видишь, какая погода на улице?

Я – улыбаюсь, теплом разморённая,

ласковой кошкой мурлычу влюблённо я,

только что дикой была и опасною,

раз – и ручной сразу стала, да ласковой.

Лоб подставляю – целуй мол, наглаживай,

дикую кошку балуй, обихаживай,

и не предай ни любви, ни доверия:

душу и сердце открой, но не двери мне.

Ты говоришь, что моей красотою

смог насладиться б за маленький срок –

да при условии, что я без боя

кошкой домашней легла бы у ног.

Пары часов, говоришь, бы, хватило?

Да я любого мурчанием так

не на часок, а на жизнь усыпила б –

кошке любой это сущий пустяк:

лечь у груди, под дыханье подстроясь,

вывести ритмы двух пульсов в синхрон –

и ни о чём больше не беспокоясь

ты погрузишься в мой сказочный сон.

Старые сказки плохому не учат:

перед любым колдовством человек –

слаб. Беззащитная кошка мяучит –

волю твою забирает навек.

Будешь, как раб, молоком и сметаной –

самыми лучшими только! – кормить,

холить, лелеять, считать самой-самой…

Будешь любить меня – Слышишь? – любить…

Бояться кошек – не ходить во двор

(Опаснее домашних – дворовые),

а у меня – серьёзный разговор

к тебе сегодня, знаешь ли, впервые:

я убираю когти и клыки,

дозирую до миллиметра – силу,

а ты удар (мол, в шутку же!) руки

не хочешь ли ополовинить, милый?

Мурлыкну снисходительно: терплю,

и стукну мягкой лапой по ладони –

лишь только потому, что я люблю,

велик соблазн мне дать немного боли?

Эй ты – венец творенья/человек –

расслабился, не помнишь почему-то,

что мне от милой кошечки разбег

до хищника опасного – минута.

Женщина-воин – одна в безграничном мире,

страх ей как будто не ведом и не знаком,

плачет навзрыд, заперевшись одна в квартире,

и – никому, даже френдам и под замком…

А за окном – то ли гром, то ли взрывы "Града",

рвётся в квартиру упрямо промозглый дождь

и барабанит в стекло – не грусти, не надо:

он же вернётся – он знает, как сильно ждёшь.

Женщина-воин опять соберётся с духом,

номер заветный в условленный час набрать:

"Ты там держись, дорогой, ни пера, ни пуха –

Я буду ждать, сколько надо. Я буду ждать"…

Тихо мобильник в солдатской ладони пискнет –

пальцы сжимают непрочную связи нить:

"Слышишь? Вернусь! Только, знаешь, не надо письма –

Долго идут… Постарайся, роднуль, звонить…"

Женщине-воину сложно остаться дома

хоть ненадолго – на день хоть один/на час,

если любимый (да что там – и незнакомый)

в этот момент от врага охраняет нас.

Дома остались трусливо чужие дяди –

женщина-воин по минному полю в ночь

едет к своим, что врагу не сдадут ни пяди –

страшно, конечно, но надо же им помочь.

Каждому воину вручит она подарки:

тёплые вещи, обувку, конфеты, чай,

доброго слова ей ни для кого не жалко,

каждому скажет – вернусь ещё, не скучай.

В этих глазах навсегда поселились смерти –

близких ли, дальних ли – чёрной стоят стеной,

но перед женщиной-воином вдруг как дети

светятся, свёрток к груди прижимая свой.

Женщина-воин устала, но, слёзы пряча,

по бездорожью везёт драгоценный груз.

Гуманитарку. Солдатикам. Это значит –

мы победим. Даже если нескоро – пусть.

Я хочу, чтоб точно знал и верил

ты в любом бою, в любой дороге:

я тебе всегда открою двери,

не заставив мяться у порога,

не пытая, где ты был так долго –

жив и слава Богу, будешь ужин? –

я хочу, чтоб ты в любой дороге

свято верил в то, что ты мне – нужен.

Я тебе секрет шепну – ты слушай:

ту, кого не называют всуе,

наши, Богом связанные души

не особенно интересуют,

Дан ей сверху план – она и косит

всех подряд почти, не разбирая,

"Есть дела несделанные?" – спросит –

"Много!" – говори ей, умирая, –

"Важных много дел на этом свете –

будут и на том меня тревожить"…

Чёрт с тобой, – она тебе ответит, –

делай, за тобой приду попозже…

Женщина-воин устало сложила латы,

в землю воткнула вдруг ставший ненужным меч:

и для себя хоть немного пожить когда-то

надо – не только границы свои стеречь.

Спать – не в землянке, а в чистой сухой постели,

платье – из шёлка, не робу из грубых кож

следует дамам – устала, и неужели

мир этот странный лишь только для войн и гож?

Все надоели и поводы и причины

междоусобицам глупым, и наплевать:

если война, пусть воюют теперь мужчины –

женщинам надо любить, а не воевать.

Женщина-воин у бога немного просит:

мира недолгого – чтоб о войне забыть,

волосы длинные – чтоб на подушку бросить,

друга сердечного рядышком, чтоб любить.

Женщина-воин устало сложила латы…

Ты прости – я жизнь твою ворую:

каждый день звоню минут на пять,

и экран мобильника целую –

жив же, как же тут не целовать?

Мне не очень важно – с кем ты, где ты…

"Как ты там?" – единственно спрошу,

и почти не слушаю ответы:

дышишь ты – и, значит, я дышу.

Пусть другие нас хоть на запчасти

разбирают – им не повезло

испытать, какое это счастье,

если дома ждут всему назло,

если беспокоятся и верят,

если в день любой и час любой

для тебя всегда откроют двери –

"Господи, вот счастье-то, живой!"

А многим ли в самом-то деле знакомо,

иль просто банально играют словами,

что значит привычная фраза "как дома",

и что же за "дом" мы построили сами?

Спешат ли домой к вам любимые? Или

вам стало давно одиночество другом?

Ведь чувства, что были когда-то – остыли,

быть вместе не тёплая радость, а – мука,

и связи, ненужными ставшие – душат,

и каждый запрос на внимание – лишний,

но всё же зачем-то приходится слушать

и видимость делать натужно, что – слышим.

А может быть проще решиться однажды

принять, что друг друга вы – не половины,

свой дом в новой жизни чтоб строил бы каждый,

и в нём не постылым бы был, а – любимым?