На скамейке у старого дома,
У берёзы, что стала большой,
Он сидел, вспоминая всё снова,
Тот далёкий единственный бой.
Он не шёл всю войну год за годом,
Не форсировал реки в боях,
Не тонул он под Вязьмой в болотах,
Но от памяти слёзы в глазах.
Его как-то весной упрекнули:
«Да ты, дед, негеройский солдат!
Вон другие наград хватанули
И для фото, ты стань-ка назад».
Он ушёл, ничего не сказав,
Похромал деревянной ногой.
Дома старые снимки достав,
Окунулся в единственный бой.
Что он мог рассказать о войне?
Как крестился мальчишкой в дыму,
Как друзья погибали в огне,
Неужель интересно кому?
Как от страха стрелял наугад,
Политрук без руки умирал
И шептал: «Ты не вздумай назад!» —
И их взвод высоту удержал.
Только не было взвода потом,
Он один, без ноги и седой.
Рассказать бы об этом, о том,
Инвалидом направлен домой.
В День Победы он дома один
Свою память опять растревожит,
И, довольный парадом большим,
Назовёт целый взвод, это сможет.
Молча выпьет, наденет медаль,
И слеза будет памятью павшим,
А потомков мне искренне жаль,
Негеройским его обозвавших.