— Конешно, конешно. — Глаза Луиса аж потемнели от сочувствия. Но одновременно он пожимает плечами. — Только вы видеть… Вы возвращаться позже, ладно? Вы возвращаться позже, когда вы мочь водить. О’кей?

— Но я именно это и пытаюсь вам объяснить: когда я смогу водить, я смогу без этого обойтись. Я именно сейчас должна научиться! Как я уже сказала, для этого мне левая нога не понадобится, ведь мне придется нажимать только на газ и на тормоз, так? Так почему бы вам не принять меня и не попытаться научить? Тогда и видно будет, смогу я или нет.

Даже споря с Луисом, я не могу не подивиться иронии всей ситуации. Я, которая как скала противостояла всем многочисленным попыткам научить меня водить машину, теперь умоляю дать мне возможность сесть за руль и понажимать на эти педали, причем под руководством человека, которому явно зря доверили это занятие.

Причем умоляю я впустую, потому что Луис печально качает головой.

— Нет. Не пойдет. Забывать все, что вам говорить… Даже в академия да Сильва ты должен ходить, прежде чем водить. Понятно?

Единственное, что мне понятно, когда я с трудом спускаюсь с лестницы, так это что я должна научиться водить, и неважно, буду я когда-нибудь ходить или нет. Поэтому мне придется принять экстраординарные меры, куда более рисковые, чем уроки вождения под сомнительным руководством да Сильвы, даже если бы он на это согласился.

Я решительно возвращаюсь в свою квартиру, где сразу же, не оставив себя времени на раздумья, направляюсь к телефону и набираю номер.

— Харт.

Помимо собственной воли, я испытываю прилив радости при звуке его голоса, делового и такого знакомого, что мне кажется, будто я слышала его вчера.

— Привет, Харт. Я отвечаю на твой звонок. Или, скорее, звонки.

Пауза. Затем:

— Господи! Не может быть! Разве что… Подожди. Сегодня, часом, не первое апреля? О-хо-хо, до чего же быстро бежит время, когда ждешь телефонного звонка! — Я замечаю, что он старается подделаться под мой тон, говорит спокойно, тепло, но без эмоций. Разве что легкая небрежность Карла вполне может быть искренней.

— Ладно, признаюсь, я несколько задержалась с ответом на твой звонок.

— Совсем немного, солнышко. Я… слушай, как ты там? Столько времени прошло.

Совершенно ясно, что Карл ничего не знает о моем несчастном случае или о других невзгодах, которые выпали на мою долю с той поры, как я с ним рассталась.

— Я в порядке. — Я глубоко вздыхаю, чтобы сама себя в этом убедить. — Карл, я не буду ходить вокруг да около. Я позвонила тебе потому, что мне нужно тебя кое о чем попросить.

— Выкладывай, — говорит он. Причем с такой искренней готовностью, что я едва не влюбляюсь в него снова.

— Мне нужно… Я хочу, чтобы ты выполнил свое обещание, помнишь? Научил меня водить машину.

— Я буду у тебя через полчаса, — говорит он. — Это тебя устраивает?

На этот раз Карл свое слово сдержал. Точно через тридцать минут после того как я повесила трубку, я услышала знакомые шаги на крыльце, затем звонок в дверь. Я протащилась на костылях по коридору и, перед тем как открыть дверь, остановилась лишь на секунду, чтобы изобразить на лице подобие улыбки.

— Ну надо же! — Карл, стоящий с другой стороны двери тоже улыбается. — Вот уж неожиданность, так… — Улыбка исчезает с его лица, когда он видит мои костыли и загипсованную левую ногу. — Бог мой, что это?!

— Несчастный случай. Но сейчас мне лучше.

— Какой несчастный случай? — Карл, стоящий на моем крыльце, выглядит все таким же, и это меня беспокоит. Мне представляется невозможным, прямо-таки неприличным, что он ничуть не изменился за эти полные событий недели, прошедшие после нашего расставания. Все та же проседь на висках, которую я заметила во время последней встречи, морщинки вокруг глаз. Да и пальто из твида, которое он сегодня надел, кажется мне слегка поношенным и более подходящим для бесцветного агента из английского шпионского романа. Но, в общем и целом, он тот же самый Карл, который однажды дождливым днем появился на этом крыльце и заставил меня в себя влюбиться. Вопреки разуму и моим инстинктам.

— Наверное, мне следовало предупредить тебя по телефону, — извиняюсь я. — С виду страшнее, чем на самом деле.

— Да? — Он скептически поднимает бровь. — По мне, это выглядит довольно серьезно. Что произошло, черт побери?

— Об этом потом. Ты обещал научить меня водить машину, помнишь? Надеюсь, ты не собираешься отказываться от своего обещания?

— Ну… это надо обговорить.

Карл берет мои костыли и помогает мне спуститься по ступенькам. Даже в такой бесславной ситуации его прикосновение к моей руке заставляет мой пульс биться чаще. С одной стороны, хорошо, что моя травма более или менее снимает вопрос о сексе с повестки дня. С другой стороны, мне обидно, что я лишена даже роскоши решать, заниматься мне с ним любовью или нет.

Он помогает мне дойти до стоящей у тротуара машины. Затем открывает дверцу со стороны пассажира и помогает мне сесть. Костыли он забрасывает на заднее сиденье, а сам садится за руль.

— Ну, куда теперь?

— Предлагаю, — говорю я, — посмотреть, куда нас приведут проселочные дороги. Как тебе мое предложение?

Уголок его рта слегка дернулся, но он сделал вид, что сосредоточен на том, чтобы правильно повернуть зеркало заднего вида.

— Мне кажется, что это приятная основа для создания жизненной философии. — Затем, упорно не глядя на меня, он завел мотор и двинул машину с места.

Сидя так близко друг от друга, мы оба старательно избегаем прикосновений. Почему-то, хотя прошло так много времени, нам не о чем говорить. Не то чтобы мы ощущали неловкость. Просто создается впечатление, что мы оба приготовились ждать, и не только чтобы выяснить, куда ведут эти дороги, но и чтобы продумать условия, на каких мы эту поездку предпринимаем.

Когда он сворачивает на второстепенную дорогу, а затем и на проселочную, которая идет по пересеченной местности, я не могу с уверенностью сказать, что это та же самая дорога, по которой мы ехали раньше, или просто случайная импровизация. Вскоре, как и можно было ожидать, мощенная гравием дорога сужается и переходит в грунтовую. Карл останавливает машину, откашливается и поворачивается ко мне.

— Так насчет твоего несчастного случая. Что произошло?

— Я ехала на велосипеде. Теперь можешь смеяться.

Но он смеяться не стал.

— Не повезло.

— Да будет тебе. Ты же имеешь полное право позлорадствовать: а что я тебе говорил?

— Не собираюсь. — Он протягивает руку и берет мою ладонь. — Мне очень жаль, солнышко. И здорово ты покалечилась?

— Мне еще некоторое время придется походить на костылях, затем с тростью. А потом… ну, тут уж как получится. Но я верю, что все обойдется.

— Такая красивая нога. — Он продолжает держать мою руку, сжимая ее все сильнее.

— Через минуту ты сломаешь мне руку, — шучу я и убираю руку. Смешно, но моя мать тоже посчитала эпизод с моей ногой настоящей трагедией. — Карл, со мной все будет в порядке. Правда. — А пока я делаю все от меня зависящее, чтобы не купиться на его заботу. Даже пытаюсь вспомнить тот день, когда он послушно ушел из моей жизни, бросив ключ в посудину на столе, после того как долго убеждал меня, что не собирается от меня отказываться. И даже не пообещал, что перестанет врать мне — и моим красивым ногам.

— Почему ты мне ничего не сказала? — спрашивает он. — Почему ты не ответила ни на одно мое послание?

На этот вопрос у меня нет готового ответа. Разве что спросить, почему он меня обманывал? Но в данную минуту я не собираюсь его об этом спрашивать. Поэтому я просто пожимаю плечами и смотрю в окно, пытаясь определить, куда же нас занесло.

Здесь, за городом, куда больше видимых примет скорого приближения зимы. Между пучками стерни лежат небольшие островки пушистого снега. Насколько я могу судить, именно здесь мы занимались любовью на переднем сиденье фургона его жены. Как же давно это было!