— Карл, так больше не может продолжаться. Ты не можешь метаться между ее домом и моим. Ты и так вымотался. Надо от чего-то отказаться.

— Я знаю. Но только не это! — Он злится, но не на меня. — Не имею ни малейшего намерения отказываться от тебя. Не понимаю, почему я должен?..

— Я тоже не понимаю, — говорю я. И потом, не зная, что еще сказать, я позволяю ему обнять себя. Как будто мы нашли решение этой проблемы и заработали право скрепить его поцелуем.

Итак, вы хотите показать вашему псу, кто хозяин! Так называется книжка, которая недавно неожиданно и без приглашения вторглась в мою жизнь. Я знаю, как она называется, потому что Дана специально читает заглавие каждый раз, когда зовет меня во двор на быстрый урок послушания.

«Итак, вы хотите показать своему псу, кто хозяин?» Снова! Знаете, на случай, если я не расслышал — в первые четыреста раз. Тем временем она полностью обходит вопрос, с какой радости я вдруг стал «ее» собакой и что в ней есть такое, что позволяет ей претендовать на роль «хозяйки».

— Начинать дрессировку, — продолжает она читать, — можно в любом возрасте. Даже несмотря на плохое раннее воспитание и решимость взрослого объекта придерживаться устоявшихся вредных привычек.

Фу, какое облегчение! Я хочу сказать, было бы обидно обнаружить, что ее преклонный возраст, плохое воспитание и ослиное упрямство лишат ее той пользы, которую она может получить от моего обучения.

Это вовсе не так смешно, как кажется. В смысле, ведь было бы очень приятно, не правда ли, выпустить его из машины за городом, рассчитывая, в пределах разумного, что он вернется назад? Ладно, пусть Мерфи — не Фидо Каппа, как Удивительная Грейс. Он даже не Белый Клык. На самом деле, Мерфи собака совсем другого плана. Вовсе не мудрый и не желающий поумнеть, он — просто хитрец. Наверняка уже по этой причине ему пойдет на пользу, если некоторые неровные грани его характера будут сглажены, верно ведь?

Смотрим дальше. «Парфорсный ошейник станет вашим лучшим помощником. Он даст вам возможность вносить исправления и заставлять собаку выполнять вашу команду путем резкого рывка за поводок».

Быстрый, резкий?.. Дергает и дергает меня за шею, будто я — подвесной лодочный мотор, который отказывается заводиться. Наверное, это наказание за то, что я заснул во время показа видеофильмов про дрессировку, которые она понатащила домой. Например, эти жуткие фильмы, кажется, они называются «Удивительная Грейс», во время которых она пытается заставить меня сидеть смирно и не дремать.

Господи, как же я ненавижу эту хорошую-прехорошую собаку, к тому же любой дурак сразу поймет, что это кобель! Во всяком случае, большую часть экранного времени. На самом деле там целая шайка этих ребят, и каждый — еще более послушный и замечательный, чем предыдущий. Еще раз доказывая — если нужны эти доказательства — что существует очень немногое, чего бы мы не сделали за подачку.

Но если серьезно… неужели эта изящная Грейс и есть то, что кажется Дане очень хорошей собакой? Не ради ли этого идеала мы паримся здесь, во дворе, ни с того ни с сего пытаясь выяснить с помощью насилия, кто же все же хозяин?

Наверное, в таком тяжелом случае, как Мерфи, разумнее было бы отдать его на обучение специалисту. Кому-нибудь вроде О’Райана, которому нравится играть Пигмалиона в отношении Пэлов нашего мира, любителей полизать яйца. Но в последнее время я его почти не вижу. Во всяком случае, с той поры, как на сцене появилась ненасытная Карен, чтобы сбить его с ног (четырнадцатого размера).

Кроме того, Мерфи, хоть и, слава богу, не мой пес, но живет под моей крышей. Я ни в коем случае не хочу делать из него возвращающуюся домой Лесси, но … неужели так сложно выжать из него хоть какую-нибудь положительную реакцию? Я ведь на бумаге делаю это постоянно с Удивительной Грейс. Почему я не могу сделать того же здесь у себя, на заднем дворе? «Мерфи, сидеть! Сидеть! Слушай, Мерфи, когда я говорю „Сидеть“, надо садиться, понял? Не заставляй меня поправлять тебя каждую секунду!»

Заставляю ее? Давайте выясним, кто кого заставляет: это Я заставляю ее дергать цепь, впивающуюся мне в горло? И как мне это удается? Что это, игра света, которая создает впечатление, что я подмигиваю ей, будто бы подавая сигнал — валяй, делай мне больно?

Кстати, с чего это она так зациклилась на этом «Сидеть!»? Я самостоятельно, много лет назад разобрался, что нужно делать, чтобы сесть. Однако теперь я часами слышу «сидеть, сидеть, сидеть», и при этом она сильно дергает за цепь. И еще ладонью давит мне на зад, чтобы я лучше понял.

«Мерфи, сидеть!» — все более отчаявшимся тоном, который предполагает, что мы можем добиться мира во всем мире, если я опущу свой зад на траву. И если я этого не делаю… «Мерфи, это для твоей же пользы, — говорит она и даже честно смотрит мне в глаза. — Может, сейчас тебе так и не кажется, но ведь я пытаюсь дать тебе немного свободы».

Да уж! Конечно! Именно это она и делает! Смешно, с того места, где я сижу (наконец-то), мне совершенно так не кажется. Мне представляется, что, скорее, она пытается дать что-то самой себе. Ощущение, что есть такое место, где она в самом деле босс.

С другой стороны, разве выражение «дать свободу» не противоречиво по своей сути? Инструмент. Вот что, скорее всего, я пытаюсь ему дать, чтобы он сам мог выковать свою свободу.

«Свою собственную свободу». Только послушайте меня! Как будто я, как добрая фея, могу ее всем раздавать. Как будто я в состоянии помочь кому-либо, включая себя…

— Нет, Мерфи, вернись, не ходи туда. — И ты не ходи туда, Дана. Это опасный образ мыслей. — Мерфи, давай пойдем в дом, ладно? Хватит на сегодня.

Да, на сегодня хватит. Хватит учить собаку, кто хозяин. Прежде чем один из нас поймет наверняка, что тот, кто учит, обычно боссом быть не может.

Карен внезапно охватило желание погулять со мной. Во всяком случае, так она объяснила Дане, когда вдруг появилась у нас и выступила с этим предложением.

— Ты шутишь, — сказала Дана, которая так удивилась, что забыла пригласить ее войти. — С каких это пор ты гуляешь? Да еще с собакой, которая тебе даже не нравится.

— Вполне он мне нравится, — возразила Карен. — И я гуляю ПОСТОЯННО. Помогает размышлять, когда я придумываю номер.

И все же Дана сомневалась. Затем прищурилась и перевела взгляд с Карен на меня и обратно.

— Это внезапное желание потратить драгоценное время на Мерфи… Не связано ли оно, часом, со столь же внезапным желанием захороводить моего приятеля О’Райана?

Карен взглянула на меня пустыми округлившимися глазами.

— Ты о чем?

— Да ладно. Пусть сам о себе заботится.

— Я не имею НИ МАЛЕЙШЕГО понятия, о чем ты толкуешь, — прощебетала Карен. — Теперь скажи, его ведь нельзя спускать с ПОВОДКА?

— Нельзя. Представь себе, что это О’Райан.

— Ты ЗАБАВНАЯ, лапочка. Никогда не хотела стать КОМИКОМ?

Тащиться через овраг с Карен — совсем не то, что гулять с Даной. Во-первых, Карен несет с собой магнитофон и репетирует, повторяя одни и те же фразы снова и снова, причем очень громко. Во-вторых, у ее наряда одна цель — чтобы нас заметили.

На ней свитер с блестками, обтягивающие блестящие брюки и серьги в форме бананов. Люди, которые нам встречаются — разные бегуны, собачники, любители птиц и редкие старики — все вопросительно на нее смотрят и поднимают брови, заслышав ее речи, произносимые в микрофон.

Но Карен словно ничего не замечает. Она не замечает даже меня, пока ей на глаза не попадается мужчина, идущий нам навстречу. Явно из клерков, в плаще и начищенных ботинках, идет медленно, глядя себе под ноги. Симпатичный. Мне это становится ясным, когда Карен притормаживает и выключает свой магнитофон.