– Один подберезовик и маленький подосиновик. Грибы лучше собирать там, где я тебе говорил.

– Где шахты с дотами?..

– Угу.

– Я туда тоже сто лет не ездил. Кстати, по поводу секретной лаборатории… Ходят слухи, что в Матвейково ставят эксперименты над живыми людьми.

– Чего делают? – удивился Дёмин.

– Подопытных держат.

– Типа «кукол», что ли?

– Каких еще «кукол»?

– Произведение есть одно, в нем КГБ тренируется проведению спецопераций на заключенных, которых под это дело «списывают в утиль». Перебежчик один написал.

– И куда твой перебежчик подался?

– Он не мой. То ли в Америку, то ли в Англию, не помню уже. Там и писал свои опусы про «страшные тайны» спецслужб СССР и застенки Лубянки.

– Не знаю, чего он там настрочил, но про зэков ты в тему сказал.

– Что ты имеешь в виду?

– Говорят, иногда в Матвейково доставляют смертников из колоний. А еще говорят, что их смерть перед этим фальсифицируют. Якобы заключенный умер от какого-нибудь приступа, а на деле везут в ту самую лабораторию для проведения экспериментов.

– Каких экспериментов?

– Химию вроде тестируют. Вирусы там всякие, отраву боевую… А привозят туда самых отпетых подонков: серийных убийц, педофилов и прочий сброд.

– Смотри, на верхнем этаже свет погас. – Дёмин наклонился боком, разглядывая церковь через окно Волкова. – Ждем полчаса, пока все заснут, и несем гроб на погост.

– Не заколебемся нести столько?

– Двести метров не осилим, что ли? Иваныч и при жизни Кащеем был, а сейчас и вовсе как пушинка стал – жидкости-то из тела улетучились.

– Ага. Гроб тоже как пушинка?

– Колёк, ты вроде почти в два раза масштабнее меня, а жалуешься во столько же раз больше. Приехали ведь уже. Чего канючить?

– Черт.

– И чертыхаешься вперемешку с матом, хоть и верующий. Куришь еще, выпиваешь периодически…

– Саня, я такой же грешник, как и ты. А уместный и дозированный мат – это иногда даже красиво звучит.

– Иваныч то же самое говорил: что грамотно и к месту вставленный мат – искусство. Под силу не каждому, а кто этим владеет – штучный экземпляр. Не то что малолетки извергают в подворотне, словно говна объелись.

Вдруг из кузова раздался одиночный глухой стук.

– Ёб!.. – Волков дернулся, как будто его током ударило. – Ты это слышал?!

– Стук, что ли?

– Ага. В кузове.

– Может, упало что-нибудь внутри или зверек какой-нибудь залез. Или это вообще не в кузове, а шишка на крышу приземлилась.

– Мм… – неуверенно пробормотал Волков, вцепившись обеими руками в баранку.

Дёмин аккуратно открыл дверь и спрыгнул из машины на землю:

– Пошли, посмотрим.

Волков неохотно спрыгнул следом со своей стороны.

– Давай глянем, как там Иваныч отдыхает, – подтроллил его Дёмин. – Вдруг это он стучался – сигарету стрельнуть хотел.

– Вот ты, Саня… – улыбнулся Волков, глядя на друга сквозь распахнутые двери.

– Я, кстати, положил Иванычу в гроб недобитую пачку Примы8 и карманный приемник – две его любимые при жизни вещи.

– Делать тебе больше нечего.

– А что? Утром заиграет радио, Иваныч послушает «Маяк», закурит Примстон, с соседями там поздоровается, – Дёмин продолжал беспощадно прикалываться над впечатлительным Волковым.

– Ну и шутки у тебя.

– Да ладно тебе. Иваныч с иронией к своей смерти относился. Он бы не обиделся, точно знаю.

Они обогнули Газель с двух сторон, отвязали тент кузова, медленно его приподняли и заглянули внутрь: гроб стоял на своем месте, по-прежнему закрепленный тросами.

– Иваныч, ты чего хотел? – замогильно прошептал Дёмин в сторону покойника. Волков покривился. – Ладно, пусть спит спокойно, его и так жизнь лихо потрепала.

Едва они опустили тент, как внутри кузова раздался громкий хлопок. Оба друга резко отшагнули назад.

– А вот это уже не смешно.

– А я тебе о чем? – Волков выкатил шары.

Дёмин потянулся рукой к тенту и начал снова медленно его поднимать, максимально отклоняясь и отворачивая лицо.

– Что там, бляха-муха? – нетерпеливо спросил Волков, остолбенев на месте.

Наконец Дёмин отпустил тент и сказал:

– Крест грохнулся.

– Ебать-колотить, – облегченно выдохнул друг.

– Колёк, вот я сколько тебя знаю, ты вроде такой огромный, сильный и при этом очень мнительный.

– Я не состоявшаяся творческая личность, Саня. Мне не страшно. В смысле, это не боязнь труса. Я просто глубоко переживаю действительность и всякое проявление необъяснимых явлений. Суеверный, короче. И ничего поделать с этим не могу.

– Сказать по правде, мне и самому немного не по себе. Но Иваныча сегодня нужно похоронить. Просто необычное мероприятие нам выпало, от того нервы и шалят.

– А я тебе вот еще что скажу, хоть ты и скептик насчет духовного мира. Не все так просто, я считаю. Если есть ангелы, значит существуют и черти всякие, и призраки, и прочая непознанная дичь.

– Может, и есть, спорить не буду.

Дёмин не хотел развивать потустороннюю тему, чтобы беседа не перетекла в обсуждение религии, что иногда любил провоцировать Волков, но тот продолжил-таки разговор про мистическое.

– Со мной в детстве один случай произошел. И никакая это не галлюцинация была. Просыпаюсь я как-то субботним утром, часов в десять. Мы тогда еще с родителями в городе жили, в старой трехэтажке на улице Горького. Слышу, музыка с улицы заунывная доносится, и басы по стеклам так долбят, что рамы трещат. Подхожу к окну, смотрю, во дворе гроб на табуретках стоит. Помнишь, табуретки такие штампованные были, к ним еще ножки железные с резьбой прикручивались?

– Я эти ножки по дурости юной на разборки с собой брал, когда районами стенка на стенку биться ходили. Под одежду прятал.

– Так вот. Люди вокруг гроба собрались, музыканты в трубы дудят… А я лицо умершего через окно пытаюсь разглядеть, но никак не могу понять, кто же там в гробу такой лежит. Мне стало любопытно. Пацан ведь, а тут похороны, антураж, все дела… одним словом – ужастик. Ну, я подошел к родителям, – они телек на диване смотрели, – и спрашиваю, не надо ли случаем в магазин сходить? Матушка отвечает, что надо, но только после того как толпа внизу рассосется. А мне ж интересно, хоть и стрёмно. Говорю:

«Может, я сейчас аккуратненько сгоняю, а то хотел пораньше гулять выйти?»

Батя отвечает:

«Иди, только постарайся у подъезда сильно не мельтешить. Как выйдешь на улицу, не останавливайся и сразу дуй в магазин. И чтобы не маячил у людей на виду, когда обратно пойдешь».

Взял деньги, сумку тряпичную со списком продуктов и пошел. Спускаюсь по лестнице, а мне навстречу сосед наш поднимается, Фёдор Лукич. Хороший был старик, всегда приветливый, улыбчивый… На фронте воевал, Венгрию освобождал. В зеленой фетровой шляпе гангстерской формы ходил. Были такие, с бантиком на ободке, помнишь? Старики в основном носили.

Дёмин молча кивнул.

– В общем, поднимается он мне навстречу и говорит:

«Привет, Колясик! Как твои дела, как родители поживают? Передай им спасибо, что утречком постоять пришли».

Я отвечаю:

«Все хорошо, Фёдор Лукич. Мамка с батей дома, телек смотрят. А у вас как дела?»

А он говорит, поправляя пиджак и затягивая галстук:

«Да я уже все. Чемодан только забыл в дорогу взять».

Я тогда еще не понял, что за чемодан и куда батя с матушкой постоять приходили… Попрощался с ним по-быренькому, сбежал вниз по оставшимся ступенькам, подхожу к двери подъезда, открываю ее тихонько, высовываю голову на улицу, и тут на меня вся собравшаяся вокруг гроба толпа резко оборачивается. Я немного испугался, открыл дверь пошире, выскользнул во двор и пулей скрылся за углом.

Сходил в магазин, купил, что надо, возвращаюсь назад. Думаю, надо постараться как-нибудь незаметно обратно просочиться. Опустил голову, иду под окнами вдоль стены и, когда уже почти дошел до подъезда, решил посмотреть, кто ж в гробу-то лежит. Открываю осторожно дверь, а сам в этот момент встаю на носки, оборачиваюсь украдкой и кидаю взгляд на лицо покойника…