Любовь – как рассвет. Появляется и исчезает, дарит и забирает. Но может быть, мы просто недостаточно рано встаём, не смотрим, не замечаем, не делаем, не погружаемся, не наслаждаемся? Ведь рассветы случаются каждое утро! Мы просто слишком поздно просыпаемся, слишком торопимся, слишком долго сидим в телефонах, их не видим, или видим, как я, только изредка, в отпуске.

Наши десять дней заканчиваются. Смотрю на небо, на море, на выступающий из склона, покрытого зелёными кипарисами и оливковыми деревьями, светлый кусок, словно обнажённой кожи. Не могу насмотреться досыта, не могу надышаться, чтоб хватило надольше. Хочу забрать всю любовь с собой вместе с корнем, вместе со скалами, со всей их твердью, чтобы она не потерялась, не растеклась по пути, не ушла по капле в рутине будней.

Мы уезжаем, и от этого страшно. Что будет, когда вернёмся домой, когда встретят вечерняя усталость и ежедневный стресс? В отношениях – как в работе. Если не умеешь отдыхать в будни, то уже через три-четыре дня после двух недель на море будешь себя чувствовать, как обычно. Если не научиться любить друг друга дома в четырёх стенах каждый день, то отпуска не помогут. Ведь они случаются всего лишь раз в год, а любить хочется каждый день.

Одной безутешной женщине, потерявшей ребенка и нежелавшей его хоронить, посоветовали сходить к Будде. Тот пообещал помочь ей, но только после того, как она принесёт ему горсть семян, собранных по одному у тех семей в деревне, которых бы не задела смерть близкого человека: матери, отца, сестры, брата, ребёнка. Ни одного семени не принесла женщина. Ни одной семьи не нашла, которую бы никогда не посещало горе.

Незаполненная пустота, несбывшаяся мечта, надежда, которая умерла. Боль, которую никто не должен увидеть. Несчастье, про которое никто не должен знать. Ощущение, что жизнь никогда не станет прежней. Лёгкой, яркой, беззаботной. Есть только одиночество, солёная подушка и тяжесть, которая не даёт подняться с кровати. Чувства женщины, которая возвращается из больницы, потеряв ребёнка. Второго подряд.

Всё это наваливается на меня, когда мы возвращаемся из отпуска. Дети отправляются в садик, муж – на работу, а я остаюсь дома, где всё напоминает о том, что случилось до отпуска: детская одёжка в шкафу, коляска, оставшаяся от мальчиков (специально не продавали), детский прицеп для велосипеда, деревянная лошадка-качалка, подаренная родителями мужа, пластиковые ложечки, слюнявчики… Что с ними теперь делать?

Как было хорошо улететь из дома в новое, окунуться в море, спрятаться в его синеве, чтобы не слышать, не вдыхать запах несбывшихся мечтаний и надежд… Но всё возвращается. И мы вернулись. И ко мне вернулось.

Снова смотрю на букет ландышей, который принесла подруга в больницу. Не знаю, зачем я его сфотографировала. Белокурая красота, которая появилась и тут же исчезла. Осталась лишь фотография. Мне хочется её оставить. Только её и ничего больше. От всего остального хочется избавиться. Поставить большой контейнер и выкинуть в него всё до последней игрушки.

Глупые, нелепые, уродливые мысли. Зачем мне всё выкидывать, если в глубине души всё ещё надеюсь, что у нас получится? Что когда-нибудь этого утёнка вложу в руку нашего третьего малыша? Повторяю, как заклинание, что всё ещё будет, нужно всё оставить, но в ответ слышу слова мужа: «Я больше не хочу пытаться! И говорить на эту тему тоже».

Он сказал это вчера. Лучшего дня нельзя было придумать. Хотя для такого не может быть хорошего дня по определению. Может быть, если бы спросила на Корфу, он ответил бы по-другому, но я спросила здесь, где всё напоминает об этой боли. Теперь обратного пути нет.

На двери детского сада – объявление о базаре подержанных детских вещей.

– Места ещё есть? – мой голос, пока говорю по телефону, кажется чужим, будто не я это произношу.

– Есть, – радостно отвечает мама-активистка, организующая мероприятия детского сада. А я надеялась, что она скажет «нет».

Наши мальчики всё ещё ничего не знают. Они были в отпуске с папой в Бельгии на море, когда всё случилось. Я попросила никого не приезжать, чтобы не травмировать. Утешать себя одну – это одно. А ещё троих одновременно – это мне не под силу. Да и вообще я представления не имею, как объяснять детям: «У вас мог родиться брат или сестра, но не получилось… Мне очень жаль».

С одной стороны, от этого действительно легче. С другой, сейчас всё время, которое провожу дома с детьми, я вынуждена играть роль клоуна с нарисованной улыбкой. Улыбаюсь детям и даже смеюсь, но потом вижу ландыши. Нет, не фотографию – её давно спрятала в альбом, подальше от чужих глаз. Они у меня в голове. Их целое поле. И оно цветёт, не переставая. Когда же закончится эта горькая весна, ведь на улице уже начало осени?

– Откуда это? – спрашивает Саша, случайно увидев в альбоме фотографию ландышей.

– Подруга подарила, – отвечаю я. – Красивые?

– Очень, – отвечает он и беззаботно перелистывает страницу, а я в очередной раз усиленно дышу носом. Есть одна точка, в которой становится холодно на вдохе, а на выдохе тепло. Я перевожу на неё внимание и думаю, как хорошо там: то холодно, то тепло. Потому что после этого с удивлением замечаю, что чувствовала что-то другое, и уже несколько секунд не думала о том, о чем думала до этого беспрерывно, беспробудно, без конца.

– Дети, через две недели мы пойдем продавать игрушки на детском рынке подержаных вещей, – объявляю после обеда. – Ваша задача – отобрать те, которыми вы больше не играете.

– Мы всеми играем! – кричит Даниель.

– А этими, которые в ящике уже полгода лежат и никто их не вынимает? – показываю на фигурки животных.

– Этими мы играли! – заступается Саша. – В Ноев ковчег. Помнишь, ставили их в ряд и садили на корабль?

– Так это весной было! Уже несколько месяцев прошло!

– С тех пор они в плавании, пока землю не найдут, – улыбается Саша.

– Мне кажется, нужно помочь им найти землю, а то они без еды умрут.

Сажусь с ними на пол и начинаю по очереди перебирать содержимое ящиков. Дети смотрят на меня с широко открытыми от ужаса глазами.

– Мы продадим только те игрушки, с которыми вы действительно готовы расстаться, – успокаиваю их. – На вырученные деньги купим что-нибудь новое!

– Новое?! – выражение их лиц тут же преображается с «только через мой труп» на «давай продадим всё».

Они помогают мне и уже без всяких проблем делят машинки и фигурки животных на «оставляем» и «на продажу». Заодно избавляемся от неисправных, складываем машинки к машинкам, животных к животным, мягкие игрушки к мягким. Справились не за один день, но в конце уборки дети имели представление, где у них что лежит. А сколько радости было, когда Даниель нашел свою любимую рысь, и Саша – потерянные патроны для арбалета! Книжку с песенками из мультфильмов, которую я сложила в коробку с книгами, они не выпускали из рук несколько дней. Найденными сокровищами они играли вплоть до рынка, а я тем временем наводила порядок в шкафах с детской одеждой и в своей душе.

В этих синих штанишках Саша начинал ходить. Даниль был в этом милом джинсовом костюме на нашей первой фотосессии. Ночью у него вылез третий зуб, и он сводил нас, себя и фотографа с ума, скрипя им о два нижних. Даже не представляю, как мы умудрились выйти на фотографиях такими счастливыми и беззаботными.

Вещи, как фотографии, несут на себе запечатлённые моменты, воспоминания, эмоции. Может быть, поэтому так трудно с ними расставаться… Кажется, отдаёшь их другим, и вместе с ними будто уходит часть собственной истории, островок дорогой сердцу жизни. И всё же невозможно постоянно копить. Нужно освобождать место для нового. Не только физическое на полках, но и внутри себя. Каждая вещь, как вспышка, запускает цепочку фейерверка: оранжевая – радость, пёстрая – веселье, металлическая – страхи, серебристая – грусть. Чем больше вещей, тем больше вспышек, и уже не замечаешь, как живешь прошлым, а не настоящим. Нужно возвращаться. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Холодно, тепло. Холодно, тепло. Вот так. Уже легче.