревели, а мы стояли рядом и поддерживали взглядами.

Но в этих взглядах было столько чувств, что сложно передать словами. Мне кажется, у нас именно в этот самый момент появилось это самое. То, что наша группа – это не просто три цифры. Это мы. Курсанты уже третьего курса факультета подготовки следователей…

– Предмет непростой, будет у вас до пятого курса. Преподавать будем мы вдвоем с Алексеем Ивановичем.

Ой, да как же мне ее уломать? Предыдущая вон сразу на свидание согласилась. А эта ломается как первоклассница. А если сделать так, что я перед ней на баяне сыграю? Всегда работало безотказно.

– Письменной работы будет много, заведите себе папки с листами белыми формата А четыре. Будем формировать ваше первое уголовное дело.

А как баян-то вытащить? Вон, Симон его теперь в кабинете хранит и вообще! Раньше я к нему лазил как к начальнику курса, стремно было, а теперь он начфак вместо этого… Рогатого.

Преподы продолжали что-то рассказывать. Мешали мне думать и заниматься своими делами. Первый семинар, он такой первый. Спрашивают, как правило, по желанию, а мы вопросы давно разобрали, пользуясь случаем.

Машка, как всегда, первый взяла. Там что-то про криминалистику как науку и бла-бла-бла. Предмет, метод, методология. Я сегодня в разборе не участвовал. Надо лекции переписать.

Сидел на последней парте и никого не трогал. Был в целом очень увлечен мыслями и процессом. Уголовный который. Он шел следующей парой, и препод там мне сразу не понравился. Много про него говорили.