Литмир - Электронная Библиотека
ВАШ ЮМОР МОЙ ЮМОР
Фальшивая собачья блевотина Настоящая собачья блевотина на лестнице
Собака, курящая трубку Собака, грызущая трубку
Хорошо одетый человек, наступающий на собачье дерьмо Хорошо одетый человек, поднимающий собачье дерьмо
Собака, ловящая летающую тарелку Старый хиппи, промахивающийся мимо летающей тарелки
Собака, рычащая на собаку по ТВ Человек, матерящийся с экрана
Бутик для щенков под названием «Беременные лапы» Бутик для щенков
Футболка с надписью «Жизнь — сука» Футболка с любой надписью
Запись хора собак, лающих популярную песню Мерман Запись Этель, исполняющей популярную песню
Собака с привязанными к ушам рогами в Рождество Мужчина в феске в любое время
Юмореска, в которой собаки говорят смешные вещи Пописать на напечатанную юмореску, в которой собаки говорят смешные вещи
Глава четвертая

Как правило, я не готовлю. Это еще слабо сказано! Как правило, мой холодильник пуст, а в морозильнике нет ничего, кроме пакета на молнии с чем-то, подозрительно напоминающим останки Джимми Хоффа.

Сегодня же, без всякого предупреждения, меня охватило атавистическое желание приготовить Карлу ужин. Действительно атавистическое, потому что в последний раз оно меня охватывало в те далекие годы в студенческом гетто, когда я решила найти путь к сердцу Марка Баннермана с помощью горячего чили.

Не то чтобы я рассчитывала с помощью такого ужина добиться столь же убедительных результатов. Просто… Вопрос ставится таким образом: смогу ли я? Учитывая, что прошли долгие годы с той поры, когда я затрудняла себя более изощренным кулинарным изыском, чем мюсли с творогом. Я даже вспомнить не могу, что же я вообще когда-то пыталась приготовить, равно как и не могу сходу сказать, газовая у меня плита или электрическая.

Нет никакого смысла звонить маме и просить рецепт какого-нибудь блюда. Поскольку единственное, что готовила мама, были финиковые коржики, которые весьма успешно выжили из кухни меня и мою сестру еще до достижения нами подросткового возраста.

Ах да, эти коржики с финиками… Хоть они и не являются кратчайшим путем от желудка мужчины к его сердцу, ими в моем воображении была выложена дорога в мое же подсознание, которую я представляю себе как мозаику из фирменных коржиков Айрин Ягер.

Они прекрасно пахли, когда их вытаскивали из духовки. Но стоило им остыть, и они становились жесткими и несъедобными, напоминая полимерные отходы ракетных исследований. Даже мой отец, который, по моему убеждению, спокойно закусил бы плутонием, попадись он ему в холодильнике, вынужден был заключить отдельное специальное перемирие с материнскими коржиками.

Одно из самых моих ярких детских воспоминаний, в точности которого я не сомневаюсь, это мой отец, тайком сующий в карман стопку каменных коржиков, которые он позднее переправит в гараж. Насколько я помню, там он их хранил в деревянном ящике из-под персиков, под грудой измазанных краской тряпок. Этот ящик стал пристанищем для всех коржиков, которые он якобы съел в течение многих лет.

Еще я помню, как он вытаскивал коржики из ящика и подкладывал их под колесо машины, которая забуксовала на дороге.

— Трение, — насколько я помню, объяснил он мне и заговорщически подмигнул. — Ни слова матери, поняла?

Учтите, вполне возможно, что я все это придумала. Но материнские коржики действительно существовали. Наверное, они сыграли немалую роль в отсутствии у меня кулинарных талантов, с чем я должна была либо смириться, либо сделать последнюю мужественную попытку восстать против моей генетической конструкции. Именно в таком решительном настроении — сделай или умри — я шагаю к телефону и набираю номер Карла.

— Харт, — слышу я.

— Привет, Харт. Так ты сегодня приходишь или как? Я готовлю ужин.

— Ты… Бог мой, во имя чего?!

— Не бери в голову. Это своего рода соревнование между моей матерью, мной и группой поддержки кулинарных «чайников», которую я собираюсь организовать в ее честь. Ты только скажи, во сколько придешь?

— Ну, тут такое дело… Точно сказать не могу. Кстати, одна черта, которая мне в тебе очень нравится, так это то, что ты никогда не заставляешь меня назвать точное время.

— Это то, что тебе во мне больше всего нравится? Ты что хочешь этим сказать? Допустим, я умру сегодня днем, а тебя попросят прийти и сказать несколько слов на похоронах, тогда все, чем ты сможешь поделиться с опечаленной толпой, будут воспоминания о том, что главным достоинством покойной был ее низкий уровень самооценки?

— Вроде того. Разве что ты предпочтешь в этот грустный день быть помянутой как женщина, способная издавать горлом милый слабый звук в момент оргазма? Хотя, если подумать, этот трогательный факт может быть знаком слишком многим из оплакивающей тебя толпы.

— Я собираюсь приготовить ужин, черт побери, придешь ты или нет! Так что будь здесь ровно в семь.

* * *

Я только начинаю возиться с украшением моей столовой свечами, настоящими тканевыми салфетками и раскладывать приборы, которые, как ни странно, мне удалось подобрать в комплекте, как звонит телефон.

— Алло?

— Приветик, солнышко.

— Угу. Ты опаздываешь.

— Немного. Я как раз выхожу из офиса, и…

— Значит, ты будешь здесь когда? Через двадцать минут?

— Не совсем. Я должен заехать к себе… к Вивьен по дороге. Там какая-то заварушка… с одной из девочек. Не знаю точно, что именно, она слегка в истерике. В смысле, Вив. И все же я буду у тебя где-нибудь в половине… ну, скоро. Годится?

Годится? Не совсем совпадает с моим любимым представлением о жене Карла, якобы не способной на истерики. Особенно сегодня, в этот выдающийся день, когда в моей духовке уже идеально подрумянилось хрустящее печенье.

— Ладно, я попытаюсь все отложить на час. Но через час ужин будет на столе, независимо от того, появишься ты или нет.

* * *

В двадцать минут девятого булочки к ужину, давно вынутые из духовки, остыли и превратились в булыжники, а я пытаюсь отмести прочь все крепнущую уверенность, что проклятие моей матери передалось мне по наследству. Вместо того чтобы впасть в отчаяние, я стараюсь направить свою положительную энергию на приготовление идеального суфле, тем более что за эту неделю у меня было много шансов это дело тщательно отрепетировать. Поскольку это уже третий вечер, когда я пытаюсь накормить Карла ужином, и третий вечер, когда я вынуждена смириться с обстоятельствами и выкинуть это «произведение искусства» в помойное ведро нетронутым, но определенно — осевшим и потерявшим всю «взбитость» и воздушность.

Да, мои кулинарные способности, надо признаться, явно ниже среднего.

* * *

Уже без двенадцати минут десять, и мое пятое суфле почти за столько же дней превращается в бесформенную «дрызгу», когда звонит телефон. Только не Карл, господи!

— Алло?

— Черт, солнышко, я так виноват! Тут небольшая проблема с Андреа. — Голос у Карла низкий и тихий, как будто он боится, что телефонная линия ненадежна и прослушивается. — Но я сделаю все, чтобы приехать через час.

42
{"b":"878001","o":1}