– Договор также заключается и на период испытательного срока.

– Ну, а кем я тебя оформлю? Разнорабочим? Так ты у меня и будешь получать двадцать семь в месяц. А если фрезеровщиком – так все семьдесят.

Мои глаза загорелись. Семьдесят тысяч. Это всего-то четыре месяца работы. Ну, если забыть про траты на еду, аренду и транспорт. Четыре месяца и я издам первый тираж своей книги.

– Или я тебя на сделку поставлю – так можно и двести в месяц заработать. Понимаешь?

Горло сжалось от волнения. Я с трудом представляла такие деньги. Мне сразу же почудились пачки пятитысячных, которые бы не помещались в руках.

– Держи, – Владимир Ильич протянул мне документы. И я, не в силах говорить да и просто соображать, только и смогла, что кивнуть и уйти.

Двести тысяч. Двести! Не просто двести – двести тысяч! Это были баснословные деньги для меня. Невероятные. Неосуществимые. Заработать за один жалкий месяц целые двести тысяч.

Это значит, что всего за каких-то полтора месяца, ну ладно два, я смогу издать свой роман. Мечта так близко маячила перед носом, что я рисковала заработать косоглазие, пялясь на нее так беспардонно.

Всего два месяца работы и я смогу полностью погрузится в ведение блога и написание новых историй. Всего каких-то два месяца, а за ними желанная жизнь. Нужно только потерпеть, поработать ударно, постараться и все будет, как в розовых сладких мечтах.

Но я тут же ударила себя по рукам. Не стоило обнадеживаться раньше времени. Владимир Ильич сказал, что две сотни получают на сдельной зарплате, а любые слова работодателя можно делить на два. Что если он назвал потолок, а что если приукрасил или округлил? Лучше всего, ориентироваться хотя бы на зарплату фрезеровщика. Хотя, с моим вторым разрядом, стоило закатать губу и на этом.

Я принялась воодушевленно батрачить. Таскать коробки, мести полы, подменять коллег. Серьезно меня никто не воспринимал. Чего и стоило ожидать от великовозрастных работяг.

– Это ты сейчас в облаках витаешь, в телефоне сидишь, чтобы потом в свои инстаграмы фоточки делать? А ты попробуй двадцать лет у станка простоять. Вот и будешь красоваться.

– Ага, гляди, все строчит что-то, может это? Доносы на нас?

– Отстаньте от нее, может учится? Ей надо институты кончать или замуж. А здесь девке не место.

– Не место, – соглашались остальные на обеде. Люди только смеялись, пока я в торопях глотала холодные макароны, и писала идеи для новых видео в заметках телефона. Мне было плевать на все смешки.

В лучшем случае мне придется проторчать здесь только два месяца. За это время, я даже могла бы поддерживать жизнь на ютуб-канале. Сейчас можно выкладывать те видео, что заранее сделаны. А по мере занятости записывать потихоньку ролики, которые выйдут во второй месяц работы. Только бы придумать что-нибудь интересное, но простое.

"Книги, которые должен прочитать каждый"?

"Лучшие книги в подарок близким"?

"Топ-5 книг, которые ты должен немедленно сжечь"? Нет, топы давно никто не смотрит.

"Он вам не Дмитрий Быков". Черт, нет, меня же съедят.

"Каких книжных видеоблогеров стоит смотреть"?

"Почему современная литература такая всратая"?

Или может просто как-нибудь сесть и прочесть бестолковую книжку и поорать на нее на камеру? Тогда надо выбрать что сейчас популярно.

Вот только возвращаясь домой, я каждый раз садилась за работу и не могла себя заставить даже закончить монтировать старое видео. Я открывала монтажную комнату и глядела до отупения на часы бесконечного бестолкового видео.

Так и прошла неделя: в мыле, в страданиях и неопределенности. А сейчас я каким-то образом оказалась посреди кухни великолепного соседа, грела ноги в его тазике и пыталась понять, кто я. Вот кем я работаю? Писателем? Видеоблогером? Станочником? Лучше бы я и вправду дралась в грязи за деньги…

– Вьетнамские флешбэки? – с улыбкой спросил Виктор.

– Вроде того.

– Если это что-то криминальное, то лучше не говори.

– Да нет, просто сложно сформулировать. Можно сказать, я разнорабочая.

– Необычный выбор.

– Я его принимала примерно также как и президента.

– Не понял.

– У меня не было выбора.

– Понял.

Мой телефон зашелся истеричной трелью. Впопыхах натянув на мокрые ступни носки, я бросилась ответить на звонок.

– Васенька, – послышался старческий и нежный голос старушки, – спускайся, забери ключики, я подъехала к парадной.

– Да, спасибо большое, бегу!

Я суетливо убрала телефон, подскочила к выходу, второпях втиснулась в сапоги и, прежде чем нажать на ручку двери, потянулась по привычке к прощальному поцелую. Виктор стоял привалившись плечом к косяку, его руки были сложены на груди, а глаза скучающе обращены ко мне. Не знаю, понял ли он, что делает, когда едва склонил голову мне навстречу, но я быстро одернула себя, отвернулась, выпрыгивая из квартиры.

У меня не было ни сил, ни терпения ждать лифт, так что я опрометью бросилась в сторону лестниц и мигом сбежала на первый этаж, перепрыгивая по пол пролета за раз.

– А, Васенька, – меня обдал морозный ветер, уколовший разогретую кожу щек и рук. Я не сразу смогла совладать с холодом и разглядеть пожилую даму за рулем внедорожника. Машина скрывала за матовыми грозными стеклами бабусю, чьи кудряшки белоснежных локонов и громоздкие очки на цветастой цепочке бусин резко контрастировали с брутальностью одежды и транспорта. Старушка высунула из окна худощавую руку, звякнула ключами и сказала ласково, – я подожду, открой дверь и спускайся обратно.

Я послушно кивнула, расторопно, не тормозя, выхватила связку и приспустила наверх. В Петербурге с бабками не шутят.

***

Прерывающийся звон, шипение, хлопки искр подняли Виктора из постели до восхода солнца. Домофон захлебывался в сломанной мелодии, не переставая шуметь даже когда Виктор поднял трубку. Пришлось выключить устройство вовсе. И, вместо того, чтобы лечь спать, оставив эту проблему до лучшего времени, Виктор позвонил в домофонную службу.

Там его конечно же обматерили, но пообещали прислать работника.

И вот уже битых десять минут тот стоял на пороге, держа дверь нараспашку, и сонно разглядывал сломанную трубку.

– И прямо искрилась? – недоверчиво спросил он.

– Искрилась.

Работник цокнул языком, мотнул головой, упер руки в бока. Вздохнул тяжело:

– Да, дела. Ну, тут разбираться надо. Подай-ка плоскую отвертку.

Работник принялся разбирать пластиковый короб домофона, оставив хозяину квартиры заботы по поиску инструментов в своей рабочей сумке.

А Виктор, хоть и не интересовался ремонтными штучками, уж мог различить крестовую отвертку от плоской. Он без труда выудил необходимое, когда дверь напротив распахнулась.

– Доброе утро, – поприветствовал Виктор. Глаза Васи в ответ расширились, она замерла испуганной мышкой, и попыталась медленно закрыться обратно.

– Ха! – послышалось вдруг весело от работника службы, – угробить меня решил?

И Вася и Виктор обратились к мужчине лицом, пока тот продолжал ковыряться в технике, отмахнувшись от предложенной Виктором отвертки.

“И что не так?” – одними бровями спросил Виктор у соседки. Та мягко улыбнулась и охотно подсобила: присела у сумки с инструментами и легко достала новую – практически такую же отвертку.

– Ага, спасибо, – отозвался рабочий. И Виктор взивлся, раздраженно взмахнув рукой, он будто безмолвно спрашивал “а в чем разница?”. И Васька едва слышно шепнула ему на ухо:

– Резиновая ручка не проводит электричество, – девушка не переставала улыбаться, ее бесконечно смешило то, что Виктор мог не знать такой очевидной мысли. Даже более того, Вася решила проверить мужчину. Достала из той же рабочей сумки две упаковки с мелочевкой, и спросила тихонько, – где шурупы, а где болты?

Виктор ткнул наугад. Он отчего-то сам улыбался, когда видел довольное выражение лица Васи, а потому легко вовлекался в ее игры. Девушка только подавила смешок: