Лес закончился, и их взору предстал Чуров лог. Чуть выше на возвышенности располагалось село. Мальчик попрощался с девочкой, заглянув в ее зеленые-презеленые глаза, и стал спускаться вниз. Скоро он пересек большую асфальтовую дорогу. У дома его поджидала бабушка Надя:
— А я уж было, собралась уходить, да вижу, кто-то идет, — сказала она, слегка потрепав рукой русые волосы внука. — Пошли, я тебя вначале накормлю.
Когда Евгеша пообедал, он спросил у бабушки Нади:
— А ты, куда собираешься сходить?
— К дяде Саше. Он в последнее время, прячется от меня, к телефону не подходит, какой-то не хороший стал. Хочу разобраться и если что свозить его к знахарке бабе Любе. Сам он к ней не съездить.
— А ты иди к дедушке. Он там во дворе, дровами занимается, — и бабушка Надя махнула рукой.
— Нет, я тоже пойду к дяде Саше, — сказал мальчик, вспомнив о разговоре с Лукьяном Пантелемоновичем, и побежал переодеваться.
Дядя Саша жил в центре села в каменном доме. Чтобы сократить путь бабушка Надя сказала Евгеше:
— Пошли огородами!
— А это как? — спросил мальчик.
— Пошли, узнаешь, — и бабушка Надя торопливо засеменила вдоль большой асфальтовой дороги. Евгеша поспешил за нею. Когда они добрались до перекрестка, бабушка «нырнула» между улиц и пошла по меже вдоль огородов. Мальчик и опомниться не успел, как оказался возле дяди Саши. Он копал картошку.
— Ну, как уродила? — спросила бабушка Надя.
— Уродила! — ответил дядя Саша, — можно копать. Только вот времени нет. Еще дрова не убраны, как свалил возле сарая, так и лежат. Работы много. Не знаешь, за что и хвататься.
— На картошку времени нет, — сказала бабушка Надя, — на дрова тоже, а в лес с ружьем бегать каждый день время находишь?
— Так-то в лес, — ответил дядя Саша. — Сама знаешь: «охота пуще неволи».
— Знаю, знаю. Вот и пришла, чтобы тебя от нее — от неволи этой освободить.
— Не ты одна хочешь освободить! Сегодня утром в лесу встретил «мрачного старика» так тот тоже напирает на меня. Правда, если бы только говорил или кричал, а то ведь и мешать вздумал. Думаешь, я бы не принес волчицу? Давно! — и дядя Саша с силой вогнал лопату в землю, — Мухтар бы мне помог. Но понимаешь, пробежал по следу метров двести, остановился вдруг и как щенок заскулил. Почему я его сегодня не взял? Не идет, боится. А кого? Его, «мрачного старика»!
— Да, ты правильно говоришь, боится! А ты разве его не боишься? — задала вопрос бабушка Надя.
— Да, и я боюсь! — ответил дядя Саша.
— А напрасно, — сказала бабушка Надя. — Вот Евгеша, твой племянник хотя и маленький, но не боится. А почему? Потому что понял его. И ты должен понять его и примириться с ним. Он ведь нам родственник.
— Не нам, — буркнул дядя Саша, — а черту! Ты спроси у отца. Он еще, когда мальчишкой бегал, видел «мрачного старика». Так тот с тех пор ничуть не изменился. Каким был таким и остался. Колдун он. Не зря же люди говорят о нем, что он пьет молоко волчиц вот и не стариться.
— Так, значит, это тебе отец говорил, что он колдун, — спросила бабушка Надя.
— Нет, он прямо так мне не говорил, — ответил дядя Саша. Да это и не важно. Я сам видел, как Мрачный старик превращался в оборотня и гонял мужиков, которые рубили лес.
— Стало быть — превращался? — спросила бабушка Надя, заглядывая в глаза своему сыну.
— Да! — ответил дядя Саша.
— Значит колдун? Теперь, мне понятно, — сказала она, — отчего у тебя не заладилась жизнь, а ведь все могло быть иначе. Стал бы лесником. Женился. Жил бы как все люди. А так, что у тебя: одни только разногласия. Испортил себе будущее, — бабушка Надя замолчала, а затем продолжила, — и не только себе, но возможно, и Сене, своему брату. Он ведь тоже, как и ты мечтал быть лесником. Однако ни ты им не стал, ни он!
— Я-то не стал лесником по понятной причине, — ответил дядя Саша.
— Да, по понятной…, — дополнила его бабушка Надя, — испугавшись Лукьяна Пантелеймоновича.
— Ну, пусть будет так, хотя можно было бы сказать и иначе, не захотел заниматься всей той чертовщиной, которой занимается Мрачный старик. А вот, что Сеню заставило искать счастье на стороне? — спросил дядя Саша.
— Как что? Ты после стольких лет еще и не понял! Сеня как старший брат уступил тебе, уступил потому, что Лукьян Пантелеймонович свое место лесника готовил для тебя. А ты не смог этого увидеть, вот и мучаешься!
— Почему мучаюсь?
— Да потому! Мучаешься! И брат твой тоже мучается! Почему, думаешь, он не остановился после окончания института, поступил в аспирантуру, готовиться к защите, да потому, что, забираясь, все глубже и глубже в дебри науки, пытается найти себя. Детская мечта она крепко держит.
— Выходит, мне нужно было примириться с «мрачным стариком» и все было бы хорошо!
— Выходит, что нужно было, потому что он свой! — сказала бабушка Надя, — родственник, а ты, увидев один раз что-то такое необычное в его поведении, испугавшись, больше прислушивался к словам чужих людей, даже не пытаясь разобраться. А ведь мог подойти хотя бы ко мне и поговорить. Так нет. Все держал в себе, совсем не думая о том, что, если Лукьян Пантелеймонович выбрал тебя, а не Семена ты обязан был стать его преемником. Люди, да будет тебе известно, обладающие такими знаниями как он не могут не передать их кому-нибудь из своих близких. Тебе свои знания и хотел передать Лукьян Пантелеймонович. Ведь они у него от прапрадедов, не только его, но и наших: твоих, вот его, — и бабушка Надя показала пальцем на Евгешу, от прапрадедов, людей-волков, живших задолго до прихода сюда других людей. И ими не следует разбрасываться. Ты должен был их принять, а не ссориться с Лукьяном Пантелеймоновичем. Родственники всегда должны жить в мире. Твое сопротивление по отношению к нему, — бабушка Надя посмотрела на сына, — я все больше начинаю думать, вызвано не капризами, а твоей болезнью.
— Какой там болезнью? — ответил дядя Саша, — ведь я себя чувствую превосходно.
— Не говори, — сказала бабушка Надя. — Физически пусть ты чувствуешь себя и превосходно, но что у тебя там внутри, на сердце? Можешь ли ты, укладываясь вечером спать, спокойно смежить глаза?
— Нет! Засыпаю я с трудом, — согласился сын. — Да и сон, какой-то у меня плохой. Хотя и принимаю снотворное.
— Вот, — сказала бабушка Надя. — Все ясно. Ты болен, а болезнь, как известно нужно лечить, поэтому, чтобы бы ты не говорил, собирайся-ка, поедем к знахарке, бабе Любе.
— Прямо сейчас! — спросил дядя Саша.
— Да прямо сейчас, — ответила Бабушка Надя.
Сын беспрекословно собрал в корзину выкопанную картошку, взял лопату и пошел к дому. Следом за ним пошли бабушка Надя и Евгеша. Дядя Саша зашел в дом, бросил корзину в коридоре и запер двери, затем направился в гараж. Евгеша побежал открывать ворота. Бабушка Надя вышла на улицу. Когда дядя Саша выехал со двора и остановился, они забрались в салон автомобиля, и направились к знахарке бабе Любе.
Улица, на которой стоял ее дом, также, как и улица где жила бабушка Надя с дедушкой Володей подходила к Чурову логу, только с другой стороны. Когда они вылезли из машины и вошли во двор, то услышали голос бабы Любы. Он доносился с огорода. Направившись к ней, они увидели хозяйку. Она шла к дому. Чуть подальше, в сторону Лукьяновского леса удалялся какой-то гость. Со спины он очень уж был похож на «мрачного старика».
Поприветствовав гостей, баба Люба пригласила их в дом. Пройдя через полутемные сени, бабушка Надя, дядя Саша и Евгеша вошли в комнату, следом за ними — баба Люба. Осмотрев дом, мальчик уловил сходство его с домом лесника.
Когда гости уселись, хозяйка, справившись о здоровье бабушки Нади, вдруг взяла Евгешу за руку и, подержав ее, какое-то время, сказала:
— У тебя все нормально мальчик, страхи, которые жили в твоем сердце и долго не давали покоя, уже никогда не причинят тебе вреда. Ты вылечился и вылечился не только благодаря помощи бабушки Нади, а и потому что оказался очень сильным мальчиком. А вот твой дядя Саша, — и баба Люба, перехватив его руку, подняла глаза, — болен, так как не сумел преодолеть свои страхи и живет с ними с самого детства. Может по этой причине он и одинок в жизни. Баба Люба замолчала. Задумалась. Однако руку дяди Саши не отпускала, а продолжала сжимать, как бы стараясь выдавить, из него, все болезнетворные микробы, чтобы облегчить ему жизнь. Дядя Саша тоже молчал. Руку свою хотя и не вырывал, но видно было, по лицу, что сопротивлялся. Его бросало то в жар, то в холод. Продолжалось так не долго. Наконец знахарка отпустила его руку и встала. Подождите, я сейчас, и она вышла в сени. Через минуту или две баба Люба пришла с кувшином. В нем было молоко. Набрав в рот, она окотила дядю Сашу молоком, а потом сказала:
