– Сэр Фипп, поздравляю, – склонилась я к нему и прошептала, – а еще я попросила короля поженить нас прямо сегодня.

– Нет, – голова Фиппа мотнулась по подушке, – у меня сын… от Гратты… он – наследник…

– Что?! – я побледнела, сердце ухнуло в пятки. Этот негодяй не захотел на мне жениться?!

– Наследник, – прошептал Фипп, – ребенок Гратты…

И закрыл глаза…

– Все, – виновато заметил Мор, – я больше не могу его удерживать…

Лекарь резко выдохнул и, пошатнувшись, сел на табурет возле кровати.

– Но… но… но, – начала я заикаться, растерянно глядя то на умирающего Фиппа, то на Мора. Все мои замыслы пошли прахом. А ведь я была уверена, что Фипп женится на мне. И даже не подумала, что получив вожделенный титул и вернув земли, он не захочет назвать меня своей женой. И куда-то исчезла вся жалость, высохли слезы. Я с ненавистью посмотрела на человека, который снова, в который раз, умудрился обмануть меня.

– Не переживайте, леди Лили, – безмятежно улыбнулся король, который все это время простоял у входа, не показываясь на глаза Фиппу, – я подстраховался, и мой секретарь подписал все документы сразу. И теперь ваш спаситель, – кивнул он на Фипа, – герцог Фабербургский. Вы его супруга, герцогиня Фабербургская, а его будущий ребенок лишен наследства. Все подписи ваш муж поставил абсолютно добровольно, в моем присутствии…

Я ошеломленно взглянула на короля.

– А вам урок на будущее, – улыбнулся он, – если вы затеяли свою игру, то надо забыть про жалость и бить туда, куда вы решили изначально. Эмоции слишком плохие советчики, леди Лили. Если хотите интриговать, то разум должен быть холоден даже тогда, когда сердце плавится от чувств. Любых.

– Спасибо, ваше величество, – склонила я голову, – я запомню.

И не просто запомню, а буду применять, пообещала я себе. Урок получился очень наглядным. Если я хочу добиться своей цели, надо забыть про эмоции. Про жалость, про любовь, про все…

Герцог Бартенбергский приехал только через несколько дней. К тому времени Фипп, которого Мор, вопреки приказу короля, все же поддерживал магией, уже умер и был похоронен на деревенском кладбище. Я даже поплакала немного. Не потому, что мне было больно, похороны Гизеллы были для меня намного тяжелее, а потому что жена. И должна страдать по мужу. И плевать, что этот муж сто раз предавал меня, раз за разом разрушая все хорошее между нами. А его отказ жениться на мне после получения титула, показал, что никакой любви с его стороны не было. Я была всего лишь возможностью получить то, чего Фипп жаждал больше всего.

Хорошо, что в этом мире не существовало религии, которая бы требовала обязательных ритуалов после смерти, поэтому похороны прошли вполне буднично. Смерть здесь считалась всего лишь завершением жизни. И даже особенно горевать было не принято.

Единственным исключением был годовой траур. Но и он существовал скорее из практических соображений. Если в момент смерти супруга вдова была беременна, то у нее было время выносить и родить ребенка так, чтобы ни у кого не возникло сомнений в его происхождении.

За эти дни ожоги почти зажили и только грубые, красные рубцы, которые я старательно прятала под длинными руками, напоминали мне о похищении и побеге. Большую часть дня я сидела за бумагами. Прокол с Фиппом заставил меня пересмотреть все мои планы, все же в них слишком часто принимали участие чувства. А чтобы ничего не забыть, я попросила у секретаря стопку бумаги, перо и запасную чернильницу, и теперь старательно записывала все, что мне нужно сделать.

– Леди Лили, – в дверь стукнул секретарь его величества, которого, как оказалось, звали Фладд, – вас требует его величество. Герцог Бартенбергский рвет и мечет, – улыбнулся он, – а он еще не узнал, что вы тут провернули, пока его не было.

– Иду, – улыбнулась я в ответ, старательно пряча вспыхнувшую внутри панику, – Орет?

– Еще как, – кивнул секретарь. Но больше ничего не сказал, да я и не ждала. Не за болтовню же его величество держал при себе молодого графа, доверяя самые личные секреты.

Громогласный, полный ярости голос герцога Бартенбергского мы услышали раньше, чем зашли в избу. Слов было не разобрать, но экспрессия ощущалась очень хорошо. Герцог, как всегда впрочем, был не в духе.

Я выдохнула и шагнула, в открытую Фладдом дверь в сени. Сразу стало понятно, о чем говорят братья. Дверь в горницу из-за жары оставалась распахнутой настежь.

– Ты совершаешь большую ошибку, Тидерик! Нельзя все просто забыть и оставить так, как есть. Ты идешь на поводу у своих чувств, а эмоции слишком плохие советчики. Ты король и должен действовать руководствуясь разумом и холодным сердцем!

Я даже фыркнула незаметно. Ну, кто бы сомневался, откуда еще мог король взять такие слова.

– Хватит, – тихо ответил его величество, – достаточно! Ты, Экберт, иногда слишком забываешься! Мне уже не четырнадцать лет, я не юнец, который не способен оценивать последствия своих поступков. Я твой король! И если я сказал, что Рейнера надо отпустить, то так и будет!

Его голос становился крепче и громче с каждым словом. И если сначала у меня появились сомнения в том, кто в этой паре главный, то сейчас они развеялись. Не знаю, была ли это какая-нибудь особенная магия, или просто внутренняя сила, но после слов «Я твой король!», я машинально присела в реверансе, а Фладд склонил голову.

Проняло даже герцога Бартенбергского. Он отступил и поклонился:

– Прошу прощения, сир…

И тут его взгляд упал на меня.

Захотелось сбежать, но я прикусила губу и выпрямилась. Шагнула вперед, переходя через порог, и снова присела в реверансе.

– Встаньте, ваше светлость, – устало махнул рукой король. Он хотел сказать еще что-то, но его перебил свистящий шепот герцога.

– Ваша светлость?! Что все это значит?..

– Это значит, – слегка склонила я голову, как перед равным, – что я теперь герцогиня Фабербургская, ваша светлость, почтенная вдова герцога Фабербургского.

– Что за бред вы несете? – поморщился герцог и обратился к королю, – что все это значит?

Король тяжело вздохнул… Он сидел за своим любимым столом, в окружении документов.

– Фладд, – негромко позвал он, и понятливый секретарь подскочил к столу и вытащил из стопки бумаг какие-то документы и протянул их герцогу. – Читай, – снова вздохнул король.

Герцог мазнул глазами по листкам бумаги, в которых я узнала те самые, что подписал Фипп.

– Вы это серьезно, сир? – спросил он у его величества.

– Вполне, – кивнул он.

– Что же, – злобно усмехнулся герцог, – вы сделали это совершенно зря. Она моя!

И резким рывком порвал документы пополам.

Я даже глазом моргнуть не успела. Только ахнула и застыла, выпучив глаза.

– Свадьба завтра, – припечатал он, недовольно сверкнув глазами…

А я беззвучно открывала рот, от шока растеряв все слова и мысли.

– Вы-ы! В-вы! – выдавила я заикаясь, – да, как вы смеете!

Не отдавая себе отчета я кинулась и принялась колотить герцога по груди, выкрикивая оскорбления. Но он только довольно хмыкнул, перехватывая мои руки.

– Не стоит так нервничать, баронесса, – он крепко держал меня, сделав шаг назад и вытянув руки, потому что я постаралась дотянуться до него ногой и пнуть как следует, – завтра вы снова станете герцогиней. Бартенбергской…

Я еще никогда в жизни не ненавидела кого-то так же сильно, как герцога в эту минуту. Он все испортил. Весь мой красиво выстроенный план в очередной раз полетел к чертям.

– Экберт, не спеши, – рассмеялся король, – неужели ты думал, что я так плохо тебя знаю и не предусмотрел такого исхода? У меня есть еще несколько экземпляров регистрации брачного союза. Леди Лили вдова герцога Фабербургского. И даже ты не можешь это изменить. И второй раз за сегодня прошу, пока прошу, – выделил он, – не забываться.

Герцог мрачно взглянул на короля, покачнулся с пятки на носок, словно хотел подойти. Но потом передумал, и резко отпустил меня и, развернувшись, выскочил из избы.